Вернувшись на кухню, он приготовил себе чаю. Элиза видела, что Даррин устал, и хотела бы сама заварить ему чай, но не знала, как это сделать.
Маленький ягненок умер через час. Вечером, за ужином, у Элизы почти не было аппетита. Она едва сдерживала слезы, а граф сидел спокойно, с невозмутимым лицом, и, кажется, совсем не думал о смерти ягненка.
Конечно, она знала, что ягненок был слишком маленький, чтобы выжить. Она знала, что у него не было шансов. И все же она ничего не могла с собой поделать и очень грустила о нем. После ужина она снова уселась на стульчике, решив во что бы то ни стало спасти второго ягненка.
Даррин отослал ее спать в десять часов.
– Совершенно ни к чему сидеть тут всю ночь. Вы все равно не сможете ему помочь.
– Но вы останетесь с ним?
– Еще немного, – ответил он уклончиво. Элиза посомневалась, стоя в дверях. У нее было подозрение, что, как только она уйдет, граф сам немедленно поднимется в свою спальню и ляжет спать, оставив несчастного ягненка одного.
Даррин поднял брови и удивленно посмотрел на нее. Она вынуждена была уйти.
Закрывшись в своей спальне, Элиза подбросила уголь в камин и, сев на один из стульев, стала ждать. Она не собиралась ложиться. Нет, она подождет, когда он поднимется по лестнице и удалится в спальню. Потом Элиза спустится на цыпочках вниз и будет следить за ягненком.
Долго ждать ей не пришлось. Элиза скривилась в усмешке. Лестница заскрипела под его шагами, граф протопал по коридору и закрыл за собой дверь. Вот уж действительно – «немного»!
На кухне все было прибрано, стол чистый и готов к утреннему чаю. Элиза наклонилась над ягненком, и ей показалось, что задняя дверь хлопнула. Этот старый дом полон разных таинственных звуков, подумала Элиза и пожала плечами. Вон как пол скрипит!
Было часа два ночи, когда ягненок пошевелился и слабо бякнул. Элиза очнулась от дремы, покормила ягненка. Тот сосал вяло и мгновенно уснул. Элиза заметила с испугом, что в ведерке почти не осталось молока. Она не знала, можно ли кормить ягненка коровьим молоком. Как жаль, что она ничего об этом не знала! Если ягненок умрет только потому, что она не знает таких простых вещей, она себе этого никогда не простит!
Несмотря на ее решимость бодрствовать до утра, она уснула, должно быть, крепко. Потому что, проснувшись, она увидела Даррина, который зажег лампу а столе. За окном было по-прежнему темно.
– Итак, вы все-таки встали, – сказал он, добавил угля в камин и повесил чайник.
Элиза, не обращая внимания на графа, протерла глаза и наклонилась над мешком. Она погладила ягненка.
К ее ужасу ягненок был холодный и неподвижный.
– Нет! О, нет! – воскликнула она и взяла на руки ягненка. – Нет, он не умер! Нет!
По ее щекам струились слезы, и она прижала к себе маленькое тельце.
– Дайте-ка мне, – сказал Даррин. И когда она покачала отрицательно головой, добавил: – Ну перестаньте, вы все равно уже ничего не сможете сделать.
Он забрал у нее ягненка и отнес мешок к двери. Когда он вернулся, Элиза стояла, закрыв лицо руками.
Граф смотрел на нее с минуту, сжав руки в кулаки. Но, увидев, что ее плечи трясутся от рыданий, он подошел и обнял ее.
– Не плачьте, – нежно проговорил он. – Все когда-нибудь умирают.
Элиза чувствовала себя хорошо и спокойно в его крепких руках.
И все-таки, несмотря на этот покой, печаль не проходила. Несчастье душило ее. Она знала, что если будет молчать и дальше, то обязательно задохнется.
– Я знаю, – ответила Элиза сердито. – Дело не только в ягненке.
– А в чем еще? – спросил он, гладя ее волосы и шею.
– Во всем, – сказала она, решившись. – Извините, если я обижу вас своими словами. Но этот дом ужасное место! Тут столько работы, о которой я раньше не имела понятия. И этот кувшин, ведро слишком тяжелые. У меня нет сил их таскать. У меня нет сил ходить через двор и мерзнуть. Мне не нравится быть грязной. Я не хочу растапливать камин и подбрасывать уголь. Это… так невыносимо!
Она почувствовала, как он застыл, но не могла уже остановиться и продолжала перечислять свои обиды.
– И я никогда не слышала, чтобы такой человек, как граф, жил без прислуги, словно обычный крестьянин. Даже если вы проиграли свое состояние, оно вам для этого не обязательно! Слуги стоят совсем дешево. Даже обычные люди могут их иметь. Обходиться без прислуги это эксцентрично! Я не хочу здесь оставаться! Я хочу домой в Лондон! Там ягнята не умирают и курицы не клюются. Дома я смогу носить те платья, которые мне нравятся, а не этот ужасный балахон!
На минуту в комнате наступила тишина. Потом граф вздохнул и сказал:
– Я не нахожу ваше платье ужасным. По-моему, оно просто весьма подходящее.
– Подходящее? Но я не хочу быть подходящей!
Она кричала громко, теряя самообладание.
– Я хочу быть модной. И чтобы в меня все влюблялись. Мне все равно, что вы думаете о городских женщинах. Я хочу домой. – И она топнула ногой. – Вы только посмотрите! В кого я тут превратилась!
Она отодвинулась и поднесла свои руки прямо перед его нос.
Но граф даже не взглянул на ее сломанный ноготь. Она вдруг остановилась – уж не обидела ли она своего хозяина. В безысходном горе ока забыла, что они одни в доме и ей некого позвать на помощь.
Правда, он не выглядел обозленным. Фактически она не могла прочитать на его мужественном лице никаких эмоций, а его серые глаза оставались совершенно равнодушными.
Неожиданно он прижал ее крепче к себе. Она вздохнула, а он своими пальцами приподнял ее подбородок. Не успела она возмутиться против такой фамильярности, как Даррин поцеловал ее страстно и жадно.
Элиза была шокирована. Она знала, что он имеет полное право оскорбиться за все высказанные ею упреки или даже посмеяться над ее слабостью. Он мог обозвать ее глупой. Мог даже, – почему бы и нет? – ударить, и она бы не удивилась.
Но она совсем не ожидала, что он станет ее целовать.
Элиза больше уже ничего не соображала. Она думала только об этом мужчине, в чьих крепких объятиях она находилась.
Его губы были все более требовательными. Он гладил ее по спине, будто желая ощутить сразу все те места, которых касались его руки.
Она вздрогнула, когда он провел рукой от ее шеи и до бедер. Ее груди были прижаты плотно к его широкой твердой груди, а ее бедра к его бедрам. Она почувствовала сразу, как сильно он ее хочет.
А поцелуй все длился и длился. Если он сейчас отпустит меня, подумала Элиза, я разу рухну.
Он отстранился слегка, и прохладный воздух коснулся ее влажных губ. Ей это не понравилось. И она отрицательно мотнула головой. Тогда он накинулся снова на нее и покрыл ее лицо страстными поцелуями, а закончил, поцеловал ей краешек рта и прикоснулся к нему языком. Элиза приоткрыла свои губы, сгорая от желания.
Он поднял ее на руки и отнес к своему креслу, в котором он обычно сидел перед камином и читал книгу. Элиза не открывала глаза. Она обняла его за шею двумя руками и прижалась крепче. Она почувствовала, как он вынимает шпильки из ее волос и гладит ее кудри, рассыпавшиеся по плечам.
– Ты так прекрасна! – воскликнул он с любовью. – Так прекрасна!
Она взглянула на него и улыбнулась, заметив страсть в его глазах. Он погладил ее нежно по щеке.
– Теперь я вижу твою штучку, – сказал он.
– Не поняла… – прошептала она.
Он снова коснулся своими теплыми губами ее ямочки у рта.
– Моя мать всегда это так называла. У меня тоже есть одна штучка.
Прежде чем Элиза спросила, где у него эта «штучка», он снова стал ее целовать.
На какой-то момент Элиза подумала, что, может, она сошла с ума. Ведь она хотела уехать отсюда, не так ли? Она не собиралась заниматься любовью с этим грубияном и только что высказала все свои претензии.
Он сжал теперь ее груди, и она перестала думать. Ее голова просто отключилась, по крайней мере, на какое-то время.
Когда они поднимались по лестнице, Элиза ничего не могла с собой поделать – с собой и со своим желанием. Она села на кровати и смотрела, как он раздевается.
Она восхищалась его крепким мускулистым телом.
Вдруг она заметила шрам на его левом плече и еще один на бедре.
– Откуда у тебя эти шрамы? – спросила она.
Он улыбнулся и встал совершенно голый перед ней.
– Фермер – тоже опасная профессия. Однажды я напоролся на вилы, а второй раз на косу.
И он заставил ее встать, повернув к себе спиной. Медленно он расстегивал ей платье.
– Кажется, вы говорили, что не собираетесь быть моей служанкой, – сказала она лукаво и вздрогнула, когда его губы прикоснулись к ее обнаженной спине.
Платье упало на пол.
– Я лгал, – ответил Даррин, обнимая ее сзади.
Он сжал ее груди двумя руками и сильно прижал ее к себе, а потом положил на постель.
И тут же, к ее сожалению, он покинул ее, чтобы подойти к камину и подбросить угля. Вернувшись, он лег рядом с ней на постель и сказал:
– Думаю, что мы долго здесь будем. Не хочу, чтобы ты замерзла. А я тем временем тебе кое-что покажу, и ты убедишься, что мне есть чем похвастаться.
9
Элиза проснулась поздно утром, чувствуя себя полностью удовлетворенной. Она сладко потянулась. Граф Даррин спал рядом с ней, лежа на животе и повернув голову в другую сторону.
Улыбнувшись, Элиза вспомнила восхитительные моменты. Граф оказался неутомимым и страстным любовником. Она до сих пор не могла забыть выражение его серых глаз. В них полыхали такие молнии, что Элиза боялась ослепнуть и закрывала глаза.
Этот эксцентричный граф, несомненно, большой оригинал. Она могла признаться, по крайней мере, самой себе, что была несколько смущена.
Она привыкла к лондонским джентльменам, всегда корректным и вежливым. Впрочем, не то чтобы мужчины из светского общества были не такие сексуальные и требовательные Мужчины они все мужчины. Элиза об этом знала, хотя после смерти Джеймса у нее не было любовника.
Она не заводила себе любовника, потому что слишком любила своего мужа. Она даже подумать не могла об интимных отношениях с каким-нибудь другим мужчиной. Любовь еще не прошла, она продолжала жить в ее сердце. Так что она не врала Майлсу, когда говорила о муже. Джеймс тоже был страстный любовник. В этом отношении ей не на что было жаловаться.
И все-таки, даже при большом воображении, она не назвала бы это браком по любви.
Нет, они с Джеймсом просто отлично подходили друг другу. Они умело вели совместное хозяйство и старательно исполняли свои супружеские обязанности. Все родственники, глядя на них, одобрительно кивали.
В положенное время Джеймс должен был получить титул графа, а она стала бы графиней.
Конечно, у них были бы дети. И жизнь продолжалась бы спокойно и в довольстве. Так человек доволен парой старых разношенных туфель. И Элиза хорошо знала, что позволит Джеймсу завести любовницу. Более того, она думала, что после рождения наследника и сама сможет иметь любовника. И муж не будет возражать против этого. Лишь бы никто не знал. Так обычно все делали. У ее отца была любовница. Элиза видела ее в Лондоне. А уж любовницам Майлса она давно потеряла счет.
Элиза хмыкнула, вспомнив, как она мечтала о настоящей любви, когда была еще юной девушкой. Мечтала и ждала, да потом махнула рукой и вышла замуж за Джеймса Чалмерса, потому что титул и любовь не имеют ничего общего, как сразу проинструктировал ее отец. Она думала, что ей еще повезло – ведь она и в самом деле любила Джеймса. Она хоть не кривила душой. Так все и получилось: отец нашел ей мужа, а она согласилась без колебаний.
И вот теперь у нее было странное ощущение, что граф Даррин ни за что не оказался бы в подобной ситуации. И Элиза удивлялась, почему она так в этом уверена?
Собственно, ей-то какое дело? Она не собиралась выходить за него замуж. Да и вообще, уже через несколько дней она скажет ему «прощай», может быть, даже поцелует или просто улыбнется.
Конечно, ей нравится заниматься с ним любовью. Но Элиза еще не сошла с ума, чтобы на всю оставшуюся жизнь поселиться в этом ужасном доме – так далеко от Лондона и от всего того, что так дорого ей и привычно.
Осторожно она выскользнула из-под одеяла и встала с постели.
Помывшись чуть ли не ледяной водой, она вернулась на цыпочках, легла снова и прижалась к теплой спине графа Даррина.
– О Господи! – крикнул он, мгновенно проснувшись и оттолкнув ее от себя. – У тебя ноги как ледышки! Да и руки ничем не лучше.
Она хихикнула.
– Потому что вы не заботитесь о них, сэр. Можно ведь что-то сделать с этой холодной спальней, чтобы в ней было хоть чуточку потеплее. Неплохо бы постелить на пол большой ковер. Да и одеяло желательно потолще.
– У-гм. – Он встал и потянулся. – Нет холод тебе полезен. Укрепляет твое здоровье.
– Здесь вообще хоть когда-нибудь бывает тепло? – капризно спросила Элиза. – Тут знают, что такое лето?
– О да, будь уверена. Где-то в конце июня на пруду окончательно тает лед, и приблизительно в начале августа можно ненадолго снять зимнюю одежду. Потому что уже через месяц снова наступают холода.
– Ужасно, это просто ужасно, – сказала она. – Не знаю, как люди могут выдерживать такой холод.
Элиза смотрела на него настороженно. Она прижала плотнее одеяло к своему подбородку: боялась, что граф обидится на ее слова и вытащит ее из постели.
Но он только подошел к камину и подбросил еще угля. Элиза смотрела, наслаждаясь. Ей очень нравилась мужественная фигура графа – широкие плечи, узкая талия, крепкие упругие ягодицы.
Неожиданно Элиза весело расхохоталась.
Даррин повернулся и спросил:
– Увидела что-то смешное? Наверное, смеешься надо мной?
Чтобы услышать ответ, ему пришлась ждать, когда Элиза успокоится.
Наконец она показала рукой.
– О нет, в самом деле! Просто я хорошо разглядела сейчас твою «штучку» и где она расположена. Клянусь, она очаровательна. Намного лучше, чем моя! И я испытываю страстное желание ее поцеловать.
И она снова рассмеялась серебристым смехом, а граф бросился на нее, как тигр, и ее смех был прерван его жадным поцелуем.
– Конечно, я не собираюсь тебя останавливать, – прошептал он, подняв голову. – Ты можешь делать со мной все, что ты захочешь. Но если хорошенько подумать, то и на твоем теле, сладкая моя, есть такие очаровательные местечки, которые мне тоже хочется поцеловать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24