Майлс встал и налил два бокала вина.
Так как она не отвечала, он повернулся и посмотрел на нее. Она глубоко задумалась.
– Элиза, Элиза! – вздохнул он. – Вы же знаете, что не следует всем и каждому рассказывать о своих неприятностях. Я думал, что вы это понимаете.
– Я все понимаю. И не собираюсь говорить всем и каждому. Как вы саркастически заметили. Но могу я признаться в чем-то своим лучшим друзьям?
– А они скажут своим друзьям, а те – своим, и таким образом обо всем узнает весь свет. За несколько минут, самое большее за несколько часов. А именно о том, что миссис Элиза Чалмерс, которая всегда была о себе такого высокого мнения, отправляется куда-то далеко на север, э-э, кажется, в Йоркшир, или куда-то еще.
– Мне все равно, если об этом будут говорить в свете, – сказала она, нахмурившись и взяв бокал у него из рук. – Что из того, какая разница? Этот человек скорее всего никогда не слышал ни одной сплетни. Потому что вряд ли сплетни могут дойти до его замка! – И она оживилась: – О, да! Я говорила вам про замок? Представляю, как он выглядит! Толстые каменные стены, узкие высокие окна, бойницы, а внутри – холодные старые гобелены в холлах, продуваемых сквозняками. Крестьянин!
– Вы говорили, кажется, что он граф?
– Мне всегда не нравилось, что вы понимаете меня буквально. – Она пожала плечами. – Ну хорошо, он, конечно, не крестьянин. Но я уверена, что он грубый неотесанный мужик. Я почти слышу, как он говорит: «Кушайте, миссис, на здоровье! Да, у нас всегда подают на обед овсянку, да и на ужин тоже. Очень полезна, миссис, да, но в вашу честь у нас сегодня редкое лакомство – вареная баранина с кабачками, солонина и телячья требуха».
Элиза Чалмерс замолчала, потому что ее кузен поднял руку.
– У вас настоящий талант, Элиза, – сказал он. – Вы здорово умеете подражать. Но только вряд ли вас будут угощать телячьей требухой. Это шотландское блюдо.
– Может, мне повезет настолько, что я окажусь и заграницей, – мрачно сказала она и сделала глоток вина.
– Ну что ж, я советую вам стойко и с улыбкой перенести все испытания, которые выпадут на вашу долю. И думаю, что вы не совершите ошибки, если возьмете с собой только теплую одежду. Холодней зимы я еще не помню. Поэтому можете оставить все лондонские наряды дома. Берите только шерстяные вещи и крепкую обувь.
Его кузина посмотрела на него, совершенно шокированная.
– И вы предлагаете мне появиться там в таком ужасном виде? Ни за что!
Он пожал плечами, скрестил свои длинные ноги и откинулся на спинку, положив руки за голову.
– Это, конечно, ваше дело, но я должен вас предупредить, какая холодная погода и пронизывающие ветры вас ждут. И уж наверняка там будут снежные бури.
– С какой легкостью вы об этом говорите! – возмутилась она. – Вас-то никто не заставляет ехать!
Он слегка улыбнулся.
– А я бы с удовольствием съездил только для того, чтобы увидеть вас в таком, э-э… в такой убогой обстановке. Наконец-то гордячка Элиза упала так низко.
– Да кто вы такой, чтобы называть меня гордячкой? Взгляните на себя, сэр! А может, это фамильное? Не забывайте, что вы на десять лет старше меня, и если я от кого и научилась гордости, то именно от вас.
– Похоже, что вам это действительно удалось. Но позвольте мне поздравить вас: вы пошли дальше, и ваша гордость балансирует на грани грубости.
Она лишь отмахнулась от него.
– Я не понимаю, о чем мы говорим! Мы такие, какие есть, и вряд ли нас теперь что-нибудь изменит. Жаль, конечно, что я не так приятна, как кому-то хотелось бы, но и вы не лучше меня, Майлс.
– Искренне надеюсь, что нет, – быстро ответил он, – Иначе сколько бы времени было потрачено зря. – Он встал и подал ей руку. – По-моему, нам пора. Мне абсолютно все равно, что скажут о нашем отсутствии, но я полагаю, что нам надо присоединиться к вечеринке. Леди Скофилд этого заслуживает. Бедная женщина! Она все-таки очень скучна, и тут ничего нельзя поделать, вы согласны со мной?
Элиза Чалмерс послушно встала и посмотрела искоса на своего высокого темноволосого кузена. Впервые за все время на ее губах появилась улыбка, и тогда оказалось, что на щеке Элизы имеется соблазнительная ямочка. У многих джентльменов открывался поэтический дар при виде этой ямочки. Но Элиза не собиралась соблазнять ею кузена Майлса.
– Возможно, это решило бы все мои проблемы, если бы я вышла замуж за вас, – лукаво заметила она. – Отец не стал бы возражать. Вы – маркиз, богатый, и к тому же член нашей семьи.
– О, нет, это невозможно, – ответил он так уверенно, что она удивленно подняла брови. – Я не собираюсь просить вашей руки. Во-первых, я не хочу жениться. А во-вторых, вы совершенно не в моем вкусе.
– Вот это мне нравится! – сказала она, слегка покраснев.
– Да, мои слова должны вас успокоить, – продолжал он с грубоватой честностью. – Мы не подходим друг другу, Элиза. Более того, я уверен, что один из нас прикончил бы другого уже через полгода совместной жизни, а может быть, даже и раньше. Яд, пистолет, кинжал… И мне бы хотелось знать, почему! Ибо, несмотря на то, что я сказал, вы мне очень нравитесь, кузина.
– Спасибо, сэр, за признание. Я подумаю над этим. Но я уверена, что вы не правы. Я могу быть очень милой и покладистой, когда мне этого захочется. К тому же со мной не будет скучно.
– Насчет последнего полностью с вами согласен. Вы также очень красивы, и лицом и фигурой. Более грациозной женщины я не встречал. Вы умны, образованы, и беседовать с вами одно удовольствие. И вы необыкновенно очаровательны, столько шарма редко бывает в одном человеке. Но на этом, моя дорогая Элиза, заканчиваются мои комплименты. Потому что, несмотря на все ваши улыбки, когда вы довольны миром и собой, вы не созданы для меня. И тут же возникает вопрос, а созданы ли вы для какого-нибудь другого мужчины? Может, вы больше похожи на меня, чем думаете, и супружеская жизнь не для вас, как и не для меня. – И он добавил, прежде чем она успела ответить: – У меня появилась интересная мысль. Что если этот граф пригласил вас совсем по другой причине? Возможно, он убежденный холостяк, а возможно, он влюблен в другую женщину, а вас пригласил только из уважения к вашему отцу.
– О, как это было бы здорово, если бы было правдой, но, к сожалению, я невезучая, – вздохнула она.
В зале снова раздались звуки оркестра. Элиза посмотрела на гордый профиль своего кузена и слегка кашлянула.
– У леди Скофилд вы еще можете развлечься, дорогая, – пробормотал он. – А представьте долгие зимние вечера в громадном холле, продуваемом насквозь холодным ветром, и мрачный замок, который ждет вас. Поэтому, чтобы было чем заняться, вы должны обязательно взять с собой вышивание. Да, и побольше книг, конечно. Но вам также понадобятся свечи, иначе как вы сможете читать в темноте? Возьмите свечи потолще и подлиннее, восковые, а то, говорят, там все еще используют сальные или даже хуже. Вы представляете?
В зале их ждала улыбающуюся леди Скофилд. Они подошли к ней и Элиза Чалмерс сделала реверанс. Потом она пыталась прислушиваться к беседе леди Скофилд и ее мужа, и даже аплодировала, когда оркестр закончил играть очередную мелодию. Но мысли Элизы были далеко, очень далеко.
Вряд ли она могла надеяться, что этот провинциал граф не захочет жениться на ней, ведь она красива, молода, здорова и с хорошими связями. Поэтому ей нужно придумать какой-то другой способ выпутаться из этой ситуации. Надо попробовать найти причину, которая сможет убедить отца, что Элизе совершенно не подходит этот странный граф из холодных северных краев. И хотя она знала, что, будучи вдовой, не обязана ему повиноваться беспрекословно, она боялась, что тем не менее из любви к нему она согласится с его условием.
И от этой мысли ее охватывал ужас.
2
Рождественские праздники Элиза Чалмерс встречала в Оксфордире. Бал давала мачеха Элизы миссис Маргарет Гринэвэй. Элизе никогда не нравилась эта леди, и она была уверена, что вторая жена отца питает к ней те же чувства, но они обе решили ради праздников забыть свои претензии друг к другу.
Мистер Гринэвэй любил собирать у себя всю семью – все дяди, тети и кузены съезжались к нему, чтобы отметить вместе торжество. Комнаты украшались елками и свечами, готовился традиционный сливовый пудинг, жарили ростбиф, запекали жирного гуся. Было весело, как всегда, и Элиза развлекалась каждый вечер от души. Но скоро, и, может быть, слишком скоро для Элизы, гости разъехались, и перед ней снова встала перспектива ее путешествия на север страны.
– У тебя очень красивая меховая накидка, доченька, я давно любуюсь ею, – сказала ей Маргарет Гринэвэй утром за завтраком. – Уверена, что ты еще обрадуешься тому, как она пригодится тебе в Йоркшире. О, я слышала от одного друга, что Темза в этом году вся покрыта льдом! Если такой мороз в Лондоне, можешь представить себе, что за холод сейчас в Йоркшире!
Элиза пыталась выглядеть равнодушной и спокойно намазывала маслом пшеничную лепешку. Дорогая Маргарет, она умела притвориться сладкой и заботливой, но Элиза ее слишком хорошо знала.
– Да, мороз там будет сильный, – согласился отец. – Я надеюсь, ты возьмешь побольше теплых вещей, моя дорогая.
Неожиданное чувство противоречия заставило Элизу ответить, слегка нахмурившись:
– Что ж, пожалуй, я не смогу этого сделать. Я так торопилась сюда, что забыла взять с собой все теплые вещи, а теперь, наверное, уже поздно за ними посылать.
– Ах, какая неудача! – воскликнула миссис Гринэвэй. – Но я уверена, что мы сможем купить что-нибудь подходящее в Чипинг-Нортон.
– Возможно. Но вы знаете, как мне не нравится одежда, купленная в магазине. Все такое заурядное, не правда ли? А заказать что-нибудь специально для меня мы уже не успеем, так как я собираюсь выехать уже через неделю. Конечно, лето куда более удобное время для визита.
Мистер Гринэвэй нахмурился сразу, вытер рот и бросил салфетку.
– Нет, откладывать визит мы не будем, Элиза, – сказал он тоном, не терпящим возражений. – Я уже предупредил вдову моего старого друга, что ты приедешь к ним в этом месяце.
– У меня есть хорошая шерстяная ткань, – осторожно добавила его жена. – Если мы попросим мисс Фостер из ближайшей деревни быстро взяться за работу и дадим ей в помощь наших горничных, то за неделю она сошьет тебе приличное простое платье, моя дорогая.
Элиза представила это «простое» грубое коричневое платье и вздрогнула.
– Нет, спасибо, мэм, – вежливо ответила она. – Я сама о себе позабочусь.
– Вот и отлично! – воскликнул отец. – Значит, ты отправишься уже в понедельник утром? Я пошлю срочное письмо леди Даррин, и немедленно. Затем я поговорю с кучером – ему надо быть осторожнее в пути, чтобы карета не перевернулась. Надеюсь, у тебя надежные люди и хороший грум?
Элиза кивнула, почти оглушенная. Путь к отступлению был отрезан. Итак, ей предстояло долгое путешествие, и лучше было его не откладывать. Кроме того, ей было бы невыносимо смотреть, как фыркает ее мачеха, если она и дальше будет выказывать свое непослушание отцу.
Выйдя из-за стола, Элиза тут же приказала подать ее карету. Раз уж ничего нельзя было сделать, надо было срочно ехать в Чиппинг-Нортон.
Вечером мисс Фостер и горничная Элизы уже сидели в холле за работой. Элиза хорошенько проинструктировала мисс Фостер и надеялась, что платье получится не совсем ужасное. Затем она поднялась в свою комнату и осмотрела теплую одежду – несколько пар теплых носков и кашемировую шаль. Элиза нахмурилась, взглянув на грубые теплые ботинки, которые местный продавец убедил купить, хотя они явно были предназначены для клиента попроще.
За ужином мистер Гринэвэй с воодушевлением рассказывал о том, как его друг лорд Даррин спас ему жизнь на войне в бывших колониях.
– Это было в Йорктауне, уже в самом конце войны, – говорил отец. – Меня ранили в плечо. Картер вынес меня из-под огня и спрятал за каменной стеной. А потом сам отвел к врачу и проследил, чтобы мне как следует промыли рану, прежде чем перевязать. – Он вздохнул и вытер глаза салфеткой, а потом продолжил: – И надо же такому случиться, что он умер и уже год лежит в могиле, а я этого не знал. Я бы сам поехал на его похороны. Но теперь ты за меня, Элиза, передашь леди Даррин мои соболезнования.
– Конечно, – заверила она его, улыбнувшись.
Хотя отец был частенько требователен к ней в последнее время, но он был очень милый человек, и Элиза его любила трогательной любовью. Она только надеялась, что эта вдова его друга не очень старая и занудная.
– Как жаль, что у Гарта только один сын, – сказал он, кашлянув. – Я частенько говорил ему, что, мол, вот я ранен, но зато у меня двое сыновей – крепкие ребята, Томас и Франклин, не правда ли?
– Я очень расстроилась, что они не приехали на Рождество в этом году, – ответила рассеянно миссис Гринэвэй. – Но я понимаю, Мэри беременна, а у Синтии заболела мать. Так что вряд ли мы можем обижаться на их отсутствие.
И она пожаловалась на собственное здоровье. Элиза не хотела ее слушать. Миссис Гринэвэй была здоровой розовощекой женщиной, но не могла иметь собственных детей.
Элиза огляделась. Столовая была большая. Здесь ярко горел массивный камин, стены были приятных золотисто-розовых тонов и на столе сверкала хрустальная посуда, переливалось в лучах света серебро. Элизе не хотелось покидать эту уютную комнату и ехать в холодный замок на север.
* * *
– Ты, случайно, не заболела, доченька? – раздался резкий высокий голос миссис Гринэвэй. – Если да, то я велю принести хорошее лекарство, от которого ты сразу выздоровеешь. Будет очень жаль, если поездка не состоится.
Сознавая, что очень плохо ненавидеть кого-то так сильно, Элиза ответила:
– Со мной все в порядке, мэм. Благодарю вас за заботу. Вам не стоит так беспокоиться обо мне, потому что я стала вполне самостоятельным человеком после смерти мужа.
– А может, ты скоро найдешь себе нового мужа? – подмигнул ей мистер Гринэвэй, отхлебнув вина из своего бокала. – Никто не возьмется сказать, что получится из этого визита. Да, никто! И я не устану повторять тебе, Элиза, что это мое сокровенное желание – видеть тебя женой графа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24