Но никогда еще Кэролайн не любила его так сильно, как сейчас.
Она заботливо взяла жениха за руку:
– Тимоти, дорогой, скачи скорее домой и переоденься в сухую одежду. Скажи Томасу, чтобы он разжег огонь у тебя в комнате.
Пока Тимоти с трудом натягивал сапоги на мокрые чулки, появился Пирс с веслом, с которого свисал какой-то испачканный предмет.
– Думаю, это ваше, сэр.
Тимоти с сожалением осмотрел испорченный парик. Потом повращал его на пальце и засмеялся:
– Черт побери, чтобы привести его в порядок, одной пудрой не обойдешься! – Он обернулся к сидящему рядом Майлсу, чьи намокшие волосы уже стали завиваться колечками возле ушей. – Вот где этот джентльмен имеет передо мной преимущество. Поедемте, мистер Куртни, сушиться вместе.
Жители расступились, давая дорогу всадникам. Кэролайн старалась разобраться в вихре своих мыслей и ощущений. Она гордилась Тимоти и была рада, что свидетелями его отваги стали Майлс и озорник Пирс. Девушка до глубины души была благодарна жениху, что тот так быстро откликнулся на ее призыв и таким образом спас девочку. А что касается Майлса…
Всем сердцем она хотела бы, чтобы Майлс так и стоял на берегу, беспомощный, как и она, тогда триумф принадлежал бы одному Тимоти; а человек, бывший ее противником, не вызывал бы у нее восхищения и уважения вопреки всем ее желаниям.
Амелия, склонившаяся над шитьем, была угрюма, что не удивило Кэролайн. Капитан не счел нужным сообщить кому бы то ни было – кроме, разумеется, Майлса – о визите нотариуса. В результате за пять минут до ужина Амелии пришлось иметь дело еще с одним нежданным гостем, к тому же капитан настаивал, чтобы нотариус остался у них на ночь. У Амелии не было времени выяснить причину неожиданного визита, и Кэролайн не смогла найти минутку, чтобы поговорить с отцом наедине. Она рассчитывала, что сможет убедить его не забирать у нее Трендэрроу.
Теперь было уже слишком поздно. После ужина капитан пригласил нотариуса и племянника выпить пунша в соседней комнате. Верный своей добродушной натуре, Тимоти не только не оскорбился, что им пренебрегли, а даже выразил облегчение, что его освободили от необходимости присутствовать при данном разговоре. По мнению Кэролайн, сам факт, что жениха не пригласили, яснее ясного говорил о намерениях капитана. В дополнение к этому, когда Кэролайн проходила через холл, чтобы подняться в свою комнату, она увидела, как из библиотеки вышел отец и, заметив ее, быстро сунул какую-то бумагу в карман.
Как он мог так с ней поступить? Как мог нарушить свое обещание, обмануть ее доверие? Неужели голос крови был настолько силен, что за сорок восемь часов сумел свести на нет любовь и преданность, которыми он дарил приемную дочь в течение восемнадцати лет? А она-то думала, что Николас ни в чем не откажет ей ради ее счастья, исполнит каждое ее желание. И вдруг, не сказав ей ни слова, он изменяет свое завещание в пользу чужака, который ничего не знает об Англии, об обычаях корнуолльцев, который даже разговаривает иначе. И он обладает несколькими тысячами акров земли.
Кэролайн ушла в свою спальню вскоре после того, как Пирса отослали наверх. Но ей не спалось. Она лежала без сна, глядя в темноту, слышала, как мимо ее дверей прошла Амелия, узнала тяжелые шаги отца, уловила негромкие голоса мужчин, которые замерли в конце галереи. Сейчас, наверное, в большой спальне родителей капитан расскажет жене о том, что совершил сегодня вечером. А завтра об этом сообщат всем.
Но что же все-таки сегодня было сделано? Что написано, подписано и скреплено печатью за стаканом портвейна и трубкой виргинского табака? Что спрятано в библиотеке, в потайном ящичке бюро отца…
Девушка соскользнула с постели и взяла свечу. Осторожно открыла дверь и прислушалась. Дом был полон таинственных ночных звуков. За деревянной панелью скреблась мышь. Бесшумно ступая босыми ногами по гладкому холодному полу, она направлялась к лестнице.
Лестничный пролет был темным и страшноватым; холл с закрытыми на ночь ставнями походил на таинственную пещеру. С сильно бьющимся сердцем она начала осторожно спускаться. В тишине ночи скрипнула одна ступенька. За спиной Кэролайн уловила какое-то движение, скорее почувствовала его, чем услышала. Она обернулась, но не успела закричать – чья-то рука зажала ей рот.
Перед ней мелькнуло черное лицо с блестящими в колеблющемся свете свечи белыми белками глаз. Пальцы девушки задрожали от ужаса, и подсвечник чуть не выпал из рук. Незнакомец подхватил ее, и она заметила, как блеснуло лезвие ножа. Голова у нее закружилась, и она вцепилась в перила. Мужчина шепотом произнес ей на ухо:
– Не бойтесь, мисс. Бенджамен не причинит вам зла. Бенджамен за всю жизнь не обидел ни одной леди.
Тяжело дыша, она постаралась унять нервную дрожь. Обморочная слабость отступила. Человек поднял свечу, и она увидела на нем синюю ливрею с серебряным кантом. На голове чернокожего незнакомца был напудренный парик.
– Обещаете не кричать? – заботливо спросил он.
Она молча закивала, и он убрал свою руку.
– Простите, что напугал вас, мисс, – извиняющимся тоном сказал негр. – Я принял вас за врага мистера Куртни. Друзья мистера Куртни часто повторяли, что у него есть враги по всей Англии из-за его политических взглядов.
Начиная понимать, она спросила:
– Вы слуга мистера Куртни?
– Да, мисс.
Кэролайн прищурилась, чтобы повнимательнее его рассмотреть.
– Вы раб?
– Освобожденный раб, мисс. Мистер Куртни добился для меня вольной грамоты.
– Вы… Вы образованны?! – недоверчиво воскликнула она.
– Немного, мисс. Я умею читать и писать. Знаю неплохо греческий и латынь.
Она еще крепче вцепилась в перила.
– Что вы здесь делаете? Да еще в такое время?
– Я охраняю комнату хозяина, мисс. Он дал мне свободу, обращается со мной как с белым человеком. Я готов умереть за него.
Пораженная Кэролайн не сводила взгляда с внушительной фигуры негра. Неожиданно вспомнив о том, что она не одета, девушка выхватила у него подсвечник и поспешно побежала к себе.
На следующее утро Кэролайн проснулась довольно поздно и, спустившись вниз, обнаружила дом странно тихим. Как сообщила ей Полли, хозяйка закрылась в комнате с мужем.
Пока она нерешительно стояла в холле, появился слуга-негр с двумя чемоданами. Он широко улыбнулся ей, поклонился и хотел что-то сказать, но девушка смутилась и поспешила уйти, вспомнив их ночную встречу.
Она не сомневалась, что капитану стало известно об антироялистских взглядах племянника и он приказал ему покинуть дом. Хотя на себе ей ни разу не пришлось испытать силу гнева отца, она не раз оказывалась свидетельницей страшных сцен. Когда он приходил в бешенство, даже самые преданные слуги и старые товарищи старались не попадаться ему на глаза. Одна Амелия стойко переносила бурю, с удивительной преданностью заявляя, что муж никогда не гневается без веской на то причины.
Сейчас ей не хотелось встречаться с отцом. Еще меньше она желала присутствовать при отъезде Майлса. Ведь на прощание он поцелует ей руку, и в его карих глазах она прочтет озадаченность ее холодностью. Лучше не слышать его низкий, бархатный голос, который против воли завораживал ее, не хотелось вспоминать, как он нес ее на руках, а ее голова покоилась у него на плече. Если подумать, он ничем не оскорбил ее, если не считать одной, но самой тяжкой обиды – его желания отнять у нее Трендэрроу.
Следуя давно устоявшейся привычке, когда ей надо было разобраться в сумбуре своих мыслей, Кэролайн направилась через лес к часовне.
В глубине души она знала, что застанет там Майлса, и ноги, помимо воли, несли ее в том направлении.
Увидев часовню, она внезапно остановилась, под ее туфелькой хрустнул камешек, выдав ее присутствие. Майлс сразу шагнул ей навстречу:
– Я даже не надеялся, что мне представится возможность поговорить с вами наедине. Если бы можно было перевернуть назад две странички календаря… Если бы в тот день, когда я увидел вас коленопреклоненной перед алтарем, я ушел бы прочь… – Он провел по лбу рукой. – Не хочу приносить несчастье в ваш дом. Каким же образом мне заслужить вашу благосклонность?
В его поведении не было и следа надменности. Он пытливо вглядывался в ее лицо. Теперь, когда Майлс потерпел поражение и покидал Трендэрроу, Кэролайн уже не чувствовала враждебности по отношению к нему.
Она тихо сказала:
– Не вы меня обидели, мистер Куртни, а цель вашего приезда сюда.
– Не понимаю.
– Вы пытались лишить меня всего самого дорогого.
Он недоумевающее поднял брови:
– Я все еще не понимаю вас, мисс.
Его чистый взгляд заставил ее возмутиться.
– Сэр, мне известно, что вы прибыли сюда, чтобы отнять у меня Трендэрроу!
Майлс даже потряс головой, словно не доверяя своему слуху. Удивление в его глазах казалось совершенно искренним.
– Но что заставило вас предполагать, что я намерен заполучить Трендэрроу? Неужели вы думаете, что я решил лишить вас вашего дома, вашего наследства?
Она в нерешительности молчала, сбитая с толку тревожным выражением его глаз. Он шагнул к ней и взял ее за руку.
– Кузина Кэролайн, возможно, мы разговариваем с вами в последний раз. Попытаемся же разрушить недопонимание, лежащее между нами. – Он взялся за тяжелую витую ручку и распахнул дверь часовни. – Это Божья обитель, сказали вы, и здесь должна царить только правда.
Кэролайн неохотно вошла первой в зябкий полумрак часовни. Внутри было сумрачно, так как солнце еще скрывалось за верхушками дубов. Она присела на холодную каменную скамью. Майлс опустился рядом. Кэролайн испытывала чувство нереальности, цветные витражи бросали разноцветные отблески на плиты пола, в открытую дверь доносилось пение птиц. Майлс тихо попросил:
– А теперь, умоляю вас, расскажите мне обо всем. Чем я вас обидел, кузина?
Правда, здесь должна царить правда… Кэролайн спокойно повернулась и честно посмотрела собеседнику в глаза:
– Я не ваша родственница, мистер Куртни. Разве мой… Разве капитан Пенуорден не говорил вам об этом?
Ошеломленный Майлс покачал головой.
– Тогда я должна объясниться.
Майлс выслушал ее рассказ не прерывая. Когда она замолчала, он некоторое время нервно покусывал нижнюю губу.
– Теперь я понимаю, почему вас столь встревожило мое появление. И все равно, как вы могли предположить, что я так жестоко отнесусь к вам? Как вы могли подумать, что ваш отец способен нанести вам такой жестокий удар, когда для него вы – центр вселенной?
Голос Кэролайн задрожал от волнения:
– А что я могла думать? Разве я не права? Вчера вечером, когда вы удалились в гостиную, разве он не приказал нотариусу внести в свое завещание изменение в вашу пользу?
– Сидите тихо и слушайте. Капитан Пенуорден заявил, что он никогда не лишит дома и поместья свою дочь, которая так к нему привязана. Он только велел нотариусу внести в свое завещание пункт, предусматривающий, что, если вы, к несчастью, умрете раньше его или умрете бездетной, тогда Трендэрроу перейдет ко мне.
Кэролайн слушала, недоверчиво глядя ему в глаза. Но когда смысл слов Майлса дошел до нее, она готова была упасть на колени и просить у Бога прощения за то, что так сомневалась в своем отце. Он и не думал наносить ей жестокий удар, которого она страшилась. Он даже не открыл собственному племяннику правду о ее рождении. Он не обсуждал этот вопрос с женой потому, что речь шла о ее возможной ранней кончине, о том, что она может остаться бездетной, как его жена, а это доставило бы ей боль. Почему, ну почему она ему не доверяла? Напротив, за его любовь она платила ему подозрениями и упреками!
Видя ее огорчение, Майлс отвел глаза.
– Думаю, я правильно хранил молчание, потому что было бы противоестественно; если бы вы умерли раньше отца или, поскольку ваш брак почти устроен, не смогли бы родить наследника. Но я всегда стремился подчиняться голосу совести.
Он надолго замолчал, так что Кэролайн решила его подтолкнуть:
– И поэтому вы сказали ему, что вы противник всего, что Пенуордены считают самым дорогим, что фактически вы – антироялист?
– Все не так просто. И я не враг кому-либо… Пока нет. Мы стремимся только к тому, чтобы к нам относились как к свободным людям, чтобы мы сами определяли налоги, создавали свои собственные законы. Законы, которые успешно действуют в Англии, не могут быть прямо применены в Америке, молодой стране, стремящейся к прогрессу. Король, как глава правительства… Но, как я уже сказал, вы слишком молоды, слишком далеки от жизни, чтобы понять мои мысли.
Кэролайн встала и холодно произнесла:
– Я считаю, что это место мало подходит для того, чтобы вы проповедовали здесь свои еретические взгляды. Должна напомнить вам, что эта часовня была построена человеком, который готов был отдать свою жизнь за короля.
Реальный мир словно отодвинулся в сторону. Она услышала тихое журчание воды у подножия утеса, услышала воркование голубей на ветках дерева, почувствовала камешки гравия под ногами, грубую, неровную поверхность стены часовни под своими ладонями. Все остальное было похоже на сон, на мечту. Глаза Майлса манили, звали ее к себе. Он протянул к ней руки.
Она двинулась к нему, движимая волей, которая ей не принадлежала, чувствуя, что находится на краю события, которое было предопределено и неизбежно. Он ждал, молчаливый и неподвижный, еще миг – к она упадет к нему в объятия.
И вдруг чары разрушил громкий крик за деревьями. Кэролайн слегка тряхнула головой. Пастух гнал мимо стадо коров, у его ног лаяла собака. Он залихватски свистнул и щелкнул кнутом. Настоящий, реальный мир с его повседневными заботами пробудил ее от сладкого забытья.
Кэролайн вздрогнула, у нее даже руки похолодели при мысли о том, какую глупость она едва не совершила. Овладев собой и не глядя Майлсу в глаза, чуть запинаясь, она произнесла:
– Признайтесь, вы слукавили, сэр, убеждая меня, что ваши мотивы отказа от предложения моего отца были так благородны. Разве не правда, что, отказавшись от целого, ваша гордость не позволяла вам согласиться на часть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19