– Слушай, мастер. Если на заправке издашь хоть один звук, он будет для тебя последним!Шойбнер с трудом приподнял голову и попробовал изобразить кивок.– Что он говорит? – спросил Пахман.– Ничего. Просто тупо пялит глаза!– Что он делает? – с тревогой спросил Пахман.– Тупо пялит глаза. А что?От злости Пахман чуть не вывернул руль:– Выходит, ты не завязал старику глаза?Грау только кивнул.Пахман потерял на мгновение дар речи. Потом прошипел:– Когда тебя делали, старик твой, должно быть, был в стельку пьян.Пять минут на колонке показались светловолосому вечностью. С небрежным видом, но внутренне весь подобравшись, он облокотился на дверцу машины. Только бы не застонал шеф.Пахман принес из киоска рядом с колонкой небольшую бутылку «Егермейстера».– Ну-ка, выпей. Может, это тебя успокоит!Похоже, водка и в самом деле подействовала. Во всяком случае, Фолькеру заметно получшало. До того самого момента, как у Зоста они попробовали свернуть с главного шоссе.– А, черт! – прошептал он, вглядываясь вперед. Там сновали люди в коричнево-зеленой форме. На полицейских, скинувших дождевики, заметны были пуленепробиваемые жилеты, у многих на шее висели автоматы.Грау потянулся за своим «УЗИ».Но почувствовал, как Пахман положил руку ему на плечо.– Спокойно. Оставь это барахло внизу. Силой тут не прорвешься. Они превратят тебя в решето.Пахман сосредоточенно следил за происходившим на перекрестке. Какой-то «фольксваген» и «мерседес» пропущены были одним мановением руки, следовавший за ними «рено», дряхлость которого видна была невооруженным глазом, остановлен.Оттуда вылезли двое парней и девушка. Парней заставили упереться руками в крышу автомобиля. Пинком полицейский переместил их ноги подальше, так что вся тяжесть тела лежала теперь на руках и никакое сопротивление было невозможно. Двое полицейских обыскивали подозреваемых – под мышками, между ног, за пазухой. Затем внимательно проверены были багажники и кабина, залезли даже под капот двигателя.– Но зачем они обыскивают «рено»?Пахман ухмыльнулся.– Взгляни на волосы этих мальчиков. Длинные космы всегда подозрительны. Внимание, они отъезжают…Молодым людям разрешили вернуться в машину. «Рено» тронулся, подъехал следующий автомобиль. Короткий взгляд полицейского, взмах руки – путь свободен.Пахман с невозмутимым видом опустил стекло, положил руку на дверцу. Бросился в глаза перепачканный краской рукав рабочей одежды, самая их надежная маскировка. Небрежно откинувшись назад, человек со шрамом был само добродушие и уверенность.Настала очередь «транзита».Подошли двое полицейских.– Послушай, друг, – громко спросил Пахман одного из них, – до бензоколонки здесь далеко? Еду уже на пределе…Тот лишь пожал плечами.– Понятия не имею, мы не отсюда…Взгляд полицейского задержался на перекрестке, потом он неуверенно показал на юг.– Если вам на Мёне, то дальше полно деревень. Как-нибудь дотянете!Пахман довольно кивнул, небрежно отдал честь:– Спасибо, шеф!«Транзит» тронулся, свернул налево, миновал стоявшие там грузовики с пополнением – они проскочили 18 Тяжелый туристский автобус трясся уже вдоль Мёнезее. Восточнее Кёрбека по длинному узкому мосту он перебрался на южный берег и покатил вдоль озера в противоположном направлении.У поворота, круто уводящего вверх к спортивной базе, водитель притормозил. В нерешительности смотрел он на узкую, обсаженную высокими елями дорогу. Уж очень узкой она казалась.– Спокойно поезжайте дальше! – крикнул Олаф. – Я знаю это место. Там вверху есть где развернуться!С шипеньем открылись двери. Ренату Краузе и Вейена вынесла наружу толпа напирающих учеников. С криком, смехом, то и дело толкая друг друга, все принялись разбирать багаж, а затем бросились штурмовать стеклянную входную дверь.Маркус Эгерлунд, верзила в метр восемьдесят девять, самый высокий в классе, оказался первым. Держа в руках чемодан и огромный стереомагнитофон, он плечом толкнул входную дверь. Однако устремиться вверх по лестнице ему помешало неожиданное препятствие.Перед ним стоял высокий, почти с него ростом худощавый мужчина лет шестидесяти. Редкие, гладко зачесанные назад волосы, слегка впалые щеки, поджатые губы. На нем были серая вязаная куртка, грубошерстные бриджи, серые шерстяные гольфы и лечебные башмаки на деревянной подошве.– Вы загораживаете дорогу! – заметил Маркус, спиной сдерживая остальных.– Знаю!Они взглянули друг на друга в упор. Затем мужчина мягко, но недвусмысленно вытеснил Маркуса обратно во двор, пробился через толпу и отыскал глазами Вейена:– Вы что, не можете привести в порядок этот сброд?При слове «сброд» на лице роскошного Траугота появилось страдальческое выражение. Подобная лексика находилась вне его словарного запаса. Чуть позже до него дошло, что говоривший имел в виду его класс. Трау-гот собрался было запротестовать.– Либо вы немедленно построите группу, как положено, либо тут же отправитесь восвояси. Мы здесь не в какой-нибудь черномазой деревне!Не обращая больше внимания на Вейена, он направился к автобусу, где водитель как раз запирал багажные отделения.– Вы читать умеете? – властным голосом спросил он шофера.– Чуть-чуть, – ответил тот, выпрямляясь, – но если книжка с картинками…Худощавый даже не улыбнулся:– Внизу написано – проезд автобусам запрещен. Я не собираюсь каждый год асфальтировать заново площадку. Если в день отъезда вас снова сюда занесет, я заявлю в полицию. Ясно?– Ну и рожа, – прошептал Оливер Клокке стоявшей рядом с ним Ирис, – вот в ком пропал настоящий фельдфебель!– Внимание! – снова подал голос худощавый. – Моя фамилия Хольц. Я директор данной туристской базы. Чтоб вам сразу было ясно, здесь царит то, что называется порядком. Вы остаетесь здесь, ждете, пока мы с вашим учителем не распределим вас по комнатам. После этого группами входим в дом. Ставите свои чемоданы и застилаете постели. Потом до обеда комнаты наверху закрываются. Если пойдет дождь, можете собраться в дневном помещении номер три. Во всех остальных случаях место сбора здесь. Все ясно?– С меня довольно, – заявила Стефания. – Если он будет продолжать в том же духе, у нас будет веселенький отдых.Хольц повел учителей в дом. Справа, в холле, выходившем окнами на площадку у входа, помещалось нечто вроде конторки, служившей одновременно киоском: рядом с обитой зеленым дверью на зелено'м пластмассовом цоколе размещалась витрина, в которой выставлены были сувениры, почтовые открытки и всевозможные сладости. Три раза в день эта мини-лавка открывалась на полчаса – скромный дополнительный доход, от которого, как правило, никогда не отказываются на турбазах.Для Вейена пребывание здесь началось с разочарования.– Парней у вас десять?Хольц задумался над схемой размещения.– Скверно. Им остается лишь восьмиместная комната.Еще раз взглянув на схему, Хольц сказал:– С другим классом я не смогу разместить двух лишних. Они передерутся. Будет лучше, если вы откажетесь от отдельной комнаты и поселитесь с двумя другими учителями в комнате напротив. Тогда эти двое разместятся в вашей комнате.– А нельзя поставить еще две кровати в восьмиместную?– Исключено. Слишком тесно.На улице Вейен согласно указанию выстроил класс. Когда он сообщил, что двое ребят будут размещены не в общей комнате, а «в другом месте», раздались возгласы негодования.– Свинство.– Мы хотим быть все вместе.– Вот уж точно – здесь дерьмовая лавочка.– Олаф! Кретин, как ты мог рекомендовать эту конюшню?В конце концов первым смирился Илмаз:– Хорошо, приношу себя в жертву. Кто еще?Молчание. Что у них будет отдельная комната, Вейен сознательно не упомянул.Когда желающих больше не нашлось, Траугот вызвал итальянца:– Бруно, пойдешь вместе с ним в тридцать вторую. Понял?Лицо Бруно выразило все, что угодно, кроме восторга. Он схватил свой чемодан, бросил на Вейена испепеляющий взгляд и, вздохнув, отправился за Илмазом вверх по лестнице.– Ты только подумай! – воскликнул Илмаз. – Комната на двоих. С видом на озеро! Как тебе это нравится?Бруно швырнул чемодан в угол, потом сказал, не глядя на турка:– Я тебя об одном прошу – не приставай ко мне со своими идиотскими разговорами! 19 Эвелин Пфайфер подошла к окну. Ветер по-прежнему гнал серые облака над окрестностями Ахена. Однако не похоже было, что пойдет дождь.Она закутала свою восьмимесячную дочурку в меховой мешок, потом усадила в спортивную детскую коляску на высоких колесах. А вот пятилетний Эрик упрямо отказывался надеть голубое зимнее пальтишко с нашитыми пингвинами: оно казалось ему слишком жарким. Смирился он только тогда, когда мать выставила на циновку желтые резиновые сапоги. Теперь он по крайней мере мог шлепать по всем лужам, не опасаясь то и дело, что его призовут к порядку.Женщина одела стеганое пальто в крупную желтую и коричневую клетку, заперла входную дверь, подергала на всякий случай ручку. Лишь через час с лишним ей предстояло кормить маленькую, а потом заняться приготовлением обеда.Эрик между тем пересек узкую боковую улочку. На плохо заасфальтированной обочине осталось несколько огромных луж. Издав ликующий крик, мальчик прыгнул в самую середину.– Эрик, пошли!Эвелин Пфайфер покатила коляску вниз по дороге, ведущей вдоль лугов и зарослей кустарника в Штольберг. Потом она собиралась повернуть налево, в Краут-хаузен, чтобы оттуда вернуться домой по большому кругу.Эрик обогнал ее, изображая самолет, руки он раскинул в стороны, губами пытался изобразить шум мотора. За последним домом, где начинался луг и сужалась дорога, он пошел на посадку и приземлился точно перед деревянным желобом, возле которого столпилось несколько коров.Не выпуская сына из поля зрения, мать с коляской медленно шла следом. День начался так же, как многие-многие другие, и скорее всего он так же и закончится. Вид тоже был надоевший. Вечно эти коровы, живые изгороди, одна и та же дорога.И тут взгляд ее упал на автомобиль.Он стоял примерно в двадцати метрах от обочины. Светло-голубой «БМВ» с кёльнским номером.Не спеша подошла она к машине. Никто не сидел за рулем, внутри было пусто. Больше ничего нельзя было рассмотреть сквозь запотевшие стекла.Теперь и Эрик добрался до автомобиля. Обеими руками он попробовал открыть заднюю дверцу. Когда у него не получилось, побежал назад, чтоб попытаться открыть багажник. Затем пролез между «БМВ» и живой изгородью.– Оставь, сокровище, это не папина машина!Эрик послушался. Но уже собираясь бежать, вдруг обнаружил в траве блестящий предмет. Похож на маленькую ракету, у которой отпилили верхушку.– Эрик! – теперь уже громче позвала мать. Мальчик наклонился, схватил интересный предмет ибыстро сунул в карман. Мать не любила, когда он что-то подбирал на улице, а потом разбрасывал находки по комнате.Миновав заросли боярышника, Эвелин Пфайфер снова пошла медленнее. Среди лугов, открывавших дальнюю перспективу, она чувствовала себя увереннее.Потом она услышала вдали голоса.По лугу бежали несколько мужчин. Они были в зеленых защитных куртках, в руках у них были предметы, издали похожие на подзорные трубы на штативе. Они размахивали руками и что-то кричали друг другу, но слов из-за расстояния разобрать было невозможно.Эвелин Пфайфер почувствовала себя окончательно успокоенной. Должно быть, кому-то из этих мужчин и принадлежал голубой «БМВ». 20 В то время, как Илмаз и Бруно, молча, но в общем-то мирно застилали каждый свою постель, в большой комнате вспыхнула первая ссора.Оливер Клокке, как спортсмен превыше всего ценящий свежий воздух, сразу закинул куртку на верхний матрац двухэтажной кровати прямо у окна. Но пока он извлекал привезенные из дома простыни, на ту же кровать взгромоздил чемодан Карстен Кайзер.– Ты чего, Кайзер? – возмутился Оливер. – Это же моя койка!– Твоя? Была твоя, да сплыла. Теперь я ее занимаю. Что, по-твоему, я должен дышать вонищей от ваших копыт?Включился Йорг.– А может, вы решите это в честной борьбе? Ну, скажем, в пинг-понг.– Тоже придумал! – Карстен постучал себя пальцем по лбу.Все засмеялись – против спортивного Оливера у Карстена не было шансов.Наконец между обоими протиснулся Олаф и швырнул на постель свою сумку.– Если вы не можете договориться, я охотно займу это место.Воцарилось угрожающее молчание.Оливер Клокке внимательно посмотрел на поклонника команды Шальке и принялся закатывать рукава пуловера.Потом тихо сказал:– Убери свои грязные тряпки вниз!Олаф лишь ухмыльнулся.– Раз…Олаф уцепился двумя руками за край постели.– Два… – продолжал считать Оливер, и звенящий голос его не предвещал ничего хорошего.Олаф присел на корточки, чтоб затем быстро вскочить на верхнюю постель.– Три!Длинный Клокке схватил Олафа за шиворот и снова стянул на пол. Другой рукой он швырнул через всю комнату к двери его спортивную сумку. Сумка ударилась об узкий деревянный шкаф и грохнулась на пол.Олаф вырвался из рук Оливера и бросился за сумкой. Однако ее уже поднял Маркус Эгерлунд, теперь он держал ее у груди, как в баскетболе.– Раз, два, три, кто поймает мячик?Четверо, шестеро рук взметнулись вверх. И прежде чем Олаф подбежал, сумка его, описав баллистическую кривую, приземлилась в руках Карстена.Олаф оставил Маркуса и кинулся к нему. Но Карстен успел бросить сумку дальше, маленькому Енсу Пальмстрёму, а тот, развернувшись, препроводил ее Петеру Хильтгену.Запыхавшись, Олаф остановился посреди комнаты. Словно на футбольной тренировке – один гоняется за мячом, остальные передают мяч по кругу. Если игра пойдет всерьез, у него не останется шансов.Рассвирепев, он оглянулся. И тут взгляд его упал на вещи, которые Петер успел разложить у себя на кровати. Олаф выхватил туго набитую красную туалетную сумку, распахнул окно и выбросил ее во двор.Вновь на мгновение стало тихо. Потом Петер как бы между делом спросил:– Ну и как, ты принесешь мне мои вещи?– Я? Поцелуй меня в зад!– Лучше не надо, – ухмыльнулся Хильтген и не спеша подошел к окну. Он расстегнул молнию на спортивной сумке Олафа и теперь держал ее на весу двумя руками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23