Выбирай здесь сайт Водолей
Манфред Дата и место рождения: 1.10.1955, Гамбург Последнее место жительства: Эрнст-Меркштрассе, 216 2000 Гамбург Деятельность: Боевой фронт национал-социалистов (фюрер)Молодежь для Германии (президент)Спортивный союз «Германия» (председатель правления)Немецкий патриотический совет (член президиума) Розыск: Санкция на арест генерального федерального прокурора от 30.8.83 г. за нарушение § 86, 86а, 131 уголовного кодекса. Санкция на арест государственного прокурора Франкфурта-на-Майне от 12.1.83 г. за нарушение §§ 125, 129а, 130, 244 и др.
– А что все это значит? – спросил Шойбнер.Полицейские задумались.– Первые параграфы касаются антиконституционной пропаганды и чего-то в этом роде, – произнес, наконец, один из них. – А остальные? Должно быть, нарушение спокойствия, грабеж, вооруженный бандитизм.– Точнее вы не можете сказать?Оба смущенно молчали.– Ну, знаете, – покачал головой Шойбнер, – если о мой ученик в своей профессии понимал столько же, сколько вы в своей, обои отваливались бы у нас от стен. 50 – Ваша фамилия, будьте добры!– Краузе, Рената. Родилась 10 июня 1959 года в Херне…– Сейчас не нужно. Точные сведения о себе внесете потом в анкету. Это в соседнем помещении. Вы практикантка?– Да!– Тогда вы, наверное, не так хорошо знаете класс, как господин Вейен?Он его тоже не знает, подумала Рената. Но кивнула:– Да, я преподавала в десятом «Б» в общей сложности девять или десять недель.– А теперь рассказывайте!– Что я должна рассказывать?– Все, что связано с экскурсией. Особенно меня интересует, естественно, вчерашний вечер…Он слушал Ренату, не перебивая.– Однако у вас здесь бурная ночная жизнь, – заметил он в итоге.– То есть как это?– Ну как – Бруно у этой Мануэлы, Илмаз – у Стефании.Рената покачала головой.– Все ото безобидно. Им хотелось просто посидеть вместе, послушать музыку, подержаться за руки. Ничего другого тут быть не может.– Как часто вы их контролировали?– После десяти? Каждые десять минут. По очереди с учительницей из Бергкамена.– А ваш старший коллега?– Он должен был проверять комнаты мальчиков.– И он действительно это делал?Рената запнулась.– Послушайте, – вскипел толстяк. – Речь ведь идет об убийстве, насколько мне известно. И вы и ваш уважаемый коллега по уши увязли в этом деле. Халатное отношение к своим обязанностям, слабый контроль и так далее. И для всяких церемоний сейчас не время!Господи, да ведь он прав. Сколько поднимется пены. В школе, у нее в институте, в городе.– Я в самом деле этого не знаю, – ответила она. – В начале одиннадцатого он с бутылкой вина перешел в дневное помещение номер восемь и, должно быть, играл там во всемирный потоп. Ну, то есть медленно напивался.– А тому была причина?Рената вздохнула. Ну и вопросы задает этот человек!– Не знаю. Возможно, турбаза казалась ему ниже его уровня. У меня сложилось впечатление, что он иначе представлял этот вечер – роскошная светская вечеринка с красивыми женщинами. Он из тех верных муженьков, что годами дожидаются, когда их спустят с поводка. И в этом смысле поездка с самого начала была для него разочарованием.Толстяк облокотился обеими руками на стол, внимательно разглядывая молодую женщину.– Вы, видно, не очень жалуете господина Вейена?– Нет, – ответила Рената. – Но какое это имеет отношение к смерти Илмаза?– Никакого. Но я всегда предпочитаю знать, как отдельные свидетели относятся друг к другу.– Я могу идти?– Да. И попросите ко мне господина Хольца. 51 Хольц глубоко задумался над раскрытой папкой со счетами. Пальцы правой руки сильно сжимали стакан, наполненный на одну треть коричневой жидкостью. Он нервно покачивал стакан из стороны в сторону. Заметив практикантку, он вздрогнул и попытался прикрыть коньяк папкой. Однако беглая ее усмешка показала, что с этим маскировочным мероприятием он запоздал.– Вас приглашают в дневное помещение номер три! – известила практикантка.Хольц кивнул. Он покосился было на недопитый стакан, но затем решительно поставил его на стол, не сделав больше ни глотка. Выйдя из комнаты, он дважды повернул ключ секретного замка и для надежности подергал еще ручку двери.– Садитесь!Остхольт указал на стул у широкого обеденного стола, за которым расположился сам.Хольц сел.Выражение его лица свидетельствовало, какой тяжелейшей мукой было для него выполнять в собственном доме указания посторонних лиц.Гаупткомиссар внимательно разглядывал его какое-то время, словно на лбу управляющего было написано, что именно он собирался скрыть.– Какая дверь была вчера вечером не заперта? – спросил он без долгих предисловий.Хольц взглянул на него в замешательстве. Стекла очков его искрились.– Я… Э… Двери всегда заперты. Все!– Но вчера вечером около одиннадцати это было не так, господин Хольц. Замки, двери и окна не имеют повреждений. Однако юноша ушел. Выходит, одна дверь была не заперта!– А может, этот турок ушел раньше.– Есть свидетели, видевшие его в доме после десяти.– Кто? – спросил в ответ директор. И, почувствовав себя увереннее, добавил: – Только этот итальяшка, насколько мне известно.– Итак, ваши показания противоречат друг другу. Выходит, кто-то из вас говорит неправду.Теперь лицо Хольца выражало возмущение.– И вы считаете, что я лгу? Послушайте, я в этой сфере работаю уже четверть века. И ни в одном из домов, где я был управляющим, никогда не происходило ничего подобного. А потом является такой вот наглец, и я должен теперь защищаться?– Ну зачем вы так? – Остхольт примиряюще поднял руки. – Никто и не думает вас обвинять…С явным облегчением управляющий поднялся, аккуратно поставил стул на место у краешка стола. Потом повернулся и направился к двери. Он уже нажал на дверную ручку, когда последовал вопрос:– Кстати, господин Хольц. Чуть было не забыл. Сколько вы уже работаете здесь?– Я? Дайте сообразить, шесть, нет, семь лет. Да, с семьдесят седьмого.– Тогда вы, наверное, хорошо знаете эту местность, – заключил полицейский. – Скажите, кому принадлежит тот береговой выступ с двумя лодочными сараями? Прямо против «Южного берега».– Против «Южного берега»?Глаза Хольца снова блеснули.– Какая-то гимназия из Зоста взяла участок в аренду. Летом, во всяком случае, там было много школьников.– А в это время года?Управляющий пожал плечами:– Вот уже несколько месяцев я никого там не видел. Холодновато сейчас для занятий греблей…– Благодарю вас…Едва Хольц закрыл за собой дверь, как вновь она распахнулась. Влетел Адлер с запиской в руке. Лицо у него разрумянилось.– Что случилось?– Я только что видел тут одного павлина в форме Шальке. Так вот он говорит, что вчера между Бруно и Илмазом разыгралась сцена ревности…– Из-за Стефании?– Именно. Макаронник просто места из-за нее не находил, но подъехать не смог, турок оказался проворней…Всем весом своего тела Остхольт откинулся назад и задумался. Потом медленно открыл жестяную коробочку и извлек длинную, светлую сигару. Запалив свой бронебойный легочный снаряд, он несколько раз кряду выпустил столб дыма, затем, наконец, отрицательно покачал головой.– Почему тогда вечером Бруно начал ухаживать за другой?– Откуда я знаю? Из чувства противоречия, быть может. Или чтоб заставить свою обожаемую ревновать…Гаупткомиссар состроил недовольную мину.– Психология двоечников. К тому же в десять вечера все двери в доме были заперты. А за двадцать минут до этого Краузе еще видела Илмаза в комнате у девушек. Ты полагаешь, что за столь короткий промежуток времени Бруно заманил Илмаза к озеру, утопил его и сам благополучно вернулся обратно? Сомнительно.– Но Бруно был единственным, кто видел Илмаза около одиннадцати в доме…– Не мели ерунды! – возразил толстяк. – Время не сходится. Допустим, что Бруно и этот Хольц лгут. Но одновременно оба?Однако убедить Адлера ему не удалось.– Вилли! Раскинь еще раз мозгами! Наверху сидит роскошная крошка с длинными светлыми волосами. От чего все южные мужчины немедленно приходят в восторг. Турок уже миновал заслоны на первом этаже. Зачем ему было возвращаться? Какая причина?– Важная. И очень. Но нам еще предстоит ее установить… 52 Усталый и разбитый, Пахман вернулся домой.Его скромно обставленная подержанной мебелью двухкомнатная квартирка находилась в северо-западной части Дортмунда, вблизи огромного порта. Несколько десятилетий назад район этот считался респектабельным: многие из улиц до сих пор похожи больше на аллеи, в просторных дворах достаточно места для детских игр и сушки белья, всюду оставлены места для газонов, скверов, деревьев.Квартира Пахмана находилась в тихой боковой улочке на втором этаже старого дома, вот уже шестьдесят лет сдаваемого в аренду. Крошечный, почти квадратный коридор, в котором помещалось лишь зеркало да небольшая вешалка с тремя крючками, отделял столовую-кухню от входной двери. Еще одна дверь вела в просторную, выходившую окнами на улицу спальню.Воздух в прихожей был сухой и спертый. Вот уже несколько месяцев в квартиру никто не заходил.Пахман повесил кожаную куртку на крючок рядом с зеркалом и включил закрепленную над ним лампу дневного света. Его руки принялись осторожно ощупывать верхний край кухонной двери. Перед уходом Пахман защемил дверью крошечный, около сантиметра длиной, обломок спички. Начни кто-нибудь открывать дверь – и спичка упала бы. Даже если б входивший это заметил, трудно было бы поместить ее вновь на то же место.Кончики пальцев нащупали сухой крошечный обломок. Спичка была на месте. Следовательно, в квартиру без него не наведывались.Пахман сбросил с себя вот уже три дня не менявшееся белье, тщательно вымылся. Потом надел чистую рубашку и черные вельветовые брюки. В небольшой лавке на Уландштрассе он купил хлеба, колбасы, немного масла и пару пакетов молока.После ужина он не стал убираться на кухне и сразу улегся в постель. Последние тридцать шесть часов отняли у него больше душевных сил, чем он предполагал. Почти все это время он провел в автомобилях, к тому же большей частью сам за рулем. Лишь на обратном пути из Баварии в Рур он прилег часа на три на носилки и малость подремал. О сне нечего было и думать.Зато теперь напряжение медленно отпускало его. Только Грау он все еще не мог вспоминать без раздражения.Снова представил его блуждающий взгляд, когда вернулся около полуночи в лодочный сарай, чтобы забрать шефа. Блондин втащил турка в сарай, привязал к стулу. Даже глаза не догадался ему завязать.Решение оставалось ясное и простое, хотя неприятное. Они затолкали турку в рот кляп и выволокли из сарая. Стоя по пояс в воде, они держали его за ноги. Прошло довольно много времени, пока тело не перестало дергаться у них в руках и на воде исчезли пузыри. Потом они вытащили слипшийся кляп изо рта и швырнули труп в озеро. Тут Грау снова стошнило как щенка…Пахман проспал самое большее полчаса, когда зазвонил телефон. Как гвозди, вонзались звонки в его сонный мозг. Пятый, шестой, восьмой раз. На десятый он снял трубку.– Руди?Хольц! Именно его сейчас недоставало!– Слушай, здесь начался сущий ад. Они нашли его. Вы должны привести в порядок участок. Сегодня ночью вы, наверное, успеете еще это сделать. Утром они уже все тут перевернут…– Вы ошиблись! – буркнул Пахман и швырнул трубку.Этого только не хватало!Тут же он набрал другой дортмундский номер. Ему тоже пришлось долго ждать, пока сняли трубку.– Слушай внимательно, поспать не придется. Достань какой-нибудь фургон, лучше «фольксваген», возьми двух человек. Есть работа. 53 Допрос Штайна продолжался ровно восемь минут.Сначала он повторил гаупткомиссару то, что уже рассказала в середине дня практикантка. Его вывод – если после десяти дверь снова отпирали, это мог сделать только Хольц. Но тому нет никакой разумной причины.– Почему нет? – зацепился Остхольт.– Потому что он и так мог попасть к себе в квартиру. Через пристройку. Зачем было еще раз выходить на улицу?– Может, подышать воздухом? – предположил гаупткомиссар.Однако длинноволосый уклонист возразил:– Вряд ли. Он всегда совершает прогулку между восемью и десятью. После ужина и до отбоя у нас действительно не так много работы.Гаупткомиссар задумчиво уставился в свои записи. Потом поднял глаза и спросил:– А кому, собственно, принадлежат два лодочных сарая на береговом выступе? Против «Южного берега».– Эти? – Штайн задумался. – Прежде там была какая-то школа спортивной гребли. Вывеска еще сохранилась. Но прошлой осенью они, должно быть, продали участок. Средств, наверное, не хватало.Остхольт с удивлением воззрился на собеседника.– А теперь?Уклонист равнодушно пожал плечами.– Понятия не имею. Я видел там людей всего два-три раза. Какой-то молодежный клуб. Интересно, где они наскребли столько денег.– А что это за люди?– Я, правда, не знаю. Какие-то типы на мотоциклах, в черной коже. Без женщин. Но об этом спросите лучше Хольца. Он время от времени проверяет там замки.Толстяк молча посмотрел на узкоплечего парня. Потом что-то записал на листке бумаги.– Эта практикантка говорила об Оливере. Не могли бы вы привести его сюда, – попросил он.
– Я могу обращаться к тебе на «ты»?– Естественно.– Имя и фамилия?– Оливер Клокке.– Возраст?– Шестнадцать.– Хорошо. Скажи мне, что особенно интересовало маза вчера утром и после обеда?– Стефания. Что же еще?– Подумай.Длинный Оливер задумчиво почесал в том месте, где со временем должна была пробиться черная борода. Вот уже несколько лет ждал он момента, когда сможет, наконец, обзавестись такой роскошной вещью. К непреходящему его огорчению дело пока ограничивалось редкой сомнительной порослью, которую мог унести с собой первый порыв ветра.– Да нет, честно, ничего особенного!– Так-таки ничего?– Ну кое-что было, но это же чушь…– И все-таки расскажи.– Значит, вчера утром тут кружил фургон. Подъехал к главному входу. Мужчина в халате с пятнами краски и в такой белой шапочке вышел и скрылся в здании базы. Через несколько минут он появился снова, и автомобиль уехал.– Все?– Нет.– Рассказывай дальше!Оливер ухмыльнулся и покрутил пальцем у лба:– Но это все чушь собачья! Мы потом отправились искать пивную.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
– А что все это значит? – спросил Шойбнер.Полицейские задумались.– Первые параграфы касаются антиконституционной пропаганды и чего-то в этом роде, – произнес, наконец, один из них. – А остальные? Должно быть, нарушение спокойствия, грабеж, вооруженный бандитизм.– Точнее вы не можете сказать?Оба смущенно молчали.– Ну, знаете, – покачал головой Шойбнер, – если о мой ученик в своей профессии понимал столько же, сколько вы в своей, обои отваливались бы у нас от стен. 50 – Ваша фамилия, будьте добры!– Краузе, Рената. Родилась 10 июня 1959 года в Херне…– Сейчас не нужно. Точные сведения о себе внесете потом в анкету. Это в соседнем помещении. Вы практикантка?– Да!– Тогда вы, наверное, не так хорошо знаете класс, как господин Вейен?Он его тоже не знает, подумала Рената. Но кивнула:– Да, я преподавала в десятом «Б» в общей сложности девять или десять недель.– А теперь рассказывайте!– Что я должна рассказывать?– Все, что связано с экскурсией. Особенно меня интересует, естественно, вчерашний вечер…Он слушал Ренату, не перебивая.– Однако у вас здесь бурная ночная жизнь, – заметил он в итоге.– То есть как это?– Ну как – Бруно у этой Мануэлы, Илмаз – у Стефании.Рената покачала головой.– Все ото безобидно. Им хотелось просто посидеть вместе, послушать музыку, подержаться за руки. Ничего другого тут быть не может.– Как часто вы их контролировали?– После десяти? Каждые десять минут. По очереди с учительницей из Бергкамена.– А ваш старший коллега?– Он должен был проверять комнаты мальчиков.– И он действительно это делал?Рената запнулась.– Послушайте, – вскипел толстяк. – Речь ведь идет об убийстве, насколько мне известно. И вы и ваш уважаемый коллега по уши увязли в этом деле. Халатное отношение к своим обязанностям, слабый контроль и так далее. И для всяких церемоний сейчас не время!Господи, да ведь он прав. Сколько поднимется пены. В школе, у нее в институте, в городе.– Я в самом деле этого не знаю, – ответила она. – В начале одиннадцатого он с бутылкой вина перешел в дневное помещение номер восемь и, должно быть, играл там во всемирный потоп. Ну, то есть медленно напивался.– А тому была причина?Рената вздохнула. Ну и вопросы задает этот человек!– Не знаю. Возможно, турбаза казалась ему ниже его уровня. У меня сложилось впечатление, что он иначе представлял этот вечер – роскошная светская вечеринка с красивыми женщинами. Он из тех верных муженьков, что годами дожидаются, когда их спустят с поводка. И в этом смысле поездка с самого начала была для него разочарованием.Толстяк облокотился обеими руками на стол, внимательно разглядывая молодую женщину.– Вы, видно, не очень жалуете господина Вейена?– Нет, – ответила Рената. – Но какое это имеет отношение к смерти Илмаза?– Никакого. Но я всегда предпочитаю знать, как отдельные свидетели относятся друг к другу.– Я могу идти?– Да. И попросите ко мне господина Хольца. 51 Хольц глубоко задумался над раскрытой папкой со счетами. Пальцы правой руки сильно сжимали стакан, наполненный на одну треть коричневой жидкостью. Он нервно покачивал стакан из стороны в сторону. Заметив практикантку, он вздрогнул и попытался прикрыть коньяк папкой. Однако беглая ее усмешка показала, что с этим маскировочным мероприятием он запоздал.– Вас приглашают в дневное помещение номер три! – известила практикантка.Хольц кивнул. Он покосился было на недопитый стакан, но затем решительно поставил его на стол, не сделав больше ни глотка. Выйдя из комнаты, он дважды повернул ключ секретного замка и для надежности подергал еще ручку двери.– Садитесь!Остхольт указал на стул у широкого обеденного стола, за которым расположился сам.Хольц сел.Выражение его лица свидетельствовало, какой тяжелейшей мукой было для него выполнять в собственном доме указания посторонних лиц.Гаупткомиссар внимательно разглядывал его какое-то время, словно на лбу управляющего было написано, что именно он собирался скрыть.– Какая дверь была вчера вечером не заперта? – спросил он без долгих предисловий.Хольц взглянул на него в замешательстве. Стекла очков его искрились.– Я… Э… Двери всегда заперты. Все!– Но вчера вечером около одиннадцати это было не так, господин Хольц. Замки, двери и окна не имеют повреждений. Однако юноша ушел. Выходит, одна дверь была не заперта!– А может, этот турок ушел раньше.– Есть свидетели, видевшие его в доме после десяти.– Кто? – спросил в ответ директор. И, почувствовав себя увереннее, добавил: – Только этот итальяшка, насколько мне известно.– Итак, ваши показания противоречат друг другу. Выходит, кто-то из вас говорит неправду.Теперь лицо Хольца выражало возмущение.– И вы считаете, что я лгу? Послушайте, я в этой сфере работаю уже четверть века. И ни в одном из домов, где я был управляющим, никогда не происходило ничего подобного. А потом является такой вот наглец, и я должен теперь защищаться?– Ну зачем вы так? – Остхольт примиряюще поднял руки. – Никто и не думает вас обвинять…С явным облегчением управляющий поднялся, аккуратно поставил стул на место у краешка стола. Потом повернулся и направился к двери. Он уже нажал на дверную ручку, когда последовал вопрос:– Кстати, господин Хольц. Чуть было не забыл. Сколько вы уже работаете здесь?– Я? Дайте сообразить, шесть, нет, семь лет. Да, с семьдесят седьмого.– Тогда вы, наверное, хорошо знаете эту местность, – заключил полицейский. – Скажите, кому принадлежит тот береговой выступ с двумя лодочными сараями? Прямо против «Южного берега».– Против «Южного берега»?Глаза Хольца снова блеснули.– Какая-то гимназия из Зоста взяла участок в аренду. Летом, во всяком случае, там было много школьников.– А в это время года?Управляющий пожал плечами:– Вот уже несколько месяцев я никого там не видел. Холодновато сейчас для занятий греблей…– Благодарю вас…Едва Хольц закрыл за собой дверь, как вновь она распахнулась. Влетел Адлер с запиской в руке. Лицо у него разрумянилось.– Что случилось?– Я только что видел тут одного павлина в форме Шальке. Так вот он говорит, что вчера между Бруно и Илмазом разыгралась сцена ревности…– Из-за Стефании?– Именно. Макаронник просто места из-за нее не находил, но подъехать не смог, турок оказался проворней…Всем весом своего тела Остхольт откинулся назад и задумался. Потом медленно открыл жестяную коробочку и извлек длинную, светлую сигару. Запалив свой бронебойный легочный снаряд, он несколько раз кряду выпустил столб дыма, затем, наконец, отрицательно покачал головой.– Почему тогда вечером Бруно начал ухаживать за другой?– Откуда я знаю? Из чувства противоречия, быть может. Или чтоб заставить свою обожаемую ревновать…Гаупткомиссар состроил недовольную мину.– Психология двоечников. К тому же в десять вечера все двери в доме были заперты. А за двадцать минут до этого Краузе еще видела Илмаза в комнате у девушек. Ты полагаешь, что за столь короткий промежуток времени Бруно заманил Илмаза к озеру, утопил его и сам благополучно вернулся обратно? Сомнительно.– Но Бруно был единственным, кто видел Илмаза около одиннадцати в доме…– Не мели ерунды! – возразил толстяк. – Время не сходится. Допустим, что Бруно и этот Хольц лгут. Но одновременно оба?Однако убедить Адлера ему не удалось.– Вилли! Раскинь еще раз мозгами! Наверху сидит роскошная крошка с длинными светлыми волосами. От чего все южные мужчины немедленно приходят в восторг. Турок уже миновал заслоны на первом этаже. Зачем ему было возвращаться? Какая причина?– Важная. И очень. Но нам еще предстоит ее установить… 52 Усталый и разбитый, Пахман вернулся домой.Его скромно обставленная подержанной мебелью двухкомнатная квартирка находилась в северо-западной части Дортмунда, вблизи огромного порта. Несколько десятилетий назад район этот считался респектабельным: многие из улиц до сих пор похожи больше на аллеи, в просторных дворах достаточно места для детских игр и сушки белья, всюду оставлены места для газонов, скверов, деревьев.Квартира Пахмана находилась в тихой боковой улочке на втором этаже старого дома, вот уже шестьдесят лет сдаваемого в аренду. Крошечный, почти квадратный коридор, в котором помещалось лишь зеркало да небольшая вешалка с тремя крючками, отделял столовую-кухню от входной двери. Еще одна дверь вела в просторную, выходившую окнами на улицу спальню.Воздух в прихожей был сухой и спертый. Вот уже несколько месяцев в квартиру никто не заходил.Пахман повесил кожаную куртку на крючок рядом с зеркалом и включил закрепленную над ним лампу дневного света. Его руки принялись осторожно ощупывать верхний край кухонной двери. Перед уходом Пахман защемил дверью крошечный, около сантиметра длиной, обломок спички. Начни кто-нибудь открывать дверь – и спичка упала бы. Даже если б входивший это заметил, трудно было бы поместить ее вновь на то же место.Кончики пальцев нащупали сухой крошечный обломок. Спичка была на месте. Следовательно, в квартиру без него не наведывались.Пахман сбросил с себя вот уже три дня не менявшееся белье, тщательно вымылся. Потом надел чистую рубашку и черные вельветовые брюки. В небольшой лавке на Уландштрассе он купил хлеба, колбасы, немного масла и пару пакетов молока.После ужина он не стал убираться на кухне и сразу улегся в постель. Последние тридцать шесть часов отняли у него больше душевных сил, чем он предполагал. Почти все это время он провел в автомобилях, к тому же большей частью сам за рулем. Лишь на обратном пути из Баварии в Рур он прилег часа на три на носилки и малость подремал. О сне нечего было и думать.Зато теперь напряжение медленно отпускало его. Только Грау он все еще не мог вспоминать без раздражения.Снова представил его блуждающий взгляд, когда вернулся около полуночи в лодочный сарай, чтобы забрать шефа. Блондин втащил турка в сарай, привязал к стулу. Даже глаза не догадался ему завязать.Решение оставалось ясное и простое, хотя неприятное. Они затолкали турку в рот кляп и выволокли из сарая. Стоя по пояс в воде, они держали его за ноги. Прошло довольно много времени, пока тело не перестало дергаться у них в руках и на воде исчезли пузыри. Потом они вытащили слипшийся кляп изо рта и швырнули труп в озеро. Тут Грау снова стошнило как щенка…Пахман проспал самое большее полчаса, когда зазвонил телефон. Как гвозди, вонзались звонки в его сонный мозг. Пятый, шестой, восьмой раз. На десятый он снял трубку.– Руди?Хольц! Именно его сейчас недоставало!– Слушай, здесь начался сущий ад. Они нашли его. Вы должны привести в порядок участок. Сегодня ночью вы, наверное, успеете еще это сделать. Утром они уже все тут перевернут…– Вы ошиблись! – буркнул Пахман и швырнул трубку.Этого только не хватало!Тут же он набрал другой дортмундский номер. Ему тоже пришлось долго ждать, пока сняли трубку.– Слушай внимательно, поспать не придется. Достань какой-нибудь фургон, лучше «фольксваген», возьми двух человек. Есть работа. 53 Допрос Штайна продолжался ровно восемь минут.Сначала он повторил гаупткомиссару то, что уже рассказала в середине дня практикантка. Его вывод – если после десяти дверь снова отпирали, это мог сделать только Хольц. Но тому нет никакой разумной причины.– Почему нет? – зацепился Остхольт.– Потому что он и так мог попасть к себе в квартиру. Через пристройку. Зачем было еще раз выходить на улицу?– Может, подышать воздухом? – предположил гаупткомиссар.Однако длинноволосый уклонист возразил:– Вряд ли. Он всегда совершает прогулку между восемью и десятью. После ужина и до отбоя у нас действительно не так много работы.Гаупткомиссар задумчиво уставился в свои записи. Потом поднял глаза и спросил:– А кому, собственно, принадлежат два лодочных сарая на береговом выступе? Против «Южного берега».– Эти? – Штайн задумался. – Прежде там была какая-то школа спортивной гребли. Вывеска еще сохранилась. Но прошлой осенью они, должно быть, продали участок. Средств, наверное, не хватало.Остхольт с удивлением воззрился на собеседника.– А теперь?Уклонист равнодушно пожал плечами.– Понятия не имею. Я видел там людей всего два-три раза. Какой-то молодежный клуб. Интересно, где они наскребли столько денег.– А что это за люди?– Я, правда, не знаю. Какие-то типы на мотоциклах, в черной коже. Без женщин. Но об этом спросите лучше Хольца. Он время от времени проверяет там замки.Толстяк молча посмотрел на узкоплечего парня. Потом что-то записал на листке бумаги.– Эта практикантка говорила об Оливере. Не могли бы вы привести его сюда, – попросил он.
– Я могу обращаться к тебе на «ты»?– Естественно.– Имя и фамилия?– Оливер Клокке.– Возраст?– Шестнадцать.– Хорошо. Скажи мне, что особенно интересовало маза вчера утром и после обеда?– Стефания. Что же еще?– Подумай.Длинный Оливер задумчиво почесал в том месте, где со временем должна была пробиться черная борода. Вот уже несколько лет ждал он момента, когда сможет, наконец, обзавестись такой роскошной вещью. К непреходящему его огорчению дело пока ограничивалось редкой сомнительной порослью, которую мог унести с собой первый порыв ветра.– Да нет, честно, ничего особенного!– Так-таки ничего?– Ну кое-что было, но это же чушь…– И все-таки расскажи.– Значит, вчера утром тут кружил фургон. Подъехал к главному входу. Мужчина в халате с пятнами краски и в такой белой шапочке вышел и скрылся в здании базы. Через несколько минут он появился снова, и автомобиль уехал.– Все?– Нет.– Рассказывай дальше!Оливер ухмыльнулся и покрутил пальцем у лба:– Но это все чушь собачья! Мы потом отправились искать пивную.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23