Наверное, мы ехали с матерью через пустыню к моему жениху, а кочевники напали на нас.
– Да… Вам суждена была иная жизнь, саида.
– Что же мне теперь делать?
– Юноша кивает вам, зовет вас. Поезжайте на Восток.
– Но куда же?
– Простите меня, саида, этого я не знаю. Посетите священную Мекку, и, наверное, Господь наставит вас.
Амира покинула узкие, грязные улочки Старого города и оказалась в центре, где лился поток автомобилей, а прохожие носили не галабеи и мелаи, а джинсы, шорты и европейские платья. На рекламном щите на площади Освобождения красовалась блондинка в белом купальнике, потягивающая из бутылочки кока-колу, а на афише кинотеатра «Рокси» был объявлен новый фильм Хакима Рауфа с участием Дахибы и Камилии Рашид. Поток пешеходов лился через мост Тахрир, в начале которого стояли статуи каменных львов. Амира остановилась на мосту, глядя на течение Нила; бросив взгляд на берега реки, она вспомнила, что каирцы празднуют сегодня Шамм эль-Нессин – праздник Начала Обоняния Ветра. В этот праздник горожане собирались семьями, купались; случалось, что во время этих пикников люди тонули.
В этих толпах горожан, думала Амира, находится, может быть, ее давний суженый, а может быть, она и встречала его не раз на улицах города. А он – помнил ли он все эти годы свою девочку-невесту, мечтал ли о ней или, может быть, даже пытался ее найти?
Если она найдет его, она узнает, кто она такая, найдет ключ к своему прошлому. Но как его найти?
– Я помогу тебе, Захра! – сказал Захария, доставая из печи большой котел с вареными яйцами и ставя его в раковину.
– Спасибо, молодой хозяин, – растроганно отозвалась Захра, – я правда чувствую слабость, это от погоды, завтра я буду в порядке.
Кухня была полна детей, которые усердно разрисовывали яйца.
Вдруг заплакала шестилетняя Асмахан, старшая дочь Тахьи, следом восьмимесячные двойняшки Омара от второй жены Налы.
– Успокойтесь, дети, – сказала Тахья и строго посмотрела на виновника смятения, десятилетнего Мухаммеда.
– Не брани мальчика, Тахья, – недовольно сказала Нефисса и дала Мухаммеду шоколадку. – Это Асман виновата.
Вторая жена Омара Нала строго воспитывала своих четверых детей, но Мухаммеда, сына Ясмины, нещадно баловала его бабушка Нефисса.
Захария показывал маленькому Абдуле Вахабу, как разрисовывать яйцо, поглядывая уголком глаза на беременную Тахью, – она была на последнем месяце. Он сдержал свое слово – не жениться, но в глубине души мечтал, что Тахья когда-нибудь овдовеет и он все-таки станет ее мужем.
– Мама, – закричал младший ребенок Басимы, – хочу на горшочек!
– Опять! – огорченно сказала женщина и увела ребенка.
– Уже у шестерых в нашем доме понос, – озабоченно заметила Фадилла, правнучка покойной тетушки Зу Зу. – Надо лечить их бабушкиными настоями.
Тахья открыла шкафчик с лекарствами и стала рассматривать бутылочки и пиалы с надписями, сделанными рукою Амиры; Захария не отводил взгляда от ее отяжелевшего тела. Тахья почувствовала его взгляд и подумала: «Бедный Захария! После того как он, тяжелораненый, умирал в Синайской пустыне, здоровье его не восстановилось. Он неузнаваемо изменился, состарился не по возрасту – поредевшие волосы, согбенные плечи, очки с толстыми линзами. Один из племянников упорно называл двадцативосьмилетнего Захарию «дедушка Закки». Он не мог преподавать в школе, так как у него время от времени случались припадки.
Поэтому он оставался дома – женщины ухаживали за ним и помогали во время приступов болезни.
Последний приступ случился год назад. Захария потерял сознание, а когда очнулся, был слаб, как новорожденный ребенок. Только Тахье он рассказал однажды, что случилось с ним в Синайской пустыне. Он описал «пейзаж своего безумия» – выжженную пустыню, обуглившиеся трупы, пикирующие с неба самолеты и пули, поднимающие рядом с ним маленькие песчаные гейзеры. Врачи подумали, что Захария умер: остановилось сердце, прервалось дыхание. Но через мгновение он вернулся к жизни, и никто не знал, где же он был, когда сердце его не билось. Но Захария знал – он был в раю. Знала Тахья – в раю Бог заменил ему человеческую душу ангельской. Поэтому он был так божественно спокоен, так тих, поэтому и другие обретали в его присутствии умиротворение. Он иногда внушал страх Тахье – так высоко над миром парила его душа, но и пугаясь его нездешней сути, не понимая его – она любила его безмерно. Война изменила его, как изменила Египет, война изменила и Тахью – она знала теперь, что она, жена Джамала Рашида, любит Захарию, его ангельские глаза, его тихий голос, его нежные руки.
В кухню вошла Амира и поздоровалась:
– Сабах эль-кхейр – Доброе утро! Дети дружно приветствовали бабушку:
– Сабах эль-нур, умма, – Светлое утро!
Амира уже сняла мелаю, в которой она ходила к Кетте, и надела черную юбку из тонкой шерсти и черную шелковую блузу, чулки и лакированные туфли на высоких каблуках. Как всегда, она надела строгие изящные украшения старинные браслеты, кольца с изумрудами, жемчужное ожерелье, приобретя облик «бинт эль-зават» – аристократки. Амира всегда учила дочерей и внучек, что после добродетели так же необходимо блюсти красоту, и брови старой женщины, как всегда, были выщипаны и тщательно подрисованы, рот подкрашен темно-красной помадой, а кожа лица нежно светилась от кремов и протираний. Никто не дал бы Амире семидесяти лет.
Счастливо улыбаясь, Амира слушала веселую болтовню детей, разрисовывающих яйца. Если бы в доме всегда собиралось так много детей! Но дети Омара – пятеро – живут отдельно. Глядя на детей, она снова заметила у девяти своих правнуков особый разрез глаз – в форме заостренного листочка. От какого предка дети через нее унаследовали эту черту? Разыщет ли она своих предков, узнает ли, кто они были?
За всех этих детей и молодых девушек семьи Рашидов несет ответственность она, Амира. Сакинну, племянницу Джамала Рашида, она уже сговорила за сына Абделя Рахмана, который в этом году кончает университет. Сальму, вдову сына Айши, убитого в Шестидневной войне, можно выдать замуж за мистера Валида, который занимает хороший пост в министерстве образования. Шестнадцатилетнюю шалунью Райю, которая сейчас раскладывает яйца в корзины, можно выдать замуж через год-два. Ей надо подыскать мужа с твердым характером. А как быть с двадцатилетней красавицей Фадиллой, которая заявила, что сама найдет себе мужа?
– Сегодня к обеду будут еще пятеро, Захра, – сказала Амира, глядя на дюжину упитанных цыплят, подготовленных для вертела. – Кузен Ахмед с женой и детьми придут на праздник.
«За столом будет около пятидесяти человек, – с удовлетворением подумала Амира, – в такие трудные времена хорошо, когда вся семья в сборе».
Она выглянула в окно кухни и увидела абрикосовое дерево в полном цвету. «Мишмиш, абрикосик, – подумала она. – Мой сын запретил вспоминать тебя, но я горюю о тебе каждый день…»
– Сядь, отдохни, ты плохо выглядишь, – сказал Захария Захре.
«Как удивительно, – подумала Амира, что тайна усыновления Захарии осталась нераскрытой, – за столько лет ни разу не проговорилась Захра, не закралось подозрения у Захарии».
Захра с благодарностью посмотрела на Захарию, который показывал маленькому Абдуле Вахабу, как наносить узоры на яйцо цветным воском.
– Детям будет весело сегодня, – сказала она, – такой чудесный праздник! Когда я была маленькой девочкой, наш лавочник – самый богатый человек в деревне – дарил на этот праздник всем детям сахарных уточек, цыпляток и сладкий миндаль. В семьях побогаче детям дарили новую одежду, и никто не работал в поле. Мальчики пускали ракеты на берегу канала. В нашей деревне были и христиане, и помню, как-то раз они праздновали вместе с нами свою Пасху. – Захра прижала руку к животу и с трудом сдержала стон.
Захария, как всегда, внимательно слушал ее рассказ о деревне.
– А вы когда-нибудь соберетесь навестить свою семью, Захра? – спросил он, украдкой глядя на беременную Тахью. Ее располневшее тело вызвало у него прилив сладкой муки желания. Зрелая женственность, подумал он, еще больше вводит в соблазн, чем девическая прелесть. Он пылает и томится так же, как десять лет назад, около худенькой смуглой юной девочки.
– Нет, молодой хозяин, – ответила Захарии Захра, наливая себе в ковш воды и отпивая из него жадными глотками, – я не поеду в свою деревню.
– Разве вы не скучаете по семье?
Захра подумала про Абду, воплотившегося для нее в Захарии, и мысленно благословила его память.
– Моя семья здесь, – ответила она.
Из сада в кухню вошла Элис, одетая для выхода в город. Она подошла к своему внуку Мухаммеду и протянула ему пасхальную открытку.
– От твоей мамы, дорогой! – сказала она, нежно вытирая своим носовым платком измазанную шоколадом щечку.
Другие дети подбежали полюбоваться на красивую картинку из Америки. Элис улыбнулась и сказала внуку:
– Знаешь, когда я была маленькой девочкой, мы на этот праздник рано утром бежали к пруду, чтобы посмотреть, как танцует на воде солнышко.
– Как это солнышко танцует, бабушка? – удивился Мухаммед.
– От радости, что Христос воскрес… Нефисса быстро перехватила инициативу:
– Пойдем, я переодену тебе рубашечку, Мухаммед, ты ее тоже запачкал шоколадом!
Элис посмотрела на Нефиссу и подумала: «Когда-то мы были подруги, теперь – бабушки-соперницы».
– Я выйду за покупками с Камилией, мама Амира, – сказала Элис.
– Подожди минутку, я хотела с тобой поговорить, дорогая.
Амира усадила Элис в сторонке.
– Ты что-то бледная.
– У меня неважно с желудком. Пройдет.
– Я дам тебе лекарство. Но слушай – я собралась наконец в Мекку. Хочешь поехать вместе со мной?
– Я?!
– Я давно собиралась, а сейчас мне посоветовала Кетта. Поезжай со мной! Я бы очень этого хотела. Я помолюсь у Каабы. В Аравии человек может обдумать и понять свою жизнь, это священное место. Подумай и реши, а я сегодня буду говорить с Ибрахимом.
Аудитория Каирского союза женщин была переполнена; тысяча женщин собралась послушать президента Ливии Муаммара аль-Каддафи, который должен был прочитать лекцию о будущем арабских женщин.
Камилия прошла через толпу без особого труда – ей уступали дорогу. На высоких каблуках, высокая и статная, на спине – облако черных волос, прихваченных одной заколкой, она привлекала завистливые взгляды женщин и похотливые – мужчин. Эти чувства усугублялись тем, что репутация ее за годы выступлений на сцене оставалась безупречной – не только ни одного скандала, но даже ни одного романа не связывалось с ее именем.
Камилия села в первом ряду между председателем «Красного Креста» и женой министра здравоохранения. Теперь, когда президентом был Саадат, Египет снова стал центром искусств арабского мира. Камилия была широко известна, и многие считали, что ее семья гордится ею. Но Камилия знала, что ни один из ее родственников не видел фильмов с ее участием и не бывал на ее концертах. И Амира по-прежнему не хотела встретиться с Дахибой-Фатимой. И Дахиба тоже не желала сделать первый шаг.
Дахибы не было в Каире – она уехала в Ливан, где надеялась издать книгу своих стихов. За последние годы позиции феминизма в арабских странах усилились, и Дахиба считала, что женщины Египта в последней четверти двадцатого века должны добиться равных прав с мужчинами. Камилия думала так же.
К изумлению всех присутствующих, Каддафи не начал свою лекцию обращением к аудитории, а повернулся к ней спиной и большими буквами написал мелом на доске: «Девственность. Менструация. Деторождение». После этого он заявил, что установить равенство женщин и мужчин невозможно, так как это нарушило бы законы анатомии и физиологии, – женщины, подобно коровам, должны вынашивать и выкармливать детей, трудиться рядом с мужчинами им не подобает.
Аудитория разразилась возмущенными криками, но оратор продолжал, как ни в чем не бывало, развивать тему в том же ключе: женщины от природы слабее мужчин и не могут выносить жару, духоту и физические перегрузки на фабриках и заводах. Встал известный журналист и, покрыв громким голосом неистовый шум, задал президенту вопрос:
– Господин президент, у вас когда-нибудь выходил наружу почечный камень? Говорят, что это очень болезненно (очевидно, журналист слыхал про почечную болезнь президента и неспроста задал ему этот вопрос). Так вот, представьте себе, что наружу выходит не камушек, а небольшая дыня, – как бы вы себя чувствовали?! Вытерпели бы вы такое? А женщины терпят. Кто же сильнее – мужчина или женщина?
Камилии показалось, что сейчас обвалится крыша – так неистово захлопали женщины. Она посмотрела на часы и увидела, что ей надо торопиться на встречу с Элис.
Элис сидела в такси напротив женского клуба и размышляла. Предложение Амиры взбудоражило ее и пришлось ей по душе: действительно, может быть, в Саудовской Аравии она, оторвавшись от привычной обстановки, осмыслит свою жизнь. Со времени отъезда Ясмины из Египта, депрессия Элис усилилась. Если раньше она ощущалась как холодная подводная река, разрушающая твердыню души, то теперь бурное течение как будто пульсировало под самой кожей, а иногда как водопад шумело в ушах. Доктор сказал ей, что это гипертония, и дал таблетки, которые она выбросила. Она лучше врача знала, что это такое – это была меланхолия, – старомодное слово, которым обозначили в свидетельстве о смерти причину гибели леди Франсис, матери Элис. А причина меланхолии Элис – борьба Запада и Востока в ее сознании.
Может быть, путешествие с Амирой поможет ей отвлечься и действительно даст возможность осмыслить свою жизнь.
Подъехал длинный черный лимузин, и тотчас собрались зеваки. Это был лимузин Дахибы, богини египтян, – через три года после смерти президента Насера борьба за ограничение роскоши сошла на нет, потому что Саадат выставил из Египта русских с их призывами к социальной уравниловке. Богачи снова блистали драгоценностями и ездили на лимузинах, припрятанных во времена Насера. Дахиба была ярчайшей кинозвездой, богиней Египта – а египтяне желали, чтобы их богини жили роскошно, и любовались на ее великолепный лимузин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58