Вместе с ними пришел Сахалик и помог Джедре одеть его кожаную броню. Он и сам был вооружен как для битвы, но пожал плечами, когда Джедра спросил его об этом.
— Сегодня мой последний бой, — сказал он. — Меня уже записали на него, когда я сообщил Рокуру, что ухожу, ведь все равно мне пришлось бы задержаться на неделю, чтобы потренировать вас обоих, так что я решил получить последние деньги, раз уж я здесь. Может быть они помогут вернуть в племя Джура-Дай более лучшие времена.
— Будь осторожен, — сказал ему Джедра. — Эти времена никогда не настанут, если ты останешься на арене.
Сахалик оскалился и хлопнул его по спине, — Да, Мамочка.
Шани не было с ним; по всей видимости она была с Кайаной. Джедра дал Сахалику и стражникам, как обычным, так и псионическом, провести себя на стадион по улицам Тира. По пути он старался выпустить хотя бы лучик своей псионической силы, чтобы проверить, нет ли каких-либо слабостей в щите, отрезавшем его, но, увы, слабостей не было, они не разрешили ему даже это, самое простое, использование силы. Он ощущал их присутствие как одеяло, окутавшее его с головы до ног.
Остальные гладиаторы встретили его радостными приветствиями, когда он вместе со своим эскортом вошел помещение под зиккуратом. На этот раз его повели не в ямы для рабов, а в отдельную камеру, даже не в яму, из которой он мог видеть все игры. Кайаны по-прежнему было не видно, помещение, в которой гладиаторы ожидали своего боя, была огромно, и массивные колонны, поддерживавшие основание зиккурата, не давали разглядеть его всего. Он мог видеть только на несколько футов от себя, его псионические возможности контакта были отрезаны, так что он не смог ничего узнать.
Так как их бой был главным блюдом сегодняшнего дня, они должны были сражаться почти самыми последними. Из своей комнаты-камеры Джедра смотрел, как гладиаторы выходили на арену, но только половина из них возвращалась обратно. Чаше всего бой длился до тех пор, пока оба противника не покрывались кровью с головы до ног и едва не падали на арену, но было и несколько быстротечных поединков, закончившихся менее, чем за минуту. Даже смертельное оружие не способствовало долгим битвам, при условии, что противники стоили друг друга, а чиновники старались подбирать бойцов близких по мастерству, насколько это было возможно, но случалось, что один из гладиаторов превосходил другого, и тогда он давил своего врага без пощады.
Джедра обнаружил, что смотрит на это кровавое зрелище с восхищением, смешанным с ужасом. Крики и вопли толпы слились в неумолкаемый звон в его ушах, а удары, нанесенные и отраженные, стали фигурами странного послеполуденного танца, танца смерти. Фигуры прерывались, ненадолго, когда новые партнеры выходили на арену, но танец продолжался без остановки, смерть никогда не спит.
Сахалик вырвал его из полубессознательного состояния. — Вы следующие, — сказал он, пока стражник отпирал его камеру. Еще пять стражников и три псионика стояли наготове. Сахалик передал Джедра короткий меч и маленький щит, и, как только Дждра сжал рукоятку меча, он почувствовал, как псионическое одеяло сомкнулось вокруг его ладони. Они не собирались давать ему возможность использовать меч против себя самого.
Некоторые из других гладиаторов пытались его подбодрить грубыми шуточками типа, — Покажи ей кто в доме командир! — или — Сбей с этой бабы спесь вместе с головой! — Джедра не обращал внимание ни на кого, ища глазами Кайану. Где же она?
Там. Вынырнула из-за колонны примерно в пятидесяти футах от него, рядом с ней ее собственные стражники. Сердце Джедры подпрыгнуло при виде ее, но она выглядела такой маленькой и несчастной, но он спросил себя, а не собирается ли она уморить себя голодом. У нее было точно такое же оружие и такая же броня, как и у него, плюс пластины меди на груди. Как всегда, она была прекрасна, в его глазах. Кайана, передал он ей, даже не думая о возможном наказании.
Джедра, передала она, я люблю — но псионики не дали ей закончить. Шит вокруг Джедры стал плотнее, отрезая его от нее и от любого другого.
Когда чистильщики вытащили с арены очередное тело и посыпали кровавые пятна свежим песком, глашатай вышел в центр арены и громко объявил, — А теперь настал момент, которого вы все ждали, особый поединок, который придумал наш великий и могучий, прославленный Король Калак. Я представляю вам ссорющуюся пару, колючую парочку-.
Все его дальнейшие слова потонули в реве толпы. Сахалик пихнул Джедру в бок и проорал ему в ухо, перекрикивая рев, — Помни, чему я учил тебя: несколько поверхностных ран, чтобы удовлетворить толпу, а потом чистый удар в сердце. — С этими словами он подтолкнул его к выходу на арену.
Одновременно Шани толкнула Кайану, заставляя ее выйти на арену. Но вместо того, чтобы идти в центр, они повернулись друг к другу, и встретились у самого входа, на глазах у многих тысяч зрителей. Они обнялись так, что затрещали кости, мечи и щиты полетели в стороны, из их глаз полились слезы, промочившие все и вся. Они поцеловались и мгновенно соединились, но псионики были на чеку и уже в следующее мгновение оторвали их друг от друг, сначала псионически, а потом и физически. Зрители увидели только то, что сначала они прыгнули друг к другу, а потом отпрыгнули, и решили, что это первое проявление их знаменитой любви-ненависти.
— Она сунула ему под ребра, — крикнул кто-то.
Стражники пиками заставили их выйти из-под зиккурата и выти на арену. Когда Джедра с Кайаной вынуждены были выйти в центр, глашатай жестом призвал толпу к молчанию и выкринул, — Слушайте слова вашего короля!
Калак встал во весь рост на своем балконе, на противоположном конце арены, одетый, как всегда, в золотую мантию. На таком расстоянии его фигура казалась совсем крошечной, но его усиленный магией голос разнесся по всему стадиону. — Сегодняшний бой привлек сердца всего города, — сказал он. — Как никакой другой бой за всю историю Тира, этот ритуальный поединок зажег воображение всех супружеских пар нашего города. Какой муж не мечтает убить свою жену за пренебрежение им, реальное или мнимое? Какая жена не мечтает о том же? Многие из вас мечтают об этом, некоторые даже делают, но всегда тайно, украдкой, при закрытых дверях. И вот сегодня, наконец, семейная ссора дойдет до своего логическое конца прямо у вас на глазах!
Крик, раздавшийся со скамей, прокатился по всему стадиону, сотряс балконы и ложи, докатился до стен, но Калак поднял руки, успокаивая толпу. — Я знаю, что все поставили на этот бой, и немалые суммы. У каждого есть свой фаворит. Но некоторые, менее практичные из вас предпочли бы увидеть более счастливый конец. Меня просто завалили просьбами о пощаде, от самых скромных романтиков в трущобах до высших темпларов. Даже их тренер, знаменитый воин-эльф Сахалик, и тот просил о снисхождении для них.
Несколько разрозненных одобрительных криков послушались при упоминии имени Сахалика, но большинство неодобрительно засвистело, осуждая неожиданную сентиментальность эльфа. Джедра повернулся к Сахалику, который стоял у входа на арену с озадаченным выражением на лице. Спасибо, передал ему Джедра, пораженный тем, что эльф рискнул навлечь на себя гнев короля, пытаясь помочь им; потом, не зная, дошла ли его мысль до эльфа, поднял вверх меч, приветствуя Сахалика. Тот в ответ только недоуменно пожал плечами.
— Их просьбы не пропали даром, у вашего короля хороший слух, — продолжал Калак. — Поскольку так многие просили меня, и поскольку я милостивый король, я объявляю… — Он сделал драматическую паузу, Джедра даже услушал свое дыхание, пока он ждал слов, которые закончат этот фарс. — Я объявляю, что победитель этого боя получает свободу!
Джедра с шумом выдохнул. Он чувствовал себя так, как будто ему проткнули сердце, острой и горячей иглой. Толпа пришла в неиствовство, люди орали что-то нечленораздельное, топали ногами и махали руками, но все это было только зрелище, зрелище и еще раз зрелище. Никто из них двоих не поверил ни в какое милосердие короля. И никто на их месте, кто когда-нибудь любил, не поверил бы тоже. Самая последняя вещь, которую хотели Джедра и Кайана — получить свободу ценой жизни другого. Ужасный дар свободы, предложенный Калаком, означал только то, что выживший уйдет отсюда и будет проклинать себя и свою судьбу всю оставшуюся жизнь. И конечно этот «подарочек» должен был разрушить все их планы не сражаться, опустить руки, на что, собственно, Калак и надеялся.
Кайана взглянула на балкон и закричала, обращаясь к королю, — Может быть и тебе будет предоставлено такое же милосердие, когда придет твое время.
— Кайана! — прошептал ей Джедра. — Он может изжарить нас силой мысли в одно мгновение.
— И что это изменит? — спросила она.
Но король только усмехнулся и сказал, — Ты развеселила меня. Хорошо. Развлекай меня дальше. Пусть битва начнется! — Он вытянул руки в стороны, потом свел их перед собой. Раскат грома прокатился по арене. Глашатай повторил команду короля, хотя и намного более тонким голосом, — Начали!
Джедра взглянул на Кайану. Кайана посмотрела на него. Они стояли друг напротив друга, в пределах досягаемости мечей; если бы один из них сделал выпад, он мог бы заколоть другого, не встретив ни малейшего сопротивления. Вместо этого они шагнули друг к другу для последнего поцелуя. Вначали тысячи людей на стадионе только засмеялись над их храбростью, но они быстро соскучились и начали скандировать, — Бой! Бой! Бой!
Кайана сделала шаг назад. — Что теперь? — спросила она. Ее голос задрожал, на шее бешено билась тонкая жилка.
Джедра сглотнул. Его сердце ударяло так, что кристалл на его груди подпрыгивал с каждым ударом. — Давай покажем им зрелище, — сказал он.
— А потом?
— Не знаю! — Он отвернулся, неспособный глядеть в ее лицо, неспособный сказать слова, которые должен был сказать, неспособный даже думать о том, что будет потом. Он взглянул на трибуны, полные народу, они все ожидали кровавой битвы и торопили их, и тут его взгляд что-то зацепил. Почти не соображая, что он делает, он откинул голову назад и завыл, из его горла вылетел долгий крик горя и отчаяния, он выл и выл, пока в его легких не кончился воздух, а в горле запершило.
Толпа съела это зрелище, решив, что его псионически наказали за то, что он еще не начал сражаться. Чтобы подбодрить его, народ стал кидать на арену гнилые фрукты и куски еды. Он легко уклонялся от потока этих отбросов, но не мог уклониться он невидимых кулаков, которые били ему в спину, ни от рук, которые схватили его меч и направили его на Кайану. Стражники разрешили псионической силе толпы дойти до него.
Шум голосов наполнил сознание Джедры. Он едва не отсек их, когда знакомый голос заглушил все остальные. Послание было точно такое же, как и то, что твердили остальные голоса, — Сражайся! — но это был голос Китарака, без сомнений.
Джедра закрутилсся на месте, пытаясь найти источник голоса, но послание было слишком коротко, он не сумел. Где-то на восточной стороне стадиона; в этом он был уверен.
Китарак здесь, передал он Кайане, псионики знали, что он что-то сказал ей, но не могли подслушать их разговор. Они могли блокировать их, но тогда они блокировали бы и толпу.
Я слышала его, ответила Кайана. Он тоже хочет, чтобы мы сражались. В ее голосе прозвучало отчаяние, как если бы умерла ее последняя надежда.
Нет, возразил Джедра. Он хочет, чтобы мы выиграли время и дали ему возможность освободить нас!
В псионическом голосе Кайаны послушались нотки ее прежнего энтузиазма. Ты так думаешь? спросила он.
Уверен.
Кайана откинула кусок гнилой дыни со своего щита, все ее ноги были покрыты кожурой от разгрызенных семечек и забрызганы соком. Ну что ж, давай дадим им того, что им так хочется, прежде чем они начнут забрасывать нас камнями, сказала она поднимая меч в позицию «на страже».
Сражаясь с псионической частью зрителей, которые хотели, чтобы он немедленно зарубил ее, Джедра поднял свой меч и их клинки столкнулись. Толпа одобрительно взвыла. Потом Кайана метнулась вперед, обходя его защиту, и уколола его прямо в кусок толстой кожи, защищавший его грудь. Если бы он не надел броню, ее меч был бы уже в него в сердце.
— Эй, — крикнул он, отпрыгивая назад, удивленный до предела.
— Ты же не думаешь, что я напрасно тратила время во время тренирок, — заметила она, ехидно улыбаясь. Не дожидаясь ответа, она опять напала на него, надеясь нанести удар в живот, который он легко отбил, но она с невероятной скоростью ударила опять, на этот раз слева, и ее меч ударил в боковую броню, не прорвав ее.
Джедра с опозданием ударил в ответ, направив клинок в хорошо защищенную грудь, но она подняла свой щит и легко парировала удар.
— Ты должен был сделать кое-что получше, — сказал она. Потом, откровенно насмехаясь, заметила, — Давай, сражайся! Или ты ждешь, пока я опять все сделаю сама?
Джедра улыбнулся. Они сделают то, что надо, Китарак здесь, он спасет их, и все будет хорошо в этом мире. — Берегись! — сказал он и бросился в то, что Сахалик называл ветряной мельницей — атакой, при которой меч ударяет в низ щита, отбивает его в сторону, сам отлетает и сталкивается с мечом врага, использует силу столкновения, чтобы опять удариться о щит, и так без остановки, опять и опять, в четком ритме, все выглядело очень страшно и впечатляюще, но она могла легко предсказать и легко отбить любой удар. Посреди его атаки она била в ответ, установив свой собственный ритм, он точно так же легко парировал ее удары.
Однако зрители не дали себя обмануть, у них был слишком большой опыт. Как только они увидели поддельный бой, то почти сразу это поняли. Толпа начала свистеть, на арену опять полетели гнилые фрукты. Псионические кулаки, исчезнувшие, когда Джедра с Кайаной начали сражаться, появились опять и стали тыкать им в спины, пытаясь заставить сражаться по настоящему, и чем больше крови, тем лучше.
— Нам не обмануть их, — сказал Джедра, тяжело дыша. — Китараку лучше бы поторопиться.
— Давай сделаем что-нибудь более зрелищное, — сказала Кайана и показала, что она имела в виду:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44