Мы должны найти способ заставить их остановиться и подумать. Давай будем реалистами. Речь идет о полном уничтожении Сконы, если война не прекратится.
— Согласен, — кивнул Горгас. — Но что мы можем сделать?
Ньесса взяла ручку и начала теребить ее. Горгас заметил, что это типично для Ньессы — писать простым гусиным пером, оснащенным небольшим золотым наконечником.
— Мы не должны предлагать им слишком мало, — начала она. — Однако не можем предложить больше, чем способны дать.
— Деньги не помогут, — возразил Горгас. — У них денег куры не клюют. Надо предложить землю или что-нибудь посерьезнее.
— Отлично. Мы предложим им залоги на землю на равнине. Все, до последнего. В конце концов, именно этого они и хотят. Почему бы не предложить им землю и еще что-нибудь в придачу? Если они могут получить ее без боя, зачем им вообще с нами воевать?
— Замечательно, — спокойно ответил Горгас. — И на что мы потом будем жить?
— Что-нибудь придумаем. Гарантирую, что если мы умрем, то беспокоиться о том, на что жить, нам не придется.
Горгас кивнул:
— Ты права. По моему мнению, сотрудничество с гектеморами все равно ни к чему не вело. По крайней мере в будущем. Ты знаешь, что я уже давно говорил: надо больше уделять внимания торговле и производству, вместо того чтобы тратить время на гектеморов. Обрати внимание, я не утверждаю, что мы готовы, но…
Ньесса ухмыльнулась.
— Хочешь сделать из Сконы новую Перимадею? Я совсем не против, поверь, именно потому я столько работаю. Так что я только «за».
— Хорошо, — сказал Горгас. — К тому же у нас остаются корабли.
Ньесса покачала головой:
— Не так быстро. Я сказала «землю и что-нибудь еще в придачу». Помнишь? Посмотри с их точки зрения. У них будет вся наша земля, если они нас победят, к тому же они прославятся как отличные полководцы. Я пойду на все, чтобы не допустить такого. Но не забывай, что вся их культура зиждется на том, что война — это хорошо. Мы просим их отказаться от успешной войны с гарантированной победой. Если мы просим их об этом, то должны предложить им что-то действительно стоящее взамен.
— Ну? — пожал плечами Горгас. — Что ты предлагаешь?
— Мы отдадим им флотилию, — ответила Ньесса. — Это — единственное, что есть у нас и чего нет у них, то, что они не могут забрать при помощи насилия и оружия. С их точки зрения все вполне логично. Мы даем им корабли и людей, которые обучат их моряков и будут некоторое время управлять кораблями. Конечно, мы позволим им силой отнять их у нас, как отчаянную последнюю уступку. Именно так мы должны поступить.
Горгас недовольно покосился на нее.
— Тогда можно распрощаться с жизнью на этой скале, — сердито возразил он. — Ладно еще несколько кораблей, несколько человек… Но зачем, черт побери, им нужен весь флот?
— Ты не понимаешь, — ответила Ньесса. — Торговля в Перимадее была на таком высоком уровне не из-за флота. Они продавали качественные товары по хорошей цене. Думаю, мы можем начать с твоих мастерских, где вы выпускаете оружие. Собери тех, кто делает зарубки на стрелах, и прикажи им начать делать пуговицы. То же самое касается оружейников: если они умеют делать шлемы и мечи, значит, сделают и медные горшочки, и лопаты, да все что угодно. Только представь, каждая пуговица в мире будет изготовлена на Сконе. Мы благословим тот день, когда отказались от залогов. И нам не потребуется армия, не придется воевать. За нас это будет делать Шастел.
Горгас посмотрел на нее.
— Извини, — сказал он. — Но я не понимаю.
— Подумай, — ответила сестра. — У Шастела есть флот. Ему нечего продавать. Поэтому они переправляют наши товары на своих кораблях. Вдруг мы стали им нужны как источник денег. — Она широко улыбнулась. — Мы можем управлять Шастелом, не потеряв при этом ни одной стрелы.
Горгас на мгновение задумался.
— Чертовски серьезный шаг, — сказал он.
— А по-другому и быть не может, — рассудительно возразила Ньесса. — По сравнению с тем, что мы уже сделали, это — ничто. Ты же сам говорил, что мы должны стать второй Перимадеей. И мы не воюем, нас не убивают. Это самое главное. Нет лучшего способа спустить деньги, чем война. Даже если бы мы подписали контракт с дьяволом, гарантирующий нам победу, я бы все равно не стала участвовать. Я еще могу смириться с небольшой войной для твоего развлечения, но устраивать настоящую крупномасштабную войну исключительно по твоей прихоти — это уже слишком.
Горгас неподвижно сидел несколько секунд, размышляя над услышанным.
— Хорошо. А предположим, они откажутся играть? Ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах…
— Такое тоже возможно, — перебила Ньесса, — учитывая тип людей, с которыми мы имеем дело.
— Ну? Что тогда? — Ньесса устало вздохнула.
— Все очень просто. Нагружаем как можно больше ценностей на парочку кораблей и уплываем на Остров, а они пусть делают со Сконой что хотят, пусть проводят свою тупую военную операцию. В конце концов, — добавила она, печально улыбаясь, — мы оба в свое время порвали с родными и убежали из дома. Но на сей раз мы уже не будем представлять такое жалкое зрелище.
Горгас встал.
— Пойду домой, спать. Ты взвесь все «за» и «против» и утром скажешь, что надумала. У меня только один вопрос.
— Какой?
— Бардас. Что делать с ним? — Ньесса пожала плечами.
— Заберем с собой, конечно же. Кстати, о поручении, которое я тебе дала. Полагаю, ты еще даже не начал?
— Ньесса, — нахмурился Горгас, — я был занят.
— Я заметила, — ответила Ньесса. — В общем, проследи, чтобы все было сделано как следует, иначе мне придется вмешаться. И ты прекрасно знаешь, — добавила она, — что в этом случае тебе не поздоровится.
Геннадий?
Тишина. Ни звука. Как будто вернулся в детство и стоишь перед дверью друга, которого мать не пускает гулять; нет, Геннадий сейчас выйти не может — помогает отцу рубить дрова… Он вздохнул и открыл глаза. Теоретически головная боль должна указывать на связь с Принципом. На самом деле Алексию казалось, что она была вызвана тем, что он так долго сидел, зажмурив глаза и неестественно наклонив голову. Натурал? Ты считаешь себя натура-лом? Ну-ну.
День казался бесконечным. По мнению директора, сидение по-турецки на полу с закрытыми глазами и головой, перекатывающейся по плечам, как у повешенного, должно помочь сфокусироваться, стать своего рода стеклом, чтобы поймать лучи Принципа, которые, очевидно, летают вокруг, как семена одуванчика. Хотя он пока не увидел ни един…
…Он сидел на бочонке на палубе корабля, посреди спокойного, тихого моря. Судя по свету и положению солнца, стояло раннее утро. На небе алели первые лучи, воздух был наполнен свежестью, но Алексий чувствовал себя ужасно уставшим, как будто просидел всю ночь, дожидаясь рассвета. Похоже, на палубе больше никого не было, значит, команда все еще спит.
Он поднял голову и посмотрел на приближающуюся землю. Алексий узнал остров, такой именно он видел Скону с корабля, когда подплывал к ней. С этой стороны она была похожа на Перимадею. Равнина представляла собой серые и зеленые размытые кляксы, оставленные на горизонте торопливой рукой и не успевшие как следует просохнуть. Тем не менее что-то изменилось. И нетрудно понять, что именно.
Скона лежала в руинах. От развалин зданий поднимался дым. Гавань опустела, склады с причала исчезли. Что-то подтолкнуло Алексия встать и посмотреть на воду: в море в нескольких ярдах от корабля плавало мертвое тело. На самом деле даже не одно, а несколько. Не определишь, какой национальности или даже пола, — тела были слишком распухшие, пропитанные водой. Просто тела, кровь, кости и мясо, все остальное исчезло. Нечасто видишь людей, которые перестали быть людьми и превратились в сочетание частей тела и внутренних органов. Даже после смерти людей можно различить, но от этих ничего не осталось, только сырой материал.
Значит, была битва, решил Алексий. Тела в воде означают либо морской бой, либо шторм. Сгоревший город означает сражение, а отсутствие кораблей в гавани указывает на то, что их спустили на воду или для боя, или для эвакуации. Либо после шторма был ужасный пожар — и, конечно, шторм потушил бы пожар, — либо морская битва и нападение на город. Если дело в этом, то нападавшие должны быть из Шастела. Но ведь у них нет флота.
— Алексий, — раздался голос позади него. — Что происходит?
— Геннадий… Я искал тебя.
— Правда?
— Так ты, значит, знаешь о Принципе больше всех на свете?
— Ты имеешь в виду, что сказала Мачера? Она еще молода и неопытна, вот и все. Детское поклонение.
— Согласен. А что здесь происходит? Что ты здесь делаешь?
Геннадий сел на бочонок и слабо улыбнулся.
— На самом деле я часто сюда прихожу. Меня это успокаивает.
— Успокаивает? Сгоревший город и трупы? Ты совсем с ума сошел?
— Вовсе нет, — ответил Геннадий уязвлено. — По сравнению с тем, что я видел за последнее время, это очень успокаивает. Конец войны и все такое. Когда тебя насильно заставляют наблюдать самые кровавые моменты войны и массового уничтожения безоружных горожан, вид спокойного моря, залитого лучами восходящего солнца, очень успокаивает.
— Ты видел всю войну? — Геннадий печально улыбнулся.
— Видел? Да я ее написал. Или как это называется, когда ты выдумываешь будущее? И прежде чем ты спросишь меня, зачем, черт побери, мне придумывать такие вещи, я сразу тебе скажу, что идея не моя. Да, я дирижировал, управлял всем, а придумала все одна из моих замечательных студенток, так сказать.
— Эта девочка? Она прокляла целый остров?
— Увы, так оно и есть, — кивнул Геннадий. — Экспромтом и без моей помощи. Точнее, без непосредственной помощи. Я пытался вмешаться или хотя бы убрать самые отвратительные моменты. Вряд ли она это заметила, по крайней мере пока. — Он нахмурился. — Было ужасно: свалка, мясорубка, повсюду хлещет кровь. Думаю, так представляют себе войну те, кто только читал книги и слушал песни, но не сталкивался с ней в реальности. Звенят клинки, бегут солдаты, головы скатываются в канавы или прыгают по улицам, как те кожаные мячи, которые мы делали в детстве. Просто отвратительно.
— И ты хочешь, чтобы это произошло, верно? — Геннадий поспешно затряс головой.
— Что я могу поделать? — спросил он. — Ничего. Именно поэтому я и искал тебя.
— Извини, но я в этом не участвую. После того, как я попытался снять проклятие с одного человека и чуть не умер, помнишь? Снятие заклятия с целого острова наверняка прикончит меня. Бог мой, Мачера, должно быть, очень кровожадная малышка.
— Совсем нет, — вздохнул Геннадий. — Робкая, застенчивая, вежливая. Таких охватывает паника, когда им нужно подойти и задать вопрос после лекции. Всего боится.
Алексий медленно кивнул.
— Тогда скажи мне, что происходит. Мы сможем начать сначала и постараемся найти выход из ситуации.
— Все просто, — ответил Геннадий. — Флот Шастела подплыл к слепому берегу Сконы…
— Эй, секундочку. У Шастела есть флот?
— Я удивлен не меньше тебя. Но, очевидно, скоро появится. Так вот, выплывают корабли Сконы, и начинается веселье. Они скользят между кораблями Шастела, забитыми солдатами, топят их, поджигают, а потом тонут сами.
— Тонут, ясно, продолжай.
— Дело в численном превосходстве, видишь ли. Не важно, насколько лучше умеют воевать моряки Сконы, потому что к концу дня их остается всего двадцать два, а нас — не сосчитать. Как бы то ни было, флот Шастела заходит в гавань, ужасная картина, много наших там полегло, но все равно мы выигрываем, потому что нас больше. Остальное — одни убийства. Результат перед твоими глазами.
— Ужасно. Мы должны это предотвратить. — Геннадий устало посмотрел на него.
— Отлично. И каким же образом? Разбей всю работу на легкие этапы, а я помогу чем смогу, ладно? Ну?
— Хорошо-хорошо, тогда останови девчонку. Заставь ее понять, что это неправильно. Скажи, чтобы она прекратила. Ты же ее учитель, — верно? Ты должен уметь контролировать свою робкую, молодую студентку.
— Да, конечно, — сердито сказал Геннадий. — Нет ничего проще. А потом она идет к декану и говорит, что доктор Геннадий видел, как я создала нам победу в войне, и хочет, чтобы я все вернула как было. Да они вздернут меня на лимонном дереве и начнут метать в меня дротики. Нет, — продолжал он, — единственное, что приходит мне в голову, — убить ее, чего я сделать не могу. Извини.
Скона разрушена. Тысячи смертей с обеих сторон. Город сгорел. Неужели смерть от пожара является неизбежным звеном в жизненном цикле городов? Или сгорают только города, к которым я имею отношение?
— Кроме того, — продолжал Геннадий, — я не думаю, что ее смерть что-нибудь решит. Нет, если мы хотим задушить это на корню, надо разговаривать не с ней, а кое с кем другим.
— Например?
— С тем, кто стоит за военной операцией, кто руководит армией и направляет флот. Здесь-то и потребуется твоя помощь.
— Моя? Почему? — Геннадий широко улыбнулся.
— Твоя, — ответил он, — потому что имя генерала — Бардас Лордан.
Глава одиннадцатая
Мачера проснулась. Снова тот самый сон, который она никогда не могла запомнить, тот, где все горело, люди убивали друг друга, и тот человек звал ее… Снова забыла. Хотя, признаться, она была не против. Этот сон не относился к разряду снов, которые приятно вспоминать снова и снова.
Она зевнула и села. Мачера не помнила, как заснула, оставалось подготовить еще треть «Ответственности и силы воли» Херауда к экзаменам, которые скоро должны были начаться. Конечно, она обогнала программу по прикладной науке и второстепенным искусствам, но в последнее время тратила слишком много времени на проекции. Даже тратя столько времени на практику, она бы все успевала, если бы не ужасные головные боли. Если верить правилам, головная боль могла быть вызвана чтением при плохом освещении. В таком случае, чтобы избавиться от них, ей придется читать только днем. Может, так и надо сделать, отложить практику на некоторое время, хотя бы до окончания экзаменов. В конце концов, прикладная наука составляет всего лишь пятнадцать процентов от общего балла.
Мачера наклонила к себе кувшин и увидела, что он пуст.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59