— Но ты не думаешь, что это немного… ну, отвратительно?
Лордан кивнул.
— Зато очень разумно, согласен? Хуже было бы убивать кого-нибудь и потом выбрасывать. Так мы поступаем только с людьми.
Геннадий неуверенно огляделся, жалея (уже не в первый раз), что не держал язык за зубами. Только потому, что тебе есть что сказать, вовсе не означает, что ты должен делиться этим с окружающими. Чаще наоборот, хотя все зависит от обстоятельств, а сейчас обстоятельства, при которых пятидесятидевятилетний профессиональный философ должен указывать на очевидные факты военным олигархам, сложились таким образом, что лучше держать рот плотно закрытым и ни во что не вмешиваться.
Дом, где проходило собрание каноников, был огромным. Как и большая часть архитектурных сооружений Фонда, он был легким и воздушным, с высокой крышей и пятью огромными окнами, все они сияли слегка голубоватыми стеклами, что указывало на то, что стекло доставлено из Перимадеи лет двадцать назад. Сейчас такое, конечно, нигде не найти. Само собой разумеется, другие люди умеют делать стекло, но никому не известна секретная формула Города, которая хранилась в глубокой тайне на протяжении веков. Геннадий помнил захватывающие истории об устрашающих убийствах каждого, кому удавалось хоть одним глазком взглянуть на работу мастеров. Позже он узнал, что никакого секрета нет, стекло было голубоватым потому, что в состав песка с побережья Города входило какое-то редкое вещество. Все равно интересная история.
Слуга коснулся его плеча и указал на свободное место в самом конце, прямо напротив трибуны и аналоя, где должны были восседать главы факультетов. Он поблагодарил слугу и отправился в долгий путь по мраморному полу, в очередной раз поражаясь удивительной акустике места. Находясь в центре, он прекрасно слышал, о чем разговаривали два человека, находившиеся довольно далеко. Доктор улыбнулся, подумав, что палата для собрания каноников, в которой из любого места был слышен каждый шорох, должна быть либо очень интересным, либо очень скучным местом.
Сосед слева был ему незнаком, зато справа сидел Хайме Могре, который читал лекции по прикладной метафизике. Они обменивались парой слов на собраниях факультета, и, насколько ему известно, семейство Могре было довольно влиятельным среди «бедняков», их фамилия означала «худой» или «голодный» (характеристика, не переходящая по наследству), и Хайме был самым молодым сыном в роду, что означало, что он получит самый низкий пост, который ему позволяло принять его рождение и положение. Могре был ужасным занудой, намного больше ему подошла бы работа на факультете бухгалтерии или поэзии, но обе позиции не дотягивали до его ранга. Он, по собственному признанию, был дрянным метафизиком и отвратительным администратором, но (как он не уставал говорить при каждом удобном случае) не настолько, как его брат Хьюи, который был на год старше и занимал более высокое положение на обоих факультетах.
— Это ужасно, — наклонившись к нему, пробормотал Хаиме так тихо, что едва можно было разобрать слова. — Просто катастрофа.
Геннадий сочувственно кивнул.
— Полагаю, вы правы, — прошептал он в ответ, хотя совершенно не понимал, к чему такая секретность. — Два поражения подряд…
Хайме Могре посмотрел на него, как на сумасшедшего.
— Я говорю не о войне. Черт побери, в тот день, когда мы не сможем вынести потерю пары сотен людей, придется паковать вещи и искать себе другое место жительства. Я имею в виду эффект, который это произведет на баланс сил. Честное слово, не понимаю, как мы будем выкручиваться.
— А, — ответил Геннадий. — Мне очень жаль, но я не силен в политике Фонда.
— Ну… — начал Могре, набирая в легкие побольше воздуха.
Геннадия раздражал его тихий голос, невероятная запутанность ситуации и тот факт, что в главной семье Депоф, члены которой принадлежали трем из четырех воюющих фракций, мальчикам по традиции давали имя Хейн. Тем не менее ему удалось сложить воедино несколько разрозненных фактов, чтобы понять, что Джуифрез Боверт, командующий первого исчезнувшего подразделения, а ныне — заключенный Банка, принадлежал к фракции выкупщиков (которая однажды позволила гектеморам выплатить по закладной, а сейчас была резко против этого). Именно поэтому сепаратисты — сторонники раздельных комитетов по финансам и общему назначению — настаивали, чтобы Ренво Соеф возглавил революционное восстание, так как сепаратисты ненавидели выкупщиков, ведь те предложили пересмотреть программу военной истории, печальным следствием чего стало то, что у диссентеров (которые выступали против присоединения Дуро семьдесят лет назад) теперь появилось огромное количество доводов при спорах с сепаратистами о том, кто должен занять свободное место в совете факультета второстепенных искусств. В споре их поддерживали традиционалисты (сторонники традиционного чтения Законов Фонда) в обмен на согласие с необходимостью признать медицину отдельной наукой. Ситуация усложнялась безответственным поведением Хейна Доче, который вдруг решил поменять свое отношение к проблеме присоединения…
— Они все еще спорят об этом? — прервал Геннадий. — Спустя семьдесят лет?
— Конечно, — ответил Могре. — Фактически только в последнее время спор принял довольно интересный оборот.
…таким образом, опасно склоняя чашу весов в споре о присоединении в пользу традиционалистов, которым в общем-то наплевать на присоединение, но у которых теперь значительный перевес над выкупщиками в подкомитете, занимающемся присоединением.
Прежде чем Геннадий успел спросить о поправках к Декларации, не говоря уже о проблеме стандартизации, главный швейцар стукнул по полу своей дубинкой из слоновой кости, и все встали, приветствуя входящих глав факультетов. Все ужасно старые, некоторые были настолько слабы, что не могли передвигаться без помощи, как пьяницы, которых друзья ведут домой. Но все в летящих алых одеяниях под позолоченными кольчугами, доходящими до колен, которые, наверное, весили не меньше сорока фунтов, и каждый держал церемониальный меч и большую копию свода законов в серебряной трубке размером с водосточную трубу в Перимадее. Швейцары осторожно забирали у них трубки, когда те садились, а потом аккуратно укладывали в кучу позади трибуны.
— Клоуны, — пробормотал Геннадий, — даже мы никогда до такого не опускались, и посмотрите, что теперь с нами стало?
Дебаты начались с удара гонга и с каждой минутой продолжали накаляться. Трое старцев пытались перекричать друг друга.
— Кто это? — спросил Геннадий, указывая на высокого человека, размахивающего кулаками и вопящего что было мочи.
— Хейн Депоф, — ответил Могре.
Так продолжалось несколько минут, пока на трибуну не поднялся очень старый ученый, чей громкий голос перекрыл всех остальных, потом встал еще один старик, он разговаривал скрипящим шепотом, но благодаря замечательной акустике зала каждое слово доходило даже до последних рядов. Так как вся его речь состояла из яростных нападок на другого члена совета (не того, которого он перебил), слушать ее было не особенно интересно. Не смешно ли: благодаря специальному устройству залы Геннадий мог услышать так много и понять так мало. В тот момент, когда он почти заснул, кто-то назвал его имя, и в следующий момент все уставились на него. Это было ужасно, сначала Геннадий даже не мог подняться на ноги от неожиданности.
— Я хотел лишь сообщить, — голос разнесся по залу, отдаваясь эхом, как гром в каньоне, — что Алексий, бывший патриарх Перимадеи, сейчас на Сконе.
Геннадий моргнул и огляделся. Все продолжали смотреть на него, а ему больше нечего было сказать. Усилием воли он продолжил:
— Причина, по которой я считаю, что это важно, заключается в следующем. Я знаю Алексия много лет и ума не приложу, по какой причине он мог приехать сюда по собственной воле. Можно предположить, что его заставил кто-то из членов правительства. А теперь, — продолжал он, постепенно успокаиваясь, — возникает вопрос, зачем Банку Сконы понадобился семидесятипятилетний философ. Меня это тоже озадачило, пока я не вспомнил кое-что о семье Лорданов.
Он сделал паузу, наслаждаясь произведенным эффектом: фамилия Лордан определенно привлекла всеобщее внимание. Геннадий набрал в легкие побольше воздуха и продолжил:
— Насколько вам известно, братья Ньессы жили в Перимадее, фактически именно Бардас Лордан командовал защитой Города от жителей равнин. Необходимо упомянуть, что в отличие оттого, что вы, возможно, слышали, он великолепно справлялся со своей работой, учитывая неравные шансы, значительный перевес на стороне противника, ужасное состояние оборонительных сооружений Города и преступное нежелание сотрудничать со стороны властей. Перед этим он обучался мастерству военного под руководством своего дяди Максена, прославленного генерала. Знайте, Бардас Лордан — хорошо подготовленный и талантливый солдат, не хотелось бы мне иметь такого противника. Геннадий снова сделал паузу, затем продолжил: — К сожалению, такое не исключено. Всем известно и на Сконе, и здесь, что Бардас Лордан поссорился с сестрой и братом много лет назад и теперь не хочет иметь с ними ничего общего, даже несмотря на то что живет на Сконе с падения Города. Вам, возможно, неизвестно, что одним из близких друзей Бардаса в последние дни Города был патриарх Алексий, и если кто и мог напомнить о Бардасе его сестре, так это Алексий. Речь, конечно, идет об обычном убеждении, а не о метафизическом побочном эффекте при использовании Принципа, позволяющем менять будущее и влиять на действия индивида. Как бы то ни было, если вы верите во все это, вам будет интересно узнать, что Алексий, как, впрочем, и ваш покорный слуга, оказались участниками странной и довольно пугающей цепи событий, касающейся Бардаса Лордана и манипуляции Принципом, и Алексий был, скажем так, главным средством работы Принципа. Я хочу обратить ваше внимание на то, что необходимо как следует подумать, прежде чем прибегать к услугам солдата такого калибра, как Бардас Лордан, или вступать в борьбу с ним. Я не изучал военное дело, но, видит Бог, даже я понимаю, что война со Сконой принесет нам много несчастий, независимо от того, победим мы или проиграем. Бардас Лордан может ухудшить и без того тяжелое положение; так что, как мы всегда говорили в Городе, поразмыслите.
Тишина, последовавшая за его речью, несколько выводила из себя, но они ужасно раздражали его, раздражали с самого начала, и он тоже хотел их позлить. На секунду Геннадию показалось, что он выставил себя круглым дураком и никто не обратил на его слова ни малейшего внимания. Потом поднялся кто-то в третьем ряду и сказал, что он все понял, ни в коем случае нельзя больше посылать людей на Скону сейчас, когда у них появился новый командир — очевидно, он работает на них, иначе как им удалось одержать победу два раза подряд. Прежде чем он закончил, вскочил кто-то еще и сказал, что наоборот, именно поэтому Шастел должен наступать именно сейчас, удвоив силы, чтобы подавить врага в зародыше, прежде чем Лордан успеет натренировать свою армию и сделать ее непобедимой. И через несколько минут стены зала начали вибрировать, сотрясаемые сотнями голосов. Геннадий закрыл глаза, съежился в кресле и застонал.
Он стоял над ней, озадаченно глядя снизу вверх, будто пытаясь вспомнить, кто она. Легкий изгиб бровей… Вспомнил! Интересно, что она здесь делает?
— Это я, — попыталась сказать девушка, — Ветриз. Помните, мы встречались в Городе, первый раз после того, как вы боролись с кем-то в суде и должны были проиграть, а мы сидели позади вас в таверне, обсуждали борьбу и говорили всякие гадости, а потом мы столкнулись с вами, а потом, когда вы были командующим и Венарт собирался заключить сделку на продажу веревки…
Она слышала, как говорит все это, но прекрасно осознавала, что из ее рта по какой-то причине не выходило ни звука.
Потому что она была мертва.
Мне не нравится этот сон. Он ужасен!
— И почему ты решила, что это сон?
Не двигаясь (она просто не могла), девушка посмотрела в другую сторону и увидела второго Лордана — Горгаса; еще одно знакомое лицо. Его она вовсе не хотела видеть. Один раз Ветриз позволила себе увлечься этим привлекательным, но гадким мужчиной, когда брат уехал… А сейчас он стоит здесь и говорит ей, что она умерла.
— Уходи.
— Я не могу, — ответил он, ухмыляясь. — Меня здесь нет. И, строго говоря, тебя тоже. Только твой труп. Ты утонула.
— Правда?
Горгас Лордан кивнул.
— Кораблекрушение, — сказал он, и она поняла, что Бардас не знает о его присутствии. — Ты плыла домой, закончив свои дела здесь, твой брат недооценил силу течения и попал в полосу северо-западного шквалистого ветра. Вас отнесло к берегу. У тебя не было никаких шансов выжить на тех скалах посреди ночи. М-да, незавидная судьба, — прибавил он печально.
— Венарт — хороший штурман. Если что-нибудь и получается у него лучше всех на свете, так это управлять кораблем. Он бы никогда так не ошибся.
— Может, и нет, если бы был один, — сладко улыбнулся Горгас Лордан. — Но не только тебе снятся странные сны. А люди очень легко поддаются уговорам, когда спят. Это широко известный факт.
Взбешенная Ветриз попыталась пошевельнуться. Чего ей действительно хотелось сделать, так это дать Горгасу Лордану пощечину, о которой он не скоро бы забыл, впрочем, она бы не отказалась и от чего-нибудь более кровавого. К сожалению, ничего не получалось, как будто их разделяла запертая дверь.
— Все в порядке, — сказал Горгас, довольно омерзительно улыбаясь. — Я бы не смог такое сделать, даже если бы захотел. И я, честное слово, понятия не имею, что случилось с твоим братом в ту ночь. У меня очень отдаленное представление о том, как управлять кораблем.
Ветриз почувствовала, как в какой-то части ее мозга, которая продолжала функционировать, все начало становиться на свои места.
— Ты — как там говорил Алексий? — натурал. Ты умеешь проворачивать трюки, которые кажутся волшебством, но на самом деле никаким волшебством не являются.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59