Он взял письмо: на глянцевом конверте стояло его имя, выведенное неровными буквами. Конверт был легким и казался пустым.— Прочту потом, — сказал Аркадий и пошел прочь.— Не забудь! На Ваганьковском! — крикнул вдогонку Белов. — В десять утра.«А может, выбросить? — подумал Аркадий. — Или сжечь?» 8 Следующий день был последним днем так называемого «расследования по горячим следам», последним днем повышенной готовности в точках въезда и выезда, временем разочарований и споров. Аркадий с Яаком «сгоняли» по ложным следам Кима во все три московских аэропорта, расположенных на значительном расстоянии друг от друга к северу, западу и югу от Москвы. По четвертому сигналу они направились на восток, в тупиковый район, известный под названием Люберцы.— Новый осведомитель? — поинтересовался Аркадий. Он сам вел машину, что всегда было признаком плохого настроения.— Совсем новый, — утверждал Яак.— Не Юлия.— Нет, не Юлия, — подтвердил Яак.— Взял у нее «Вольво»?— Возьму. Во всяком случае, это не Юлия, а цыган.— Цыган?! — Аркадий остановил машину.— Ты же всегда говорил, что я отношусь к ним с предубеждением, — сказал Яак.— Когда я думаю о цыганах, то представляю себе поэтов, музыкантов, но уж никак не надежных осведомителей.— Этот парень, — заметил Яак, — продаст родного брата. Поэтому для меня он — надежный осведомитель.
Мотоцикл Кима был на месте — позади пятиэтажного дома. Темно-синий японский «Судзуки» — произведение искусства на хромированной подставке, объединяющее два цилиндра с двумя колесами. Аркадий и Яак обошли вокруг машины, восхищенно оглядывая ее со всех сторон и мельком бросая взгляды на дом: на верхних этажах — незаконно застекленные балконы; земля усеяна мусором, конечно же, выброшенным из окон, — коробками, пружинами от матрацев, битыми бутылками. Следующий дом стоял в сотне метров. Это был незавершенный участок строительства — расположенные на значительном расстоянии друг от друга жилые коробки с канализационными трубами, лежащими в незасыпанных траншеях, и с пересекающимися, поросшими сорняками бетонными дорожками. Пешеходов не наблюдалось. Небо было затянуто особого рода смогом, представляющим собой смесь из промышленных отходов и безысходности.Люберцы включали все, чего боялись русские, что должно было быть далеко от центра и не должно было быть в Москве или Ленинграде, что нужно было забыть и не видеть, словно здесь, всего в двадцати километрах от Москвы, начиналась дикая степь. Люберецкое население прямым путем попадало из детсада в профтехучилище, оттуда — на заводской конвейер, а затем — в длинную, до самой могилы, очередь за водкой.Люберцы, кроме того, были местом, которого так боялись столичные жители: отсюда молодые рабочие ездили электричкой в белокаменную бить ребят из привилегированных семей. Само собой разумеется, люберы выросли в мафию, питавшую особое пристрастие к разгону роковых тусовок и ресторанных компаний.Яак прокашлялся.— В подвале, — сказал он.— В подвале? — меньше всего Аркадию хотелось услышать именно это. — Если мы собираемся лезть в подвал, то нужны пуленепробиваемые жилеты и лампы. Ты их не заказывал?— Я не знал, что Ким окажется здесь.— Ты не совсем верил своему надежному осведомителю, так что ли?— Не хотелось поднимать лишнего шума, — сказал Яак.Беда в том, что подвалы в Люберцах были не просто подвалами. В них размещались тайные спортзалы — переоборудованные люберецкими парнями котельные и угольные ямы, где проводились запрещенные до недавнего времени частные занятия по борьбе самбо. Аркадию не очень хотелось лазить в одиночестве по этим подвалам, но он осознавал, что на доставку из Москвы специального снаряжения потребуется день.На скамейке возле дома сидели три старушки, наблюдая за малышами, копошащимися в песочнице, огороженной гнилыми досками. Седые головы и черные пальто делали старушек похожими на ворон.Яак спросил:— Помнишь, я говорил о комсомольском клубе, откуда звонили относительно приза, который был у Руди?— Не очень.— Говорил ли я, что они продолжают названивать?— Нашел время вспоминать, — буркнул Аркадий.— А как насчет моего радио? — спросил Яак.— Какого еще радио?— Я его купил, чтобы слушать. А ты забываешь его принести.— Зайди ко мне и забери.«Не стоять же весь день у мотоцикла, — подумал Аркадий. — Нас уже давно заметили».Яак сказал:— У меня пистолет, так что я иду.— При появлении постороннего он побежит оттуда. Раз у тебя пистолет, ты останешься и задержишь его здесь.Аркадий подошел к ступенькам. Женщины глядели на него, как на пришельца из другой галактики. Он попробовал улыбнуться. Нет, улыбки здесь были не в счет. Он бросил взгляд на песочницу. Там никого не было: детишки гонялись за тополиным пухом. Глянул в сторону Яака. Тот сидел на мотоцикле и смотрел на дом.Аркадий прошел вдоль дома, обнаружив вскоре ступени, ведущие вниз, к железной двери. Дверь была не заперта. За ней было темно, как в преисподней. «Ким! Михаил Ким! Выйди! Поговорить нужно!» — крикнул он.В ответ глубокое молчание. «Слышно даже, как растут грибы», — подумал Аркадий. Ему не хотелось входить в подвал. «Ким!» — позвал он еще раз. Ощупав вокруг себя стены, Аркадий наткнулся на цепочку. Потянул за нее. Тусклым светом зажглась дюжина лампочек, висящих на проводе, прибитом прямо к балкам, — не столько освещение, сколько ориентиры в темноте. Нагнувшись, Аркадий шагнул вперед, наклонился и оказался как бы в лодке на мелководье.От пола до потолка было метра полтора, а местами и меньше. Это был лаз в туннель, проложенный поверх открытых труб и вентилей. Над головой скрипела, словно корабль, нижняя часть дома. Он снял с лица паутину и задержал дыхание.Клаустрофобия — старая спутница такого рода прогулок. Главное — передвигаться от одного крошечного трепещущего огонька к другому. Дышать ровнее. Не думать о давящей на плечи тяжести здания, о низком качестве строительства, о том, что туннель похож на разрушающуюся могилу.У последней лампочки Аркадий протиснулся сквозь второй лаз и увидел, что стоит на четвереньках в низкой комнате без окон, тщательно оштукатуренной, покрашенной и освещенной люминесцентной лампой. На полу — матрацы, штанги, эспандеры. Самодельные штанги были изготовлены из стальных колес с грубо вырубленными отверстиями под стержень. Эспандерами служили изогнутые ленты листовой стали с проволочными кольцами. В стену было вделано зеркало в полный рост, рядом — фотография Шварценеггера. С потолка на цепи свисала боксерская груша. Резко пахло потом и тальком.Аркадий поднялся на ноги. Дальше находилась вторая комната со скамьями и гирями на блоках. На матраце были разбросаны книги по бодибилдингу и диете. На одной из скамей кто-то оставил следы грязи и отпечаток резиновой подошвы. Над скамьей к потолку был прикреплен металлический лист. На стене имелся выключатель. Аркадий выключил свет, чтобы не обнаруживать себя, стал на скамейку, приподнял лист и отодвинул его в сторону. Он уже начал было подниматься, как в голову уперся пистолет.Было довольно темно. Голова Аркадия наполовину находилась над поверхностью пола под лестницей подъезда. Скамья, на которой он недавно стоял, была теперь за тысячу верст от него. Ноги болтались в воздухе. Он разглядел трехколесный велосипед без колес, горы пустых сигаретных пачек и презервативов в углу. Продолжением пистолета оказался Яак.— Ты меня напугал, — промолвил эстонец, отводя пистолет.— Неужели? — Аркадий почувствовал неприятную легкость в теле.Яак вытащил его наверх. Подъезд выходил на улицу, со стороны дома, противоположной той, где они находились вначале. Аркадий прислонился к почтовым ящикам. Здесь, как и везде, они обгорели. Лампочка в подъезде была, разумеется, разбита. «Неудивительно, что убивают», — подумал Аркадий.Яак стоял в смущении.— Ты как сквозь землю провалился, и я пошел кругом, чтобы посмотреть, нет ли другого входа. Тут ты как раз и выскочил.— Больше этого не делай.Яак сказал:— Тебе нужно было бы взять пистолет.— Если бы я его взял, мы бы ухлопали друг друга.Когда они вышли на улицу, у Аркадия все еще кружилась голова.— Давай все-таки последим за мотоциклом, — предложил Яак.Когда они обошли вокруг дома, роскошного мотоцикла Кима там как не бывало.
Милиция отбуксировывала разбитые машины на площадку у Южного порта, расположенную поблизости от металлических прессов и автозаводов Пролетарского района. С машин обдирали все, что еще можно было как-то использовать. В результате оставались одни скелеты, которые, как засохшие цветы, несли в себе что-то от былого достоинства автомобилей. С площадки открывался вид на южную часть Москвы: не Париж, конечно, но все же в ней была своя прелесть — заводские трубы изредка перемежались с блестевшими на солнце куполами церквей.Вечернее небо еще светилось. Аркадий нашел Полину в дальнем конце площадки. Она орудовала кистью, жестянками с краской и дощечками, расстегнув плащ, — уступка ласковому, теплому вечеру.— Ваше послание показалось мне срочным, — сказал Аркадий.— Думаю, что вам стоит посмотреть.— Что? — Аркадий огляделся.— Увидите.У него лопалось терпение.— Какая тут срочность? Работали и работайте.— Вы тоже на работе.— Хорошо, я одержим работой, но в общем живу впустую. Но вам-то разве не хочется сходить с приятелем на танцы или в кино? — Ирина уже начала передачу новостей, и он точно знал, что для него в данный момент представило бы интерес.Полина намазывала зеленой краской дощечку, лежащую на крыле ЗИЛа без дверей и сидений. Сама она представляла сейчас довольно забавное зрелище. «Ей бы мольберт, — подумал Аркадий, — и немного техники…» Но она просто шлепала краску на дощечку.Видимо, почувствовав, что он думает о другом, Полина спросила:— Как ваши с Яаком дела?— Сей день не принес нам славы, — он посмотрел поверх ее плеча. — Слишком зеленая.— Вы что, критик?— Художники так темпераментны. Я хотел сказать: экспансивно щедрозеленая, — он отошел в сторону и стал разглядывать городской пейзаж: темную реку, серые краны и растворяющиеся в белесом мареве заводские трубы. — Что конкретно вы разрисовываете?— Дерево.У Полины было четыре разные банки с зеленой краской, помеченные знаками СМ-1, СМ-2, СМ-3 и СМ-4 и поставленные отдельно от четырех банок с красной краской с пометками КН-1, КН-2 и т.д. В каждой банке торчала своя кисть. Зеленая краска издавала отвратительный запах. Он пошарил по карманам, но вспомнил, что оставил Борины пачки «Мальборо» в другом пиджаке. Когда он отыскал «Беломор», Полина погасила спичку.— Взрывчатые вещества, — сказала она.— Где?— Помните, в машине Руди мы обнаружили следы красного натрия и сульфата меди? Как вам известно, они могут входить в состав зажигательной смеси.— В химии я никогда не был силен.— Нам было неясно, — продолжала Полина, — почему мы не нашли часового механизма или дистанционного приемного устройства. Я провела кое-какие исследования. Если соединить красный натрий и сульфат меди, то отдельного источника воспламенения не требуется.Аркадий снова посмотрел на банки у своих ног. КН — красный натрий — красная судовая краска, интенсивно-пунцового цвета с охристым оттенком. СМ — сульфат меди — отвратительное зеленое варево с запахом преисподней. Он убрал спички.— И не нужен запал?Полина положила влажную доску на переднее сиденье ЗИЛа и достала другую, с высохшей зеленой краской. Она прикрепила к доске клейкой лентой лист коричневой бумаги.— Красный натрий и сульфат меди, взятые по отдельности, сравнительно безобидны. Однако при их соединении происходит химическая реакция с выделением тепла и непроизвольным воспламенением.— Непроизвольным?— Да. Но не сразу и необязательно. Интересная особенность. Это классическое бинарное оружие: две половины взрывчатого заряда, разделенные мембраной. Я испытываю различные перегородки, такие, как марля, кисея и бумага, на время и эффективность. Я уже разместила крашеные доски в шести машинах.Полина взяла кисть из банки, помеченной знакомыми знаками КН-4, и жирными мазками начала выкладывать красный натрий на бумагу. Аркадий заметил, что она это делает, как маляр, зигзагом, напоминающим букву «М».— Если бы они воспламенялись сразу, мы бы уже это увидели, — сказал он.— Именно так.— Полина, а не следует ли этим делом заняться милицейским экспертам, у которых есть и бункеры, и защитная одежда, и достаточно длинные кисти?— У меня получится быстрее и лучше.Полина работала шустро. Не давая красным каплям упасть в зеленые банки, она меньше чем за минуту полностью выкрасила в красный цвет покрытую бумагой доску.Аркадий сказал:— Значит, когда жидкий красный натрий просочится сквозь бумагу и соединится с сульфатом меди, они разогреются и вспыхнут?— Попросту говоря, да, — Полина достала из плаща блокнот и ручку и быстро записала номера красок и время с точностью до секунды. С покрашенной доской и кистью в руках она побрела вдоль ряда обломков.Аркадий пошел за ней.— Я по-прежнему считаю, что тебе куда лучше будет пройтись по парку или посидеть с кем-нибудь за клубничным пломбиром.Машины на площадке были помятые, ржавые и ободранные. «Волгу», например, так скрутило, что одна ее ось смотрела в небо. В тупоносой «Ниве» руль начисто проткнул переднее сиденье. Они прошли мимо «Лады», у которой блок цилиндров зловеще покоился сзади. Площадку окружали темные корпуса заводов и военных складов. По реке змеей проскользила последняя за этот вечер «Ракета».Полина положила красную дощечку на тормозную педаль четырехдверного «Москвича» и написала цифру 7 на левой передней дверце. Увидев, что Аркадий приближается к другим шести машинам в конце площадки, она сказала:— Лучше подождать.Они сели в «Жигули» без ветрового стекла и колес. Отсюда была хорошо видна вся площадка и другой берег реки.— Бомба внутри машины, Ким снаружи. Не слишком ли много? — спросил Аркадий.— Во время убийства эрцгерцога Фердинанда, — ответила Полина, — с которого началась первая мировая война, в разных точках пути его следования находились двадцать семь вооруженных террористов с бомбами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54