– Если она и существует, ничего общего с «Коза нострой» у нее нет.
Руки и ноги Кризи затекли так, что он их почти не чувствовал. Он попытался пошевелить пальцами, но даже не понял, удалось ему это или нет. Тогда он слегка повел плечами и сказал:
– Я знаю об этом. Если бы у меня были хоть какие-то сведения о том, что они связаны с «Коза нострой», я бы здесь связанный не сидел. Я был бы в Риме и говорил с тобой – только связан тогда был бы ты.
Граццини сделал вид, что пропустил последнюю ремарку мимо ушей.
– Что тебе известно о «Синей Сети»?
– Я тебе расскажу, – ответил Кризи. – Только перед этим я тебе поведаю, что мне известно о Паоло Граццини.
Итальянец презрительно усмехнулся и махнул рукой, как бы приглашая Кризи к рассказу. Кризи подался вперед настолько далеко, насколько ему позволяли веревки, и заговорил таким тоном, будто они дружески беседовали за столиком в кафе.
– До того, как Паоло Граццини женился на сестре Конти, главного «капо» Рима и всей Северной Италии, он был обычным боевиком, подвизавшимся на второстепенных ролях в Вечном Городе. Брак резко ускорил его карьеру, и он занял место в числе ближайших подручных Конти, хотя последний никогда не испытывал к Граццини того уважения, на которое тот претендовал.
Граццини пожал плечами, презрительная улыбка все еще играла у него на губах. Кризи продолжал:
– Около шести лет назад Джино Фосселла, главный «капо» Милана, формально находившийся под контролем Конти, похитил ребенка, который был мне очень дорог, и во время похищения ранил меня так сильно, что я чуть было Богу душу не отдал. Позже похищенная девочка умерла. Я убил Фосселлу и всех его ближайших помощников, потому что был очень на него зол. Настолько зол, что готов был добраться до самой верхушки. Поэтому я и взорвал Конти и всех его подручных, кроме тебя.
– Все это мне хорошо известно, – нетерпеливо сказал Граццини.
– Хотя ты знаешь это, есть вещи, которые тебе, видимо, не дано понять. Сейчас я их тебе объясню. Я отправился в Палермо и разделался там с Кантареллой и всеми его прихвостнями. Потом я симулировал собственную смерть.
Граццини кивнул.
– С помощью твоего близкого приятеля – полковника Сатты.
– Это особой роли не играет. После смерти Кантареллы я решил, что отомстил. Ничего против тебя лично или «Коза ностры» в целом я не имею.
Итальянец снова холодно усмехнулся.
– Чтобы остановить вендетту, нужно согласие двух сторон. Ты доставил нам беспокойство и заплатишь за это. На этот раз симулировать собственную смерть тебе не удастся, можешь мне поверить.
Кризи усмехнулся широкой открытой улыбкой и сказал:
– Ты ведь не лоху из глубинки лапшу на уши вешаешь – я-то в этих делах немного кумекаю. За прошедшие шесть лет много что изменилось. Ты взобрался на самую вершину в Риме и контролируешь весь север, но никогда не сможешь быть хозяином в Неаполе, Калабрии или на Сицилии. Сейчас в Италии есть две «Коза ностры»: одна – к югу от Рима, вторая – к северу. На севере вы пытаетесь действовать немного цивилизованнее, чтобы приобрести хоть мало-мальски респектабельный вид. Со временем, может быть, вам это и удастся, но уж никак не с такими выродками, как Абрата и его люди. Он далеко не лучший представитель старого поколения.
Граццини пытался изображать безразличие к его словам, но Кризи видел в его глазах живой интерес к тому, о чем он говорил.
– Паоло Граццини, – продолжал он, – сделан из другого теста. Да, он и сам наркотиками приторговывает и подчиненным позволяет, имея, разумеется, с этого свою долю. Ты и рэкетом не брезгуешь, и взятки давать умеешь, но при этом по большей части ведешь дела вместе с политиками и крупными дельцами. – Голос Кризи был совершенно спокойным, даже слегка задумчивым. – Но с женщинами ты не связываешься, проституция для тебя – дело грязное. Когда ты отдаешь приказ кого-нибудь убрать – это касается только ваших внутренних разборок, в отличие от скетов с юга и с Сицилии. Против простых людей ты не воюешь. Ты не убиваешь и не насилуешь женщин.
Последовало молчание, вскоре прерванное Граццини:
– Ну и что? – спросил он.
Кризи пожал плечами.
– Ты ведь сам мне сказал, что знаешь о «Синей сети», которая пятном лежит на чести «Коза ностры».
Снова последовало молчание. Кризи ждал, понимая, что реакция итальянца на его слова сейчас во многом имела решающее значение. Ответ Граццини не заставил себя долго ждать.
– Что это еще за пятно?
Кризи понял, что первый рубеж перейден.
– Это пятно на всей «Коза ностре», но в первую очередь на тебе лично, потому что именно ты позволяешь такой мрази действовать на твоей территории.
Итальянец разозлился, и Кризи стало ясно, что взято и второе препятствие.
– Какого черта ты там болтаешь? – прорычал он. – Это только слухи, просто имя в темноте. Слухи разные всегда ходят. Я вообще сомневаюсь, что может существовать что-то подобное.
Очень убедительно Кризи произнес:
– Они точно существуют. И дела свои обделывают как на твоей территории, так и на других. Я собираюсь их найти и уничтожить.
– Почему?
– Я их ненавижу.
– За что?
– Я видел их работу.
– Что это за работа такая?
– Они торгуют женщинами. И такое с ними вытворяют, что даже тебе представить не под силу. Они их уродуют и морально, и физически.
Граццини кивал головой.
– Я слышал об этом. Но тебе-то какое до всего этого дело?
– Есть причина, почему это дело стало моим.
– Что еще за причина?
Кризи тщательно взвешивал каждое слово своего ответа.
– Потому что, когда они издеваются над этими девушками, даже детьми, им это доставляет удовольствие. И это удовольствие имеет для них еще большее значение, чем выгода.
Несколько секунд Граццини сидел, уставившись перед собой, потом резко встал, повернулся и прошелся по комнате. На стене висела картина – натюрморт с корзиной фруктов. Он встал перед ней и начал внимательно ее разглядывать. Кризи понял, что преодолел третий барьер.
Глава 42
Она с силой ударила Майкла по лицу белой клюкой и закричала на него:
– Ах ты, негодник эдакий!
От удара он чуть не выронил пистолет. Когда старуха занесла клюку для второго удара, он вырвал палку у нее из рук, обхватил ее поперек талий и прижал к себе. Она стала колотить его по плечу, выронив при этом на землю вставную челюсть. Майкл повернулся и помчался вниз по ступеням, держа ее одной рукой под мышкой. Он увидел, как прямо перед ним взвизгнул тормозами старый «мерседес», за рулем которого сидел Сова. Инвалидное кресло подскакивало на булыжниках мостовой. Йен бежал к машине, его рясу трепал ветер. Майкл увидел, как посреди площади на бегу согнулся и упал старухин телохранитель – за ним стоял Миллер. Австралиец еще раз ударил его рукоятью пистолета и бросился бежать через площадь. Йен распахнул заднюю дверцу «мерседеса». Майкл втолкнул старуху на сиденье и влез за ней следом. Датчанин прошмыгнул на переднее пассажирское место, и Сова вдавил педаль газа в самый пол. Раздались чьи-то крики и вопли, но машины уже на площади не было. Вся операция заняла не более двадцати секунд.
Глава 43
– Но вендетту-то у нас никто не отменял. – Граццини все еще стоял у стены, продолжая внимательно разглядывать картину. – Ты убил членов моей семьи.
Ответ Кризи прозвучал достаточно резко.
– Я убил твоего зятя, которого, как я полагаю, ты сам ненавидел. Я убил твоего двоюродного брата, который был боевиком и погиб в сражении. Сестру твою я не убивал. Четыре года назад она снова вышла замуж и родила дочь, а ты стал ее крестным отцом. Ты сам лучше меня знаешь, что Конти обращался с твоей сестрой, как с половой тряпкой. И не говори мне, что это было не так.
Граццини повернулся, подошел к своему стулу и сел. Впервые с начала их разговора на его лице отразились какие-то чувства.
– Есть такая вещь, как вендетта, – сказал он, как бы констатируя факт. – И только твоя смерть может положить ей конец.
Кризи несколько секунд пристально смотрел итальянцу в глаза, потом сказал:
– Давай-ка я тебе лучше расскажу один страшный случай, покрывший несмываемым позором одну итальянскую семью. Лет восемь тому назад в одном селении, затерянном в горах Калабрии, кровная месть прекратилась. Эта вендетта продолжалась тридцать лет, за эти годы в двух семьях было убито больше двадцати мужчин. Взаимное истребление продолжалось уже так долго, что все забыли, из-за чего оно началось. Так вот, в одной из враждовавших семей остался в живых только один мужчина, точнее мальчик. Замечательный кодекс такой мести гласит о том, что мальчик становится мужчиной, когда ему исполняется шестнадцать лет, и после этого он может убивать сам и быть убитым. Когда тому парнишке было пятнадцать лет, его мать и сестры сказали, что, как только ему исполнится шестнадцать, он должен будет взять отцовское ружье и отомстить за смерть отца, братьев, дядьев и двоюродных братьев. А он решил, что не будет участвовать в вендетте. Матери и сестрам стало за него очень стыдно. Местный священник знал эту историю, и через него она просочилась в прессу. О ней узнали не только в Италии, но и в других странах.
Граццини кивал, лицо его сохраняло угрюмое выражение. Кризи продолжил:
– Многие семьи в Италии хотели взять мальчика к себе. Полиция, конечно, предложила свою защиту. Но все эти возможности парнишка отклонял. В ночь накануне его шестнадцатилетия мать с сестрами ушли из дома, предварительно оплевав мальчика. Двери они оставили открытыми. Минуту спустя после полуночи мужчины из второй семьи ворвались в дом с ружьями и застрелили мальчонку прямо за столом, за которым он сидел. Мать с сестрами даже на похороны отказались прийти. Это что, по-твоему, была месть? Ты и со мной то же самое сделать хочешь?
Граццини взглянул на лежавший перед ним пистолет. Он поднял его, потом медленно положил на место и спокойно произнес:
– Ты знаешь, как у нас заведено. Я должен поддерживать свой авторитет.
Кризи слегка улыбнулся.
– Если для того, чтобы доказать свою силу, ты пустишь пулю в голову связанного человека, авторитету твоему точно придет конец.
Граццини молчал. В этот момент дверь настежь распахнулась, и Абрата срочно вызвал Граццини из комнаты. Граццини быстро вышел. Через минуту он вернулся, лицо его было перекошено от ярости. Он схватил пистолет и навел его на голову Кризи. Грудь его быстро вздымалась, слова вылетали с хрипом.
– Вендетта! Это ты здесь толкуешь о вендетте! Ты мать мою похитил! Мать мою, ты, ублюдок!
Кризи закричал на него:
– Я последние двадцать четыре часа сижу здесь, привязанный к этому креслу!
– Значит, это сделали твои люди. – Граццини подошел на шаг вперед и приставил дуло пистолета ко лбу Кризи.
Тот перевел дыхание и спокойно сказал:
– Если это были мои люди, то как только ты нажмешь курок, можешь тут же приступать к подготовке похорон твоей матери.
Итальянец хрипло дышал. Стоявший позади него Абрата сказал:
– Убей подонка!
– Это не твоя мать, – громко произнес Кризи, потом, обратившись к Граццини, уже тише спросил: – Когда и где это произошло?
Граццини на несколько дюймов отвел пистолет от его лба.
– Около церкви в ее родном городе. Четверть часа назад.
Погрузившись в мысли, Кризи закрыл глаза, потом указал головой на стул и сказал:
– Сядь и жди. Если это были мои люди, они сюда позвонят через пятнадцать-двадцать минут. Пусть принесут телефон и поставят его на стол.
Все помещение было пронизано сильнейшим напряжением. Абрата снова заговорил:
– Они попытаются обменять его на нее.
– Ни за что, – прорычал Граццини. – Он никогда не выйдет из этой комнаты живым.
– Может быть, – заметил Кризи. – Но пятнадцать или двадцать минут погоды в данном случае не сделают ни для тебя, ни для меня. Против невинных женщин я не воюю. Даже против матерей «капо».
Снова воцарилось молчание, потом Граццини обернулся и сказал:
– Принесите сюда телефон. И чтоб к нему был дополнительный динамик.
* * *
Звонок прозвучал спустя восемнадцать минут. Граццини снял трубку и стал слушать. К нему уже вернулось самообладание, но пистолет, направленный в голову Кризи, он все еще держал в руке. Выслушав, что ему было сказано, итальянец прикрыл рукой микрофон и произнес:
– Говорит, что он твой сын и что моя мать у него. Не знал, что у тебя есть сын.
– Еще полчаса назад я не знал, что у тебя есть мать. Дай мне с ним поговорить.
Из-за спины Граццини подал голос Абрата:
– Этот псих совсем спятил.
– Заткнул бы ты лучше пасть, – спокойно сказал ему Кризи. – Речь ведь идет не о твоей матери.
Оба полушария мозга Граццини напряженно работали. Через несколько секунд он поднес трубку к уху Кризи и включил внешний динамик.
– Майкл? – спросил Кризи.
В комнате раздался голос его сына.
– Да. С тобой все в порядке?
– Да. Мать Граццини у тебя?
– Да.
– Немедленно отпусти ее.
Динамик молчал по меньшей мере двадцать секунд. В конце концов из него снова донесся озадаченный голос Майкла:
– Ты это сказал, потому что тебе пушку к башке приставили? Если это так, скажи им, что мать Граццини находится точно в том же положении.
– Майкл, очень важно, чтобы ты в точности сделал то, что я тебе скажу. Немедленно отпусти ее, и пусть твои люди отвезут ее в дом Граццини в Риме. С ее головы не должен упасть ни один волос. Скажи ей, чтобы она позвонила Граццини по этому же номеру, как только будет у него дома. Потом со всеми, кто там с тобой, отправляйтесь к человеку, которого ты знаешь как моего брата, и ждите там моего звонка.
В динамике раздались короткие гудки. Граццини очень медленно положил трубку на рычаг. В наступившем молчании Абрата сказал:
– Уверен, это какая-то уловка. Зачем, интересно, он это сделал?
Кризи в упор смотрел на Граццини. Обратившись к Абрате, он негромко сказал:
– Такому человеку, как ты, это понять не дано. Я тебе уже пытался объяснить: против женщин я не воюю.
Глава 44
Полковник Сатта вошел в палату. Она походила не столько на типичный больничный покой, сколько на номер в роскошной гостинице. Ее истинное медицинское назначение выдавали лишь ортопедическая кровать и подставка для капельницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50