— Это друзья! Они помогут нам!Подъехав ближе, вождь номадов поднял руку, приветствуя знатную римлянку. Сделал он это почтительно, но без раболепия. Корнелия улыбнулась и кивнула в ответ, все еще вопросительно поглядывая на Селевка, который спрыгнул с лошади и подошел к ней.Киликиец быстро объяснил ситуацию, все бурно выразили свою радость. Наконец-то, кажется, их мытарства заканчиваются. Хвала богам!— Так это Африка! — воскликнула Корнелия. — Как здорово, ведь сюда мы и плыли. А далеко отсюда до Карфагена? — обратилась она к Такфаринату.— Далеко, — ответил тот, чуть более пристально, чем того требовали приличия, оглядывая милое личико и стройную, грациозную фигурку девушки.Ну, впрочем, чего же ждать от варвара?— Сколько миль? — спросил Селевк. — Нам, вообще-то, нужно в Карфаген.— Семь-восемь дней пути, — сказал Такфаринат, неохотно отрывая взгляд от Корнелии.— Наместник Фурий Камилл — мой родственник, — пояснила девушка. — Он ждет меня.Тут она вспомнила бабушку, и грусть набежала на ее лицо.— Пора в путь, — сказал вождь номадов. — Мы должны к вечеру добраться до моей деревни. Ночью в горах никто не ездит. Собирайтесь.Сборы были недолгими. Селевку, правда, не очень нравилось то, что Корнелии, видимо, придется ехать на одной лошади с кем-нибудь из потных, волосатых кочевников, но она сама развеяла его сомнения.— Я умею ездить верхом, — сказала девушка. — В Риме я брала уроки. Так что, если мне дадут коня, то я справлюсь.Такфаринат усмехнулся в усы и приказал одному из своих воинов спешиться. Лошадь подвели к Корнелии, и та ловко взобралась ей на спину, мягко опираясь на руку Селевка. Она уселась на попону, свесив ноги на одну сторону, и крепко взялась за повод.Зато бельгийки понятия не имели о верховой езде, и им пришлось устраиваться сзади воинов-нумидийцев. Впрочем, и тем, и другим это, кажется, нравилось.Мужчины тоже взобрались на крупы коней и взялись руками за пояса наездников. Можно было отправляться в дорогу.Скачка получилась довольно утомительной — всадники подскакивали в седлах на неровной каменистой дороге и глотали пыль, поднимаемую ногами лошадей. Нумидийцы не обращали на неудобства внимания — так они проводили почти всю жизнь, но для Селевка и его товарищей эта езда казалась настоящей пыткой.Корнелия завела разговор с вождем, выспрашивая его о службе у римлян; ей хотелось поскорее встретиться с земляками и отдаться под защиту римского закона и римского оружия.Такфаринат отвечал неохотно, часто, хмурился.— Почему ты такой угрюмый? — не выдержала наконец девушка. — Разве тебе не нравится служить нам? Или с тобой плохо обращаются?Нумидиец в бешенстве скрипнул зубами.— Я не собака, чтобы со мной обращались плохо или хорошо, — резко ответил он. — И чему я должен радоваться? Римляне захватили мою землю, покорили мой народ. Теперь я, вождь и сын вождя номадов, должен служить им и выполнять чьи-то приказы. Я люблю свободу! Мы, кочевники, никогда не будем рабами!Понимая, что своими вопросами и римским воспитанием девушка может испортить хорошие отношения с Такфаринатом, Селевк негромко сказал по-гречески:— Не надо, госпожа. Видишь, он злится. Лучше оставь его в покое. Кто знает, что придет в голову такому варвару?Корнелия кивнула и замолчала, но в ее взгляде появилась некоторая надменность, с которой она время от времени оглядывала Такфарината и его воинов.Да, она могла понять его чувства. Дедушка Гней учил внучку истории, и она знала кое-что об отношениях Рима с непокорной, воинственной Нумидией и ее жителями — вольнолюбивыми кочевниками.Пути двух стран и народов довольно часто пересекались, пока не слились в один — Вечный город проглотил Нумидию, сделав ее своей провинцией, а гордых номадов сделал своими солдатами.А ведь до того, два века назад, когда близилась к завершению длительная и кровавая вторая Пуническая война, именно нумидийцы помогли римлянам одержать окончательную победу.Царь Масинисса со своим конным корпусом нанес страшный удар по войскам великого Ганнибала в битве при Заме в Африке. Ливийские наемники не выдержали натиска кавалерии и побежали...Так карфагенский полководец потерпел первое — и последнее — поражение в своей жизни, а нумидийский царь Масинисса удостоился почетного звания: rex socius et amicus populi Romani — друг и союзник римского народа.Но недолго длилась дружба — слишком уж обременительным было: для одних — соседство независимого крепкого государства, для других — незримое присутствие могучей державы, откровенный разбой римских купцов, ростовщиков и арендаторов.Энергичный и безжалостный царь Югурта, стремясь укрепиться на не совсем законно полученном престоле, повел решительную борьбу с конкурентами. А когда после взятия Цирты под горячую руку ему попались несколько тысяч римских граждан, кровожадный номад и их не пощадил.Вечный город объявил Югурте войну. Боевые действия продолжались шесть лет.Хитрый и скользкий, как змея, нумидийский царь не перебирал в средствах. Предательство, обман, подкуп, жестокие расправы и грубая лесть — все шло в ход.В римских войсках царила полная дезорганизация, солдаты и офицеры за горсть золотых монет возвращали врагу захваченное у него оружие и боевых слонов, полководцы за взятки проигрывали битвы, давая нумидийцам возможность собрать силы. Видя такое дело, на сторону Югурты встал и царь соседней Мавретании Босх.Но наконец терпение римских граждан истощилось — народ поставил сенату резкий ультиматум, и тот вынужден был согласиться с назначением на пост командующего африканским корпусом ненавистного ему Гая Мария.Марий железной рукой взялся наводить порядок; он в корне реформировал армию, изменив как организацию ее, так и вооружение солдат. А потом в нескольких битвах растоптал нумидийцев, ловким дипломатическим путем поссорил Югурту с мавретанскими союзниками и, наконец, добился выдачи врага.Связанного Югурту передали квестору Мария — Луцию Корнелию Сулле; он был проведен в триумфальном— шествии победителя, а потом задушен в тюрьме.С тех пор ненависть поселилась в отношениях двух стран, искра враждебности тлела и тлела.Пламя вспыхнуло через шестьдесят лет после смерти Югурты — очередной нумидийский царь, Юба, взбунтовал своих кочевников и — выбрав меньшее из двух зол — примкнул к сторонникам Гнея Помпея, которые вели борьбу против Гая Юлия Цезаря.После того, как Помпей, разбитый при Фарсале, бежал в Египет и был там предательски умерщвлен придворными царя Птолемея, а Цезарь выдержал осаду в Александрии и разгромил египетскую армию Ахиллы, последним оплотом его соперников осталась Африка.На нее и обратил острие своего меча будущий диктатор. Его легионы высадились на побережье, где и были атакованы войском помпеянцев и крупным соединением нумидийской конницы. Но на сей раз счастье покровительствовало Цезарю — в сражении у Тапса он одержал блестящую победу, навсегда стерев с политической карты Рима термин «помпеянцы».А покинутый всеми царь Юба покончил с собой; Нумидия стала римской провинцией. Юный сын нумидийского правителя был взят в качестве заложника и отправлен в Вечный город.Спустя пятнадцать лет этот сын, тоже Юба, вместе с армией Октавиана пройдет путь от мыса Акция до Александрии, будет свидетелем разгрома Антония и смерти Клеопатры.А еще через некоторое время Август женит его на дочери египетской царицы и римского полководца — Селене. Младший Юба будет поставлен марионеточным царьком в соседней Мавретании — в награду за лояльность последней.А обескровленная Нумидия вынуждена была взвалить на свою спину почетную, но весьма обременительную обязанность именоваться римской провинцией.Об этом додумана сейчас Корнелия, внучка сенатора и консуляра, глядя на смуглого бородатого вождя номадов, который ехал, опустив голову и хмуря брови. Глава VВойна Солнце уже начинало клониться к горизонту, когда отряд взобрался на какой-то горный хребет, и Такфаринат показал рукой вниз.— Вон там мое селение.Корнелия, киликиец и их спутники облегченно вздохнули. Наконец-то! Скоро можно будет слезть с лошадей и размять затекшие ноги. Нумидийцы тоже, казалось, были рады, что возвращаются домой. Селевк заметил, что бородатые воины не проявляют чрезмерного рвения на службе у римлян. Ну, да ладно, его это не касается. Он должен только доставить внучку Сатурнина в безопасное место, как обещал хозяину. А отношения с кочевниками — это проблема наместника Фурия Камилла.Всадники начали осторожно спускаться по склону; хорошо знавшие дорогу кони шли уверенно, не спотыкаясь.И вот перед ними появилось небольшое селение — несколько десятков конусообразных хижин; дома были сделаны из дерева и глины, крыши покрывала солома и трава.Навстречу отряду с криками кинулись чумазые дети, затем появились женщины, с любопытством оглядывая незнакомых пришельцев. Степенные и важные старики, которые сидели, скрестив нога, у входа в дома, внешне ничем не проявляли своего интереса, но, конечно же, тоже были заинтересованы. Что за люди? Зачем они прибыли сюда? Сейчас вождь объяснит.Действительно, Такфаринат что-то недолго говорил на своем наречии, жители внимательно слушали его. Затем он сделал знак Селевку и остальным следовать за ним и подъехал к дому в центре деревни, более высокому и просторному, чем остальные.— Заходите, — пригласил вождь, соскакивая на землю. — Мужчины переночуют здесь, а женщины — рядом, вместе с моими женами.Через несколько минут, когда киликиец, Хирхан, его помощник и матросы уселись на глиняный прохладный пол вокруг открытого каменистого очага в хижине, смуглокожие нумидийские девушки принесли теплой мутноватой воды, чтобы путники могли умыться. Корнелию и ее служанок увели в соседний дом.Это слегка обеспокоило Селевка, но Корнелия не проявляла никакого страха. Она смело, держась с истинно римским достоинством, позволила трем женщинам — женам Такфарината — окружить себя и увести.— О ней позаботятся, — сказал вождь, заметив настороженный взгляд киликийца. — Ей ничего не угрожает, пока она находится под моей защитой,— Благодарю тебя, вождь, — ответил Селевк. — Родственники девушки по заслугам вознаградят тебя и твоих храбрых воинов.Вскоре принесли еду: хлеб, финики, сыр, рыбу. Все с жадностью набросились на угощение.На улице, между тем, стремительно темнело; ярко-желтые крупные звезды усыпали сиреневое небо.После трапезы гости расположились на соломенных тюфяках, полукругом уложенных вдоль внутренней стены хижины.— Спите, — сказал Такфаринат. — Завтра утром мои люди проводят вас до Рузикады, где стоит римская центурия. Там сейчас находится мой сын, Салех. Это очень храбрый воин.В голосе вождя звучала отцовская гордость.— Отдыхайте, — повторил он. — А у меня еще дела.И Такфаринат вышел из хижины.— Что-то не совсем я ему доверяю, — с сомнением прошептал Хирхан. — Эти варвары — коварный народ, от них всегда ждешь какой-то подлости.— Не думаю, — ответил Селевк. — Он же служит Риму, и не захочет портить отношения с местными властями. Тем более, что награду и так получит. Сатурнин богат, и не пожалеет золота тому, кто помог его внучке.— Будем надеяться, — пробурчал Хирхан, укладываясь на подстилке. — Ладно, надо спать. Завтра, похоже, предстоит еще один конный переход. Клянусь Ваалом, я здесь так наупражняюсь, что потом брошу море и пойду служить в кавалерию.— Под начало доблестного Такфарината, — со смехом добавил помощник.Мужчины растянулись на тюфяках, и вскоре помещение наполнил густой храп. Не спалось лишь одному Селевку. Хотя он и пытался рассеять подозрения капитана относительно намерений их гостеприимного хозяина, но сам отнюдь не был уверен в чистоте помыслов нумидийца. И уж совсем не нравились ему взгляды, которые Такфаринат бросал на Корнелию. Так хищный зверь поглядывает на беззащитную жертву, зная, что в любой момент может сделать ее своей добычей.Селевк скрипнул зубами. Пусть только попробует чем-нибудь обидеть ее, такую благородную, смелую и одновременно нежную, трепетную, женственную...Молодой киликиец резко перевернулся на подстилке. Нет, он не должен так думать. Кто он и кто она? Слишком велико расстояние между ними. Да служи он Сатурнину хоть сто лет, тому и в голову бы не пришло приблизить бывшего гладиатора к себе настолько, чтобы он мог в открытую посмотреть в глаза его внучке. Тем более, как говорили слуги, у нее есть жених — родовитый патриций, молодой, красивый, богатый.Селевк вздохнул и перевернулся на спину. В хижине было душно, оглушительный храп моряков сотрясал стены. Киликиец решил выйти на воздух, проветриться немного.Бесшумно, словно тень, он выскользнул из хижины, отошел на несколько шагов и уселся под невысокой корявой пальмой. Кругом было темно и тихо, лишь слабый ветерок шуршал листьями дерева, да где-то на краю селения проблескивали отсветы костра. С гор веяло прохладой, долетал даже соленый запах моря, оставшегося в нескольких милях к северу.Постепенно Селевка начало клонить ко сну — сказывалась усталость. Голова медленно опустилась на грудь, глаза мягко закрылись, Морфей распростер свои невидимые крылья, и молодой киликиец плавно скользнул в небытие.Но длилось это недолго. Внезапно ночную тишину разорвал резкий, как барабанная дробь, стук копыт — по горной дороге с юга к селению приближались несколько всадников.Селевк недовольно встряхнулся. Принесло же их! Надо возвращаться в хижину, там хоть никто на тебя не налетит на лошади и не растопчет копытами.Он поднялся на ноги и двинулся обратно, по пути без особого интереса оглядев троих людей, которые только что прискакали откуда-то с гор и теперь спешивались возле одного из домов. Навстречу им направились еще несколько человек. Все они стали возбужденно переговариваться.Селевк вошел в хижину, отыскал свою подстилку и вытянулся на ней. Скорее бы утро наступило. С какой радостью увидят они красно-коричневые мундиры римских легионеров, услышат латинскую речь, отдохнут и расслабятся под защитой копий и мечей солдат Вечного города, вспомнят все свои приключения за кубком вина в портовом кабачке и принесут жертву богам, благодаря за спасение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64