https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/grohe-bauedge-31367000-78416-item/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

— Важно, что я его получил и должен выполнить. А ты мне мешаешь, — добавил он почти с сожалением.— Я все еще не понимаю тебя, — нахмурился тот. — Давай поторопимся, — повторил он.— Ладно, — согласился Домиций.Он резко наклонился в седле и точным коротким ударом всадил острое, как бритва, лезвие Риновисту в бок. Тот вздрогнул, захрипел и медленно сполз на землю, цепляясь за гриву коня.— Вот так, — тихо сказал Домиций. — Чувство долга — это хорошая штука, но только нужно знать, когда с ним вылезать, а когда и воздержаться.Затем он накинул поводья коня галла на ветку, привязал их и поскакал обратно, туда, где колонна солдат продолжала свой неторопливый марш. * * * Варвары были разбиты, раздавлены, расплющены — римляне прошлись по ним железным катком своих когорт и теперь устало прятали в ножны зазубренные мечи, оглядывая залитые кровью и заваленные трупами улицы деревни.Но Сигифриду с двумя сотнями воинов удалось все-таки уйти — они отчаянным ударом прорвали цепь окружения и со всех ног бросились в лес, спеша укрыться от погони, а длинные галльские стрелы летели им вслед, сшибая на землю то одного, то другого.Их особенно не преследовали — Руф понадеялся на прибрежные посты, для которых деморализованная банда варваров не могла стать серьезным противником.Римляне подсчитывали потери — и свои и чужие, слушая причитания крестьянок и гневные выкрики уцелевших мужчин из деревни. Нападение было отбито, но обстановка на границе — как оказалось — продолжает оставаться напряженной. А значит — Германик никак не сможет поехать в Рим. Ведь там верные Ливии сенаторы и крикуны — народные трибуны тут же обвинили бы его в том, что он бросил армию и вверенную ему провинцию в критический момент. Август наверняка не похвалил бы подобный поступок."Но где же все-таки Агенобарб? — думал Сульпиций Руф, взбираясь на коня, чтобы увести своих солдат обратно в лагерь. — Хорошо, что мы сами справились, а если бы возникли сложности? Придется написать на него рапорт. " * * * А Гней Домиций Агенобарб все вел и вел галльскую пехоту, одним богам известно куда.— Командир, — подъехал к нему один из сотников, — прости, ты не видел Риновиста? Мы нигде не можем найти его. Мне сказали, что он был вместе с тобой.— Был, — невозмутимо кивнул Домиций. — А потом захотел проверить, как там арьергард, и задержался на обочине. Больше я его не видел.Сотник нахмурился, дернул поводья и поскакал назад, разыскивая своего начальника. * * * Когда римские когорты уже маршировали обратно в лагерь, распевая триумфальные песни, когда жители деревни уже стащили в кучу трупы убитых варварами односельчан и тоскливо оплакивали их гибель, когда галлы Агенобарба уже устали топать по корявой дороге и все громче начинали выражать свое недоумение, когда посты на Рейне всматривались во мрак, сжимая в руках оружие и ожидая появления остатков разбитых варваров, а Сигифрид с уцелевшими воинами, словно раненный вепрь, метался по лесу в поисках спасения, из тени деревьев на узкую тропку выполз человек.Он истекал кровью, глаза застилал туман, дыхание с хрипом рвалось из груди.Риновист выжил после предательского удара Домиция, но чувствовал, что минуты его сочтены. Все, чего он хотел сейчас — это сообщить кому-нибудь об измене римского патриция. А потом можно уже и умереть.Но кого можно встретить сейчас, на пустынной лесной дороге посреди ночи?Однако ему, кажется, повезло. Послышались тихие торопливые шаги, и перед глазами галла появилась человеческая фигура. Мужчина явно куда-то спешил, но, увидев чуть шевелившееся тело, резко остановился, словно наскочив на стену.— Хвала богам, — хрипло произнес Риновист. — Кто ты, неизвестный путник?— А ты кто? — осторожно спросил человек по-латински.Это успокоило галла. Значит — свой.— Ты римлянин? — спросил он.— Почти, — ответил мужчина. — Ты что, ранен?— Да. Подойди ближе. Я хочу сказать тебе нечто очень важное и срочное...Мужчина опасливо приблизился, потом заметил, что его собеседник тяжело ранен и совсем успокоился.— Говори, — сказал он. — Я помогу тебе, если сумею.— Сумеешь, — прохрипел галл. — Ты идешь в лагерь римлян?— Да.— Хорошо. Скажи там кому-нибудь, Вителлию или Руфу, что ты встретил в лесу раненного Риновиста, командира галльской когорты. Скажи, что меня предательски ударил ножом патриций и сын консула Гней Домиций Агенобарб, — злобно простонал Риновист. — Он сделал это потому, что я раскрыл его измену. Домиций повел наш отряд окольной дорогой, чтобы не успеть к месту сражения с германцами. Скажи еще...— Подожди, — поднял руку человек. — Так ты обвиняешь в измене самого Гнея Домиция?— Да, — слабо кивнул Риновист. — И я бы смог это доказать, но боюсь, что не успею. И Домиций на это рассчитывал. Однако он ошибся — я встретил тебя, и теперь преступник будет наказан, а я умру спокойно.Неизвестный мужчина тяжело вздохнул.— Гней Домиций действительно ошибся, — грустно сказал он. — Надо было добить тебя сразу.Риновист вздрогнул и потянул ослабевшую руку к мечу на поясе, но мужчина оказался проворнее, и быстро выхватил оружие галла из ножен.— Тебе не повезло, парень, — сказал он с сожалением. — Лучше бы ты встретил кого-нибудь другого. Так уж получается, что я служу Агенобарбу и его шея сейчас составляет с моей одно целое. Так что, извини.Он резко поднялся и сильным ударом всадил меч галла ему в горло. Риновист дернулся и затих.А Каллон — это, конечно, был он — бросил окровавленное оружие на траву, огляделся по сторонам и поспешил дальше, гадая, что ждет его впереди — щедрая награда или жесткая веревка. Глава XVIIIСделка «Золотая стрела» входила в гавань Остии. К счастью, дул спокойный восточный ветер, ибо при западном случалось так, что суда вынуждены были целыми днями болтаться на рейде, ожидая, пока предоставится возможность безопасно пришвартоваться.Остийский порт был одним из двух крупнейших и важнейших портов Италии, наряду с Путеолами под Неаполем. Расположенный в устье Тибра, он служил как бы морскими воротами Рима, той кровеносной артерией, по которой в сердце страны поступали необходимые продукты и товары. Именно здесь разгружались александрийские галеры, перевозившие египетское зерно, которым кормилась вся Италия.Однако планировка столь жизненно важного порта явно была неудачной — малейшие погодные изменения делали практически невозможной и очень опасной погрузку и разгрузку судов. А это могло в любой момент на неопределенный срок парализовать доставку зерна и вызвать непредсказуемые политические и экономические последствия,Понимая это, Гай Юлий Цезарь в свое время поручил разработать проект переустройства порта, но кинжалы заговорщиков помешали ему довести начатое дело до конца. Проект, подготовленный лучшими инженерами, на долгие годы попал в архив.Август тоже подумывал над этим вопросом, но, сделавшись с возрастом крайне бережливым, посчитал, что расходы на такое колоссальное сооружение, как новый порт, превысят пользу от него. И вот, по-прежнему плясали на волнах торговые суда и степенно колыхались на трех своих якорях крутобокие галеры, лишенные возможности войти в неудобную гавань, стоило лишь подуть даже легкому западному ветерку.Но «Золотой стреле» повезло — погода была благоприятной, и корабль шкипера Никомеда без помех приблизился к причалу. Матросы взялись на свою обычную работу по швартовке судна. Никомед покрикивал на них с мостика, мечтая, чтобы проклятый трибун наконец-то убрался с палубы и перестал раздражать его своим надменным и суровым видом.Сабин и сам был безумно рад, что скоро опять ступит на твердую землю, а подпрыгивающая и вертящаяся на волнах скорлупка Никомеда будет ему теперь лишь сниться в кошмарных снах.— Идем, Корникс, — сказал трибун, приближаясь к трапу. — Слава богам, мы добрались до места и теперь можем пересесть на лошадей, как то и пристало порядочным людям.Галл, явно невыспавшийся и хмурый, собрал их пожитки и двинулся за хозяином.От Остии до Рима было восемнадцать миль хорошей мощеной дороги, и можно было рассчитывать часа через три уже быть в столице. Что ж, чем быстрее, тем лучше.Солнце, ярко полыхавшее на голубом небе, показывало, что до полудня еще довольно много времени. Сабин приказал шкиперу и ночью не прерывать плавания, на что грек поначалу ответил решительным отказом, ссылаясь на слова авгура и морские традиции, но стоило трибуну разок рявкнуть на него, как перепугавшийся уроженец Халкедона потерял интерес к дискуссии и скрепя сердце подчинился.Поэтому они и прибыли так рано, что позволяло теперь Сабину доехать до Рима и передать письмо еще в этот же самый день. А потом надо было немного отдохнуть и выезжать с докладом навстречу сенатору Фабию Максиму.Сабин вздохнул. Что ж, жизнь, конечно, нелегкая, но у будущего префекта претория другой и быть не может. Надо завоевывать доверие и уважение.Они спустились по трапу и двинулись вдоль пристани, Никомед, отдав несколько последних распоряжений команде, тоже сошел на берег, чтобы, как полагал Сабин, напиться в доску в ближайшем кабаке.Трибун огляделся. Он увидел справа уходящую в небо башню остийского маяка; ближе к городу, на холме, высился монументальный храм Нептуна, отливающий белоснежным мрамором в лучах солнца. Слева на рейде стояли несколько военных трирем — в Остии была летняя база части Мизенской эскадры, которой некогда командовал легендарный адмирал Марк Випсаний Агриппа.Порт жил своей обычной беспокойной жизнью. Слышались крики, шум, смех и ругань; щелкали бичи погонщиков, ревели ослы, глухо стучали по деревянному настилу пятки бесчисленных рабов, переносивших разнообразные грузы.Тут же увивались толпы мелких уличных торговцев, нищих, проституток, наемных рабочих. Купцы более солидные заключали свои сделки в здании Морской биржи, стоявшем неподалеку.Пристань полукругом опоясывали киоски и столики представителей различных торговых фирм со всех концов Империи. Тут люди, которым нужно было куда-то плыть, могли зарезервировать себе место на борту корабля, идущего в Массилию или Афины, Антиохию или Карфаген.Важные жрецы степенно подметали пристань своими длинными одеждами, ожидая, когда кому-нибудь понадобится принести жертву бессмертным богам или погадать по внутренностям животных или по полету птиц, удачным ли окажется плавание. Суеверные римляне изрядно побаивались таинственной морской стихии, и охотно прибегали к услугам прорицателей. Этим же зарабатывали на хлеб и бродячие астрологи, которых очень много развелось в последнее время; были они, по большей части, абсолютно некомпетентными жуликами, но мода на халдейскую магию не давала им умереть с голоду.Деловитые таможенники продвигались от корабля к кораблю, выполняя свои обязанности; тут же проверяли прибывшие или увозимые грузы чиновники из канцелярии квестора.Крупные суда не уходили дальше Остии — заиленное и регулярно засыпаемое песком устье Тибра не давало им возможности подняться вверх по течению до римского Эмпориума. Лишь небольшие лодки могли одолеть этот путь. В основном корабли разгружались прямо здесь, а товар дальше доставлялся в столицу по суше или на плоскодонных баржах.Лишь много лет спустя последующие цезари все-таки реконструируют порт и сделают его действительно удобным и безопасным.Сабин шел по пристани, поглядывая на стоявшие у причалов корабли; Корникс двигался за ним, таща мешки и то и дело на кого-нибудь натыкаясь. Никомед семенил немного поодаль, его хитрые глазки шныряли по сторонам.Внезапно лицо трибуна напряглось, а взгляд потяжелел. Он резко остановился, глядя в одном направлении. Удивленный Корникс сначала по инерции ткнулся в спину хозяину, а потом задрал голову, пытаясь понять, что же так взволновало Сабина. Никомед не проявил никакого интереса, но поскольку внезапно остановившиеся трибун и его слуга загородили дорогу, вынужден был терпеливо ждать, когда те продолжат свой путь и позволят ему наконец добраться до вожделенного кувшина с вином.Корникс заметил, как руки Сабина сжались в кулаки.— Что такое, господин? — с тревогой спросил галл. — Ты что, Горгону увидел?Сабин чуть шевельнул губами, но ничего не сказал. Тут наконец Корникс разглядел, что же привлекло внимание трибуна. Он не отрываясь смотрел на высокого мужчину лет тридцати пяти, который стоял в полутора десятках футов от них, окруженный еще несколькими людьми.Тот человек тоже не отрываясь смотрел куда-то в сторону причала, а остальные — судя по одежде, слуги — видимо ждали его приказа.Вдруг мужчина повернул голову, и Сабин с Корниксом увидели его лицо — резкое, жестокое, длинный нос нависал над узкими губами, а лоб пересекал изящный белый шрам.— Помнишь его? — спросил шепотом Сабин, не оборачиваясь.— Нет, господин, — ответил Корникс. — Кто это?— Гостиница Квинта Аррунция под Таврином. Это он напал на Кассия Херею. Вспоминаешь? Доверенный человек Ливии.Как ни тихо говорил трибун, но навостривший уши Никомед, о существовании которого и Сабин, и галл давно забыли, различил эти слова в несмолкавшем ни на секунду шуме порта."Человек Ливии, — мысленно повторил он. — Отлично. Вот кто мне нужен. "И он резко свернул вбок, проталкиваясь сквозь густую толпу, чтобы поскорее оказаться подальше от сурового римлянина, но так, чтобы не потерять из виду человека со шрамом.Вдруг тот что-то сказал стоявшему рядом с ним бородатому мужчине, похожему на бывшего гладиатора с мощными мускулистыми руками, выпуклой грудью и испитым лицом. Бородатый кивнул и поспешил куда-то, уводя с собой остальных, а человек со шрамом медленно двинулся к причалу, по-прежнему не сводя глаз с кого-то или чего-то.Сабин кивнул Корниксу и последовал за ним. Ему стало интересно, что же делает тут наемник Ливии, которому удалось похитить письмо Германика к Августу. Ведь по логике, сразу же после своих «подвигов» он должен был поспешить в Рим с докладом, а вот нет же — ошивается здесь, в порту Остии. Или повелительница дала ему уже новое задание? Любопытно, какое?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64


А-П

П-Я