— Ладно, — вздохнул наконец Либон. — Пойдем в дом. Нас, наверное, уже ждут.Их действительно ждали. Стол в триклинии был накрыт на двоих — по римским обычаям женщины не могли участвовать в трапезе.Почтенная Лепида — шестидесятилетняя подвижная женщина, еще сохранившая остатки былой красоты, радушно приветствовала Либона и весело улыбнулась.— Рада видеть тебя, Луций.— Спасибо, — ответил молодой человек. — Я тоже.Новость, сообщенная ему Корнелией, словно камнем легла на сердце.— Ну, приступим. — Сатурнин жестом указал на ложе, устеленное мягкими подушками. — Пора перекусить, мой мальчик.Женщины вышли. Луций опустился на— скамью с несчастным выражением лица.Сатурнин испытующе посмотрел на него.— Вижу, Корнелия сообщила тебе новость, — сказал он медленно.Либон кивнул и опустил голову.— Эй, — весело произнес сенатор. — А ну-ка, перестань грустить. Ты же мужчина, в конце концов.Либон и сам вспомнил это и попытался улыбнуться.— Да, конечно, — сказан он, — но...— Что ж, сынок, — сенатор стал серьезным. — Так надо. После того, что ты услышал сегодня, объяснения, думаю, излишни. Сам понимаешь — я не могу рисковать женой и внучкой. Кто знает, до чего дойдет месть Ливии, если мы — храни нас боги — проиграем.— А мы... — Луций поднял голову и с тревогой посмотрел в глаза сенатора. — Мы ведь не проиграем, правда?— Не должны, — твердо ответил Сатурнин. — У нас все преимущества. Но... ведь судьбы наши известны лишь богам, и как знать — может, Эринии уже готовятся перерезать нить наших жизней...Либона эти слова не особенно ободрили. Он снова стал печальным— Я все понимаю, — с тоской произнес юноша. — Но Корнелия... как же я без нее?Сенатор придал лицу суровое выражение.— Ты мужчина, Луций, — повторил он жестко. — И римлянин. Такова наша доля — уходить на войну, защищая женщин и свои дома. Ну, а если Марс позволит нам вернуться с победой, то тут уж все утехи наши. И поверь мне — гораздо приятнее обладать чем-то, за что ты сражался, чем получить это просто так, без малейших усилий. Совершенно другое ощущение, уж я-то знаю.Вот теперь Либон почувствовал себя лучше. Мудрый Сатурнин, как всегда, был прав. Что ж, если надо — он пойдет в бой и вытерпит разлуку с любимой. Но уж потом...— Ладно, мясо остывает, — сказал сенатор. — Давай немного подкрепимся. Силы нам еще пригодятся.Луций послушно принялся за еду, без всякого, впрочем, аппетита, машинально.— А когда они уезжают? — спросил он, проглотив первый кусок.— Через несколько дней, — ответил Сатурнин. — Мой корабль, «Сфинкс», ты его знаешь, стоит в гавани Остии. Я уже отправил туда человека с приказом подготовиться к плаванию. Все зависит от того, когда в море выйдет караван, который пойдет в Александрию за пшеницей. Его ведь будет сопровождать военный эскорт, а это неплохо. Хоть часть пути наши женщины проделают в безопасности. Ведь цезарь сейчас так круто взялся за лигурийских пиратов, что я боюсь, как бы они с перепугу не переместились южнее, в Тирренское море, например.Луций кивнул. Конечно, завидев боевые триремы, всякий морской сброд предпочтет держаться подальше. Ну, а от Сицилии до Утики уже более спокойные воды.— А мы что будем делать? — спросил молодой патриций. — Ведь ты говорил что время не ждет.— Действительно, — согласился сенатор. — Скоро Август вернется в Рим и сразу потом поедет провожать Тиберия, который направляется в Далмацию, чтобы принять командование тамошней армией. Цезарь собирается сопровождать его до Неаполя. Мне и другим сенаторам прислали приглашение участвовать в проводах. И я принял его.Либон поднял глаза. Голос Сатурнина звучал очень серьезно. Да, развязка приближается.— Ты понимаешь, о чем я говорю, — произнес сенатор. — Я обязан быть там, рядом с цезарем.Все правильно. Если кто и сможет остановить руку Ливии, так только Гней Сентий Сатурнин. Луций знал это.— А я? — спросил он в следующий момент.— А ты... — Сенатор задумался. — Пока трудно сказать. Отдохни немного, соберись с силами. Вполне возможно, что ты понадобишься в решающий момент. Тогда я дам тебе знать.— Хорошо, — ответил Либон. — Я постараюсь не подвести тебя. Ведь и наша с Корнелией судьба зависит от того, как тебе удастся справиться с ситуацией. Завтра я принесу жертву богам и спрошу авгуров, что нас ждет.— Ну, — улыбнулся Сатурнин, — боги, конечно, иногда помогают людям. Но чаще мешают. Так что я не советовал бы тебе слишком уж полагаться на слова оракулов.Сатурнин считался в Риме атеистом, за что многие осуждали его, но в душе уважали, не имея сами достаточно душевных сил, чтобы отказаться от веры в нёбожителей.Луций тоже почувствовал некоторое неудобство — ведь он-то не сомневался в могуществе и мудрости олимпийцев.— Ладно, ты ешь, — сказал сенатор с улыбкой. — Что же, мой повар зря старался? Ведь желудок — это главный орган человеческого тела, которому все остальные подчиняются так же, как прочие боги Юпитеру. Эту фразу любил повторять блаженной памяти Луций Лициний Лукулл. Глава XIIРазговор Да, Сабин сразу узнал его. Он видел Августа несколько раз в Риме, еще до того, как записался в армию. Такого человека трудно забыть. Хотя теперь, конечно, цезарь выглядел уставшим и постаревшим. Однако характерный блеск глаз и величавая осанка сохранились.Несколько секунд они смотрели друг на друга. Потом человек, который допрашивал Сабина, наклонился к уху Августа и что-то зашептал. Тот периодически кивал, хмуря брови и постукивая пальцами по грязному столу.— Ну, — сказал наконец Август, — насколько я понял, ты отказался отвечать на вопросы моего друга и доверенного лица, сенатора Фабия Максима, и заявил, что хочешь иметь дело только с цезарем. Что ж, такая возможность у тебя появилась. Ты будешь говорить?— Да, принцепс, — глухо ответил Сабин, удивляясь изобретательности богов, которые подстроили ему такую ловушку.Цезарь строго запретил величать себя господином; в беседе с ним следовало использовать слово принцепс — первый сенатор. Первый среди равных. Отрыжка демократии.— Хорошо, — кивнул Август. — Итак, ты собирался посетить остров Планация. Известно ли тебе, что туда нельзя попасть, не имея специального пропуска?— Да, известно, — ответил Сабин, с трудом выдерживая пристальный взгляд цезаря.— Хорошо. А известно ли тебе, почему этот остров находится на особом положении?— Да, известно, — повторил Сабин, с грустью думая о том, что не видать ему теперь дядиной виллы, как своих ушей.— Но как же тогда ты осмелился нарушить мой указ? — с гневом спросил Август. — Ведь ты же солдат, я вижу, ты давал присягу верности. Кстати, где ты служишь?— Я служил в Первом Италийском легионе. Сейчас в отставке. Еду домой.— Ну, не совсем домой, — желчно заметил Август. — И отставка от присяги не освобождает. Ладно, зачем ты хотел попасть на Планацию?— Чтобы повидаться с Агриппой Постумом, — просто ответил Сабин, не питая уже никаких иллюзий насчет своей дальнейшей судьбы.— Ага. Ты хотел повидаться с человеком, который был по моему указу, утвержденному сенатом, сослан на остров за недостойное поведение. Зачем?— Чтобы передать ему письмо.— Письмо? — воскликнул цезарь. — Какое еще письмо?Фабий Максим молча положил перед ним восковые таблички, отобранные у Корникса.Август накрыл их рукой и некоторое время молчал. Никто не отваживался нарушить тишину, повисшую в каюте.— Так, — произнес наконец цезарь. — От кого же это письмо?— От Германика, — выдохнул Сабин, совершенно потерявший интерес к происходящему и впавший в полную апатию.— От Германика? — недоверчиво переспросил Август. — От моего внука? Что за клевета! Он не мог за моей спиной сноситься с Постумом.Сабин пожал плечами. И вдруг решился. Была не была, надо спасать свою шкуру. А попутно и шкуры еще нескольких людей. Все равно выбора нет.— Мог, принцепс, — решительно сказал трибун. — И доказательство — перед тобой. Я поклялся честью, что доставлю это письмо Агриппе Постуму и только ему (ложь, что называется, во спасение, поскольку никаких клятв Сабин не давал и не дал бы даже под пыткой). Но раз так получилось, я думаю, что ты имеешь право прочесть это послание. Тем более...— Вот уж наглец! — возмутился Август. — Как будто я стал бы у него спрашивать, если бы захотел прочесть письмо. К счастью, мне совершенно неинтересно, что пишет Германик своему племяннику.Голос и нервная дрожь, промелькнувшие по лицу цезаря, говорили о другом, и Сабин это заметил.— Это очень важное письмо, — упрямо повторил он. — Что ж, я попался на государственной измене и мне не на что рассчитывать. Ладно, сам виноват. Но я прошу тебя, принцепс, заклинаю всем, что для тебя свято — прочти это письмо и сделай выводы. Мне...Фабий Максим наклонился к уху цезаря и что-то зашептал. Заметив это, Сабин умолк и угрюмо смотрел в пол.— Ох, Фабий, Фабий! — с укором воскликнул цезарь через несколько секунд. — Да что же это такое? Опять вы с Сатурнином пытаетесь посеять рознь между...Он прервал и бросил взгляд на Сабина, который по-прежнему смотрел в пол.— Нет, принцепс, — решительно произнес Фабий. — Прочти письмо и сам убедишься.Сабин, услышав эту фразу, слегка оживился. Оказывается, у него здесь есть союзник. А он еще минуту назад мечтал вышвырнуть этого человека за борт.Цезарь вздохнул. Несколько секунд он раздумывал, а потом, не глядя ни на кого, взял таблички, повертел их в руках, еще раз вздохнул и сломал печать.Потом начал читать. Он прочел текст раз, второй, отложил дощечки и тупо уставился в стену.Теперь тишина длилась гораздо дольше. Фабий переступил с ноги на ногу. Сабин машинально почесал себе грудь, забыв, что ее накрывает панцирь.— Так, — протянул наконец цезарь и перевел тяжелый взгляд на трибуна.Тот с усилием выдержал его.— Тебе знакомо содержание этого письма? — сухо осведомился Август.— Нет.— Но ты о нем догадываешься?— Да.— О, Юпитер! — воскликнул цезарь. — Не ожидал я этого от Германика. Почему же он не написал мне, вместо того, чтобы затевать подобную авантюру?— Он написал, — мрачно сказал Сабин.— Как так? — изумился Август. — Когда? Я ничего не получал.— Естественно. На курьера напали и письмо у него отобрали. Я при этом присутствовал.Август и Фабий обменялись взглядами. Потом сенатор ободряюще посмотрел на Сабина.— Рассказывай, трибун. Все рассказывай. Принцепс должен узнать правду.Сабин вздохнул. Что ж, деваться некуда. Только богам известно, что из этого выйдет, но выбора у него нет.«Да простит меня Кассий Херея», — подумал он и начал говорить, облизав пересохшие губы не менее пересохшим языком.— Германик отправил два письма. Одно тебе, принцепс, второе — Агриппе Постуму. Но в дороге, между Аостой и Таврином, на курьера напали люди, у которых была цезарская государственная печать. В стычке офицер был ранен, и нападавшие завладели письмом к тебе. Второе было спрятано лучше.Богам было угодно, чтобы я появился в нужный момент...«Совершенно ненужный», — мимоходом подумал трибун.— ...и это спугнуло тех парней. Я оказал помощь раненому, а он, в благодарность, видимо, втравил меня в это дело — взял слово, что я доставлю письмо Агриппе Постуму на Планацию. И я согласился. Клянусь, только из чувства армейского товарищества.Мы со слугой...Сабин вдруг вспомнил и посмотрел на Фабия Максима.— Там его не убьют, надеюсь? — спросил он с тревогой. — Мне бы он еще пригодился.— Нет, — успокоил его сенатор. — У моих людей четкие приказы. Его никто не тронет.— Хорошо. — Сабин помолчал, собираясь с мыслями. — Так вот, мы с моим слугой наняли судно, на котором в данный момент и находимся. И подрядили его отвезти нас в Пьомбино, откуда я собирался попасть на Планацию. Но в недобрый час мне в голову пришла мысль использовать шкипера еще раз. Ну, а этот сукин сын донес на меня, как только ступил на берег, — с горечью закончил Сабин и покосился на дверь, за которой находился подлый Никомед. Ну, ничего, он еще свое получит.Август молчал еще с минуту.— Так, — сказал он потом. — Так...И снова замолчал.Видно было, что он принял какое-то важное решение. Сабин почувствовал проблеск надежды. Что ж, все еще может закончиться благополучно. Только бы цезарь поверил ему и Германику. Особенно, конечно, Германику...— Вот, значит, что ты все время боялся мне сказать? — повернулся вдруг Август к Фабию. — Почему? Видишь, что теперь получается?Фабий виновато развел руками.— Но ты же помнишь, что получилось, когда мы с Сатурнином...— Помню, — досадливо крякнул цезарь и вновь обратился к Сабину. — Значит, так, трибун. О нашем здесь разговоре никто не должен знать. Даже Германик. До поры, до времени. Понятно?— Понятно, — ответил Сабин с облегчением. — Я и не собираюсь выступать с речью на Форуме...— Не надо сейчас шутить, — резко прервал его цезарь. — Нашел время.Сабин пожал плечами и замолчал.— Фабий, — сказал цезарь, поворачиваясь к сенатору. — Распорядись, чтобы с завтрашнего дня была произведена смена стражи на острове Планация. Те люди уже, наверное, очень устали — еще бы, столько лет жить в такой глуши. Пусть пришлют новый отряд. Желательно — не римлян и не италийцев.— Понятно, — кивнул Максим.— Еще одно, — цезарь поманил Фабия пальцем и тот послушно приблизил ухо к его губам.Несколько секунд Август что-то шептал, а сенатор кивал и переминался с ноги на ногу.— Действуй, — сказал наконец принцепс. — А преторианцы пусть возвращаются в лагерь.— Как? — удивился Фабий, — Ты останешься без охраны?— Ну почему же? — Цезарь в первый раз за весь разговор улыбнулся. — Меня будет охранять вот этот трибун.Он указал на Сабина.— Судя по всему, он храбрый и честный человек. Лучшего трудно и пожелать.Сабин почувствовал себя так, словно глотнул божественной амброзии. Слава тебе, Меркурий! Ты не подвел! Кажется, теперь все пойдет хорошо.Фабий скептически оглядел трибуна, который попытался принять самый свой бравый вид, с сомнением покачал головой и вышел, хлопнув дверью каюты.Август перевел взгляд на Сабина.— Ну, — сказал он медленно, — молись, трибун. Коли ты сказал мне неправду, то лучше тебе сразу позаботиться о плате Харону, который повезет тебя через Стикс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64