Иначе соседи могут подумать, что мы не только барбадосцы, но и варвары. — И он пододвинул Сьюбери бокал с виски.
— Рад видеть вас в добром здравии, милорд, — улыбнулся тот. — Все эти две недели я только и мечтал о том, чтобы поскорее вернуться.
Сьюбери взял бокал, подождал утвердительного кивка Дарлингтона и выпил до дна.
— Черт побери! Куда ты меня привел?! — раздался за спиной Сьюбери женский голос с ужасающим ирландским акцептом.
Джек и его слуга дружно обернулись. В дверях, упершись руками в бока, стояла девушка, которую они только что спасали. На ее нижней губе запеклась кровь. На голосе, чуть повыше виска, сияла плешь от с корнем вырванной пряди рыжих волос. Корсет был разорван. В целом же эта особа являла собой образец классической уличной оборванки.
Но что-то в ней показалось Джеку знакомым.
Девушка подошла ближе и встала около Сьюбери.
— Так, значит! Оставил меня питаться сеном и пить из сточной канавы! Да поразит тебя сифилис!
И она постучала своим маленьким кулачком по широкой груди темнокожею великана.
— Повелительница моя, позвольте… — И Сьюбери бросил на девушку самый нежный взгляд, на который он был способен — Это мой хозяин, лорд Лоутон, виконт Дарлингтон. Ваше сиятельство, нижайше прошу позволения представить вам…
— Ах, это и есть его сиятельство собственной персоной? — Она показывала рукой на Джека, по обращалась к Сьюбери — Ты меня считаешь круглой дурой? Ошибаешься! Я не такая простушка, как тебе кажется! И не стану ему продаваться!
Девушка повернулась, чтобы уйти. Но Сьюбери вскочил и, обхватив ее сзади за талию, высоко поднял.
— Отпусти меня! — вновь раздался истошный крик — Проклятый черный зверь! Давно ли ты вышел из ада?!
Джек, прищурившись, наблюдал за сценой. Не спрашивая разрешения у хозяина, Сьюбери хотя и с трудом, по все же сумел усадить взбалмошную девицу на стул. Но она тут же вскочила и бросилась через комнату к двери.
Однако Джек преградил ей дорогу. Он еще раз внимательно присмотрелся к лицу девушки и нахмурился:
— Мы нигде раньше не встречались?
Какой-то миг она колебалась, но уже в следующую секунду сильно толкнула Джека и молнией метнулась к выходу.
Сьюбери хотел было погнаться за ней, но виконт удержал его за руку.
— Оставь ее, Сьюбери. Совершенно ясно, что девчонка не поняла, какую услугу мы ей оказали.
Девушка услышала слова Дарлингтона и остановилась у самого порога.
— Я никогда не боялась и не боюсь любой честной работы! — с вызовом крикнула она, обращаясь опять же к Сьюбери. — Но спать с этим хитрым господином не стану!
— Мой господин сам никогда бы не стал спать с тобой, — подал реплику Сьюбери. — Ты выглядишь немногим лучше крысы, пробравшейся в дом через щель.
Внутренне Джек улыбнулся подобному комплименту, хотя это никак не отразилось на его лице.
— Я еще никогда не держал в объятиях ирландку, — бесцветным голосом произнес он.
— Ирландия! Прекрасный зеленый остров. Там живет мой первый хозяин. — Сьюбери сказал это с таким восторгом, как будто речь шла о горячо любимой женщине.
Он подошел к ирландке, буквально пожирая ее глазами.
— Я не могу сказать много хорошего о своем первом хозяине, но надо отдать ему должное: легенды и сказки своей родины он знал в совершенстве и умел их рассказывать.
Сьюбери поднял свою большую руку, словно ему трудно было удержаться, чтобы не дотронуться до девушки. Но отдернул ее, так и не коснувшись падавших на ее изящные плечи густых волос.
— Особенно мне нравилась легенда о святом Патрике и змеях. Ты, часом, не встречалась с ним? — спросил Сьюбери с детской наивностью.
— Со святым-то Патриком? Ты в своем уме?
— Да не со святым Патриком, а с моим хозяином!
— С мистером Блэкануром? Таким же сумасшедшим, как ты сам?
— Ну, поскольку эта трогательная сцена, похоже, близка к завершению, то я направляюсь в спальню, — сказал Джек Дарлингтон тоном человека, принявшего окончательное решение.
Девушка посмотрела на Сьюбери, а он на нее. Джеку стало совершенно ясно, что эта пара влюблена друг в друга до безумия.
— Поверь, мне очень стыдно за то, что не проводил тебя тогда домой, — начал почему-то оправдываться перед ирландкой Сьюбери. — Меня ждал милорд. Но клянусь, мой несравненный гладиатор, что привез тебя сюда не для утех его сиятельства!
Джек вздрогнул. Остатки алкогольных паров тут же выветрились из его головы.
— Гладиатор?
Сьюбери с трудом оторвал взгляд от девушки, и Джек готов был поклясться в том, что раньше посчитал бы абсурдом: оказывается, черный великан мог краснеть!
— Я очень виноват перед вами, милорд, — тяжело вздохнул Сьюбери, глядя куда-то вдаль. — Виноват в том, что позволил себе непростительный поступок.
— А именно?
— Я вернулся в «Линкольн инп филд» и всю неделю после вашего отъезда из Лондона проводил вечера в тамошнем театре. Трижды был свидетелем, как эта очаровательная девушка одерживала победы над всеми своими противницами — огромными и свирепыми проститутками.
— Только не пытайся меня уверить, что воспылал такой любовью к этому Геркулесу в юбке, что уговорил ее бежать с тобой.
Голос Дарлингтона был насквозь пропитан ядовитейшим сарказмом.
— О, нет, милорд! Для меня было огромным счастьем предложить ей работу после поражения.
— Ты хочешь сказать, что она проиграла бой? Джек тут же вспомнил о двадцати тысячах фунтов, которые он потерял благодаря ее прошлой победе. И с сожалением подумал: почему бы этой девице не проиграть тогда?!
— Ничего подобного! — воскликнула ирландка. — Я не проиграла бой. Наоборот, выиграла. За что и была выброшена на улицу. Хозяин велел мне проиграть. А я не послушалась. Вот он меня и выгнал!
— Вот оно что! — пробурчал Джек, хотя ровным счетом ничего не понял.
— Она сильнее всех! — с гордостью заявил Сьюбери. — А сильные не могут проигрывать по чьему-то приказу. Я сказал ей: «Мой хозяин сможет найти тебе другую работу. Поедем к нему!» И вот мы здесь.
Прежде чем ответить, виконт поднес к губам бутылку с коньяком и сделал большой глоток.
— Поскольку ты сделал это без моего разрешения, то сам и ищи ей работу. Надеюсь, поиски окажутся успешными. Но без моей помощи и без всяких ссылок на меня во время переговоров.
Девушка бросила на Дарлингтона обвиняющий взгляд. Но Джек был достаточно наслышан об ирландском самолюбии и гордости, поэтому не придал этому особого значения.
Она обернулась к Сьюбери:
— Извини, что я назвала тебя зверем. Наверное, потому, что ты черный.
— Ты уверена?
Сьюбери демонстративно поднес руку к глазам и несколько секунд внимательно ее рассматривал.
— А ведь верно — черный! — совершенно серьезно ответил он, но тут же не выдержал и рассмеялся.
— Рехнулся! — захихикала девушка. — Вот балбес! Сьюбери нахмурился:
— Разве это плохо, быть черным?
— Не так плохо, как могло бы быть! — снова прохихикала ирландка.
Красивое, обрамленное бородой лицо Сьюбери с крупными чертами расцвело доброй улыбкой. Дарлингтон взглянул на слугу, и его без того плохое настроение окончательно испортилось. Сьюбери и его подружка, казалось, совсем забыли о существовании виконта. Взгляд Джека скользнул по лицу девушки, прижавшейся к огромной руке могучего черного великана.
Черт побери! Неужели эта девчонка успела соблазнить его верного слугу?
Глава 13
— Вы снова выиграли, милорд! — В знойном голосе Гвендолин Каррингтон чувствовалось растущее раздражение. — Это означает, что мой долг вам возрос до пятидесяти соверенов.
Она откинулась на обитые шелком подушки кушетки, служившей им карточным столом.
Не стесненную корсетом стройную фигуру молодой женщины мягко облегало тонкое шелковое платье цвета каштана, подчеркивающее каждый изгиб ее молодою тела. Взгляд Гвендолин, одновременно чувственный и практичный, выдавал в ней любовницу. Она и была таковой. Любовницей графа Лавлейса.
— Может быть, мне уже пора подумать о том, как расплатиться с вами, лорд Рэндольф? — проворковала Гвендолин.
Рандольф же только снисходительно улыбнулся и сказал:
— Не сыграть ли нам еще партию? Как знать, вдруг на этот раз удача вам улыбнется?
Он потянулся к лежащей на столе колоде нарисованных от руки французских карт.
Равнодушный ответ любовника стал еще одним ударом по и Без того ущемленной гордости Гвендолин. Лорд Рэндольф за последний месяц провел с ней всего три ночи, а затем и вовсе потерял интерес к их любовным играм. Он настолько упорно сопротивлялся ее ласкам, что Гвендолин начала беспокоишься, не завел ли Рэн себе еще кого-нибудь. Нет, сегодня Гвендолин должна сделать все возможное, чтобы вновь уложить его в постель и заставить почувствовать всю сладость ее жарких объятий
— Вы не находите, что в комнате стало душновато? — спросила она. — Наверное, огонь в камине слишком разгорелся.
Видя, что Рэн не реагирует на ее слова и продолжает тасовать карты, Гвендолин вырвала у него колоду. Рэндольф улыбнулся л поднял вверх руки в знак капитуляции.
— Хорошо! Больше никаких карт! Тем более что мне уже пора.
— Пора?
Одарив Рэна обворожительной улыбкой, Гвендолин развязала голубые ленты, удерживающие платье под грудью. Но даже это не вывело Рэндольфа из мрачного расположения духа. Лотта ушла от него… Все напоминало ему об этом прискорбном факте.
Не желая сдаваться, Гвендолин положила ногу на ногу, как бы случайно обнажив стройные бедра и пастельного цвета подвязки с вышитыми бордовыми розочками.
Однако тем самым она еще раз напомнила Рэну о жене. О том, как Шарлотта наконец позволила ему раздеть себя, чему в первые после свадьбы дни решительно противилась.
Рэндольф невольно улыбнулся.
Ободренная этой улыбкой, Гвендолин принялась кокетливо играть локонами своих волос, ниспадавших до самой талии. Ведь Рэн в свое время положил на нее глаз именно из-за роскошных волос! Но сейчас он вспомнил другие волосы, каштановые локоны которых обрамляли очаровательное женское лицо, отмеченное к тому же и печатью недюжинного ума.
Желание, вспыхнувшее в глазах Рэна, еще больше воспламенило Гвендолин. Она чуть приподнялась и пробежалась кончиками пальцев по своей высокой и сильной груди.
— Я прихожу в отчаяние от одной только мысли, что вы можете не получить выигрыш, — театрально вздохнула Гвендолин.
Ее палец на мгновение остановился, потом очертил маленький кружок па коже и как бы случайно задел последнюю ленту, на которой держалось платье. Лепта тут же развязалась, и Гвендолин оказалась почти раздетой.
— Вы уверены, что мне нечего предложить вам в счет уплаты долга?
Улыбка, которой сопровождались эти слова, могла бы воспламенить любого сорокалетнего мужчину, а потому Рэндольф почувствовал, как его мужская плоть все более и более выходит из повиновения. Впрочем, начало тому было положено несколько минут назад воспоминаниями о Лотте…
Все же он стал с возрастающим интересом следить за тем, как миниатюрные пальчики Гвендолин порхают по ее телу. Она явно намекала, что и ему может быть позволено делать то же самое. Однако в его мыслях и ощущениях по-прежнему царила жена, которую он не так уж давно сам обучал подобного рода любовным играм.
Но случилось вот это… Случилось неожиданно… Он… он потерял Лотту… Потерял… И теперь понял, что не может забыть ее. Что тоскует по ней. Что она ему необходима.
Рэндольф встал. Сейчас он пойдет домой и вернет Шарлотту… Вернет, чего бы это ему ни стоило…
— Что вы делаете? — словно издалека донесся до него голос Гвендолин.
— Собираюсь уходить.
Рэндольф был настолько занят своими мыслями, что даже не поцеловал Гвендолин, а просто направился к выходу.
— В следующий раз, — мрачно сказал он, надевая плащ. Она спустила ноги с дивана так быстро, что даже забыла запахнуть платье.
— Я чем-то не угодила тебе? — Гвендолин смотрела на Рэна, выпятив нижнюю губку, что делало ее еще более соблазнительной. — Обещаю, что непременно исправлюсь!
Рэн смотрел на ее обнаженное тело и удивлялся полному отсутствию в себе каких-либо эмоций. Ничто, никакая искусная любовная игра не могла разбудить в нем желания, на которое так надеялась Гвендолин. Он хотел Лотту… И только ее одну…
— Простите меня, Гвендолин! — сказал Рэндольф, потупив взгляд.
Он повернулся и закрыл за собой дверь за долю секунды до того, как о нее ударилась ночная туфелька, с яростью брошенная ему вслед.
Часом позже Рэн сидел за столом в темной библиотеке своего дома. Перед ним стоял бокал отменного портвейна. Придя домой, он не стал поддерживать огонь в камине, а потому в комнате было мрачно и холодно. Правда, это полностью соответствовало настроению Рэна. К тому же могло несколько охладить желание, не вовремя взыгравшее в нем при виде Гвендолин и заставившее его позорно сбежать от этой женщины, приведя ее в бешенство.
На следующее утро Рэн намеревался отправиться в Бат, а потому приказал лакею разбудить его на рассвете и приготовиться к отъезду.
Только Шарлотте могло прийти в голову сообщить по секрету мажордому о своем намерении убежать из дома, наказав ПРИ этом ничего не говорить хозяину. Весь юмор этого поступка заключался в том, что самым преданным слугой лорда был именно мажордом…
Губы Рэндольфа насмешливо скривились при воспоминании о том, как мажордом рассказывал ему о бегстве супруги.
Итак, Лотта сбежала! Для него это не было неожиданностью после их скандального ночного объяснения. Что ж, наверное, теперь им обоим и впрямь полезно было бы успокоиться, пожив какое-то время врозь. Может быть, оказавшись в чужом, незнакомом городе, где Лотте к тому же придется постоянно прятаться от знакомых, которые могут рассказать мужу о месте пребывания законной супруги, она многое обдумает и решит вернуться. Конечно, он не бросится к ней сломя голову, как покорный теленок. Он дорожит своей репутацией в обществе, положением главы семьи и хозяина дома. Он должен оставаться непререкаемым авторитетом для слуг. А о каком уважении может идти речь, если господин не в состоянии справиться даже с собственной женой? Но и это еще не все!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44