https://wodolei.ru/catalog/dushevie_kabini/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


– Мне никогда не приходилось останавливаться в отелях на востоке страны, – призналась Мара. – Мы были очень бедны, когда проезжали через Нью-Йорк. Во всяком случае, благодарю вас, мистер Эрп.
Отель оказался не шикарным, но вполне приличным, чистым; апартаменты же Мары состояли из нескольких комнат – имелись, конечно, небольшая спальня, гостиная и ванная.
Управляющая отелем, некая миссис Кёрт Шульц, была плотной блондинкой с волосами, заплетенными в косы; она говорила с сильным немецким акцентом.
– Если ви хотель ванна, я велель один из моих девушка принести дер вассер из колодец, – сказала она Маре.
– Благодарю вас, миссис Шульц. Ванна была бы очень кстати после столь долгого путешествия в дилижансе.
Эрп приподнял шляпу:
– В таком случае увидимся позже, миссис Тэйт. По крайней мере я надеюсь на это.
– И я надеюсь, мистер Эрп. – Мара протянула ему руку, и он удерживал ее в своей чуть дольше, чем требовали приличия. – Я собираюсь навестить Мэрион сегодня же, но немного попозже, – продолжала Мара. – Возможно, мы там встретимся.
– Несомненно, встретимся. Я и сам рассчитываю повидать Мэрион. Как вы отнесетесь к предложению поужинать в обществе Мэрион… и моем, разумеется? Не сочтете мое приглашение слишком дерзким?
– Ни в коем случае, мистер… – Она осеклась, затем продолжила: – Думаю, мы уже можем покончить с формальностями, Уайт.
Его веселая и в то же время лукавая улыбка показалась Маре лучом солнца, пробившимся сквозь тучи.
– С огромным удовольствием, Мара.
Он снова пожал ее руку и удалился.
Уже нежась в теплой ванне, Мара думала об Уайте Эрпе. Когда она намыливала живот и бедра, тело ее горело. Мара не знала радости мужских объятий с той ночи, когда Гордон в последний раз ночевал дома перед отъездом в Нью-Йорк, откуда отправился в Европу. А из его телеграммы следовало, что она будет обречена на одиночество в течение неопределенного времени.
При мысли о том, что в этот момент ее муж, возможно, нежится в постели с роскошной парижской кокеткой, утопающей в оборках и кружевах, Мара в бессильном гневе сжимала кулаки.
– Черт бы его побрал! – воскликнула она.
Мара постаралась изгнать этот раздражающий образ из сознания и снова погрузилась в теплую воду. Прикрыв глаза, она попыталась представить своего нового знакомого, Уайта Эрпа, в обнаженном виде. Должно быть, он стройный и гибкий, с мускулистой грудью. Живот у него, вероятно, плоский, а ноги длинные, прямые и крепкие… Мара судорожно вздохнула – ее окатила горячая волна желания.
«Держись, моя девочка! Ты понимаешь, о чем думаешь? Все было в порядке, пока ты была маленькой, но ведь женщине требуется нечто более ощутимое и реальное, чем только буйная фантазия». Мара резко поднялась, выбралась из ванны и растерла свое тело полотенцем с такой силой, что кожу защипало. Потом перешла в спальню – выбрать наряд.
Перебрав несколько комплектов белья из тонкого хлопка, она остановилась наконец на нижней сорочке и французских панталонах из тончайшего шелка, отделанных кружевами. Всего лишь раз она позволила себе надеть эти «соблазнительные и неприличные вещицы», как назвал их Гордон, – по случаю последней годовщины своей свадьбы.
– Где, черт возьми, ты раздобыла эти неприличные тряпки? – спросил он.
– Купила в магазине «Голдуотер–Кастенада», – ответила Мара. – Джо Голдуотер привез их из своей последней поездки в Нью-Йорк, куда они были доставлены прямо из Франции. Он говорит, что привез их специально для меня.
– Придется мне побеседовать с этим старым развратником, – проворчал Гордон в притворном гневе. – Но ведь он, вероятно, хотел, чтобы ты примерила их при нем.
Она рассмеялась:
– Я примеряю их только в присутствии любимого мужа. – Потом, сделав пируэт и покружившись по спальне, спросила: – Ну, каково впечатление? Я удостоилась высокой оценки или нет?
Он заключил ее в объятия и прижался губами к маленькой ямочке у нее за ухом.
– Ты так хороша, что я готов тебя съесть. Ты похожа на восхитительное пирожное, покрытое розовой глазурью и взбитыми сливками.
– Будь моим гостем! – воскликнула Мара и увлекла мужа к постели.
Вспоминая об этом теперь, Мара содрогнулась и прижала похожие на пену кружева к обнаженной груди. Сердце ее забилось быстрее при мысли о том, что, возможно, сегодня ей придется пленять… другого мужчину… Мара пыталась избавиться от постоянно всплывавшего в сознании образа… Но тщетно… Да, она наряжалась для Уайта Эрпа.
Мара одевалась очень тщательно. Она выбрала платье весьма необычного для Запада фасона – изысканный и сложный покрой сочетался с сочной и яркой расцветкой. Этот наряд она также приобрела в магазине «Голдуотер–Кастенада».
– Видишь, Хосе, я же говорил тебе… – подмигнул Голдуотер своему компаньону. – Меня уверяли, что я свалял дурака, купив целую партию у восточного торговца. Мне пророчили, что я ни за что не смогу сбыть этот товар. А знаете, миссис Тэйт, – обратился он к Маре, – ведь это вещи ручной работы. Выточенные вручную валики с разными резными узорами опускают в краску, а потом наносят ими узор на ткани. Красиво, не правда ли?
«Какая роскошная ткань!» – думала Мара, любуясь своим отражением в зеркале, стоявшем на бюро. Чтобы подчеркнуть восточный характер своего наряда, Мара прикрыла волосы специальной сеткой из медной проволоки, украшенной множеством мелких драгоценных и полудрагоценных камней.
«Сегодня вечером будьте начеку, мистер Эрп!»
Глава 14
«Тадж-Махал» был самым впечатляющим кафе, мюзик-холлом, рестораном и салуном в Тумстоне, в штате Аризона. Посетители этого заведения представляли собой совершенно невообразимое смешение представителей самых разных этнических и социальных групп. Как сказано в детских стишках: «Бедняк и богач, попрошайка и врач, юрист, шарлатан и индеец-шаман».
Мара вошла в парадную дверь и поднялась на балкон – оттуда открывался вид на бар и столовую, – чтобы оглядеть публику: тут были смокинги, вечерние платья, шерстяные рубашки; были мужчины, одетые в кожу с головы до ног, и мужчины в строгих темных костюмах; тут женщины в скромных платьях сидели и стояли рядом с людьми в сомбреро и пончо. Все это походило на калейдоскоп, причем узор постоянно менялся: то подбитые гвоздями сапоги втаптывали грязь и жир в тончайшие брюссельские ковры, то пьяные ковбои вырезали ножами свои инициалы на стойке бара красного дерева. Хрустальные канделябры, вывезенные из Европы, слепили своим блеском глаза, отражая свет сотен свечей. В дальнем конце обеденного зала музыканты при белых галстуках и во фраках исполняли то пьесы Моцарта, то народные мелодии.
Мара долго стояла на балконе, с огромным интересом наблюдая за публикой, – подобное она видела впервые. Краем глаза она заметила Уайта Эрпа – ослепительный в своем смокинге, при белом галстуке и в тонких перчатках, он поднимался по одной из лестниц, ведущих на балкон.
Минуту спустя Уайт улыбнулся и склонился в поклоне.
– Мара, вне всякого сомнения, вы здесь самая очаровательная женщина. Сегодня вам нет равной. Впрочем, думаю, и всегда.
Эрп взял ее руку и поднес к губам.
– А вы, сэр, самый привлекательный мужчина.
– Значит, мы – прекрасная пара.
Он взял Мару под руку и повел в зал.
– Ваше платье выглядит просто сногсшибательно. Каково его происхождение? Оно – плод вашей фантазии?
– Да, в нем воплотились мечты о Востоке и Индии. Вы уже видели Мэрион?
– Видел. И мы должны с ней встретиться в ее личном салоне, в дальней половине дома.
Они шли мимо столов, за которыми сидели обедающие. Потом миновали арку и оказались в игорном зале. Здесь игра шла уже вовсю; карты, кости, рулетка и прочее – это заведение ни в чем не уступало казино в Монте-Карло. Позади игорного салона располагались отдельные кабинеты, предназначавшиеся для особых случаев, и еще один зал, небольшой, – там Мэрион Мерфи принимала своих близких друзей в интимной обстановке.
Хозяйка бросилась навстречу Маре, едва заметила ее.
– Птичка моя, как я рада тебя видеть! Каждый раз, когда вижу тебя, снова и снова поражаюсь твоей красоте. О, сегодня будет особый вечер, особая ночь! Скоро Рождество. Ты ведь останешься здесь до Рождества, верно? Здесь будет такое веселье, такая пирушка, с которой не сможет соперничать ни один званый бал на свете.
– Не думаю, Мэрион. Мне надо быть на Рождество с семьей и моей дочерью. Валлийцы не хуже ирландцев умеют отмечать Рождество. Дорогая, ты так чудесно выглядишь, ну ничуть не изменилась с тех пор, как мы впервые встретились по дороге на запад!
И это было правдой. Несмотря на физическое и эмоциональное напряжение, которых требовало от Мэрион ее занятие, ирландка могла потягаться с любой светской дамой красотой, изысканностью и прекрасными манерами. Более того, она затмевала всех прочих женщин. Ее каштановые волосы сверкали, кожа была цвета персика со сливками, а миндалевидные глаза казались ясными и прозрачными, как хрусталь, и в них плясали зеленые искорки.
И платье на ней было ослепительное – из белого лионского шелка, с изящной отделкой из цветов, старинных кружев и лимонного цвета лент; декольте же выглядело весьма скромно и в то же время соблазнительно, а длинная юбка при каждом ее движении подметала пол, так что никто не мог полюбоваться ее изящными ножками. Впрочем, и не было никакой необходимости в вульгарной демонстрации прелестей, потому что платье Мэрион, по обыкновению сшитое по фигуре, прекрасно подчеркивало ее соблазнительные и пышные формы – большего эффекта она не могла добиться, даже если бы явилась на вечер обнаженной.
Все трое уселись за круглый столик, и их принялась обслуживать официантка в блузе с открытыми плечами, с глубоким вырезом в форме буквы V на груди, так что можно было без помех любоваться пышными формами девицы. Юбка же почти совсем не прикрывала полные, аппетитные ножки, обтянутые черными чулками в сеточку. Такова была униформа служительниц «Тадж-Махала».
Уайт Эрп долго молчал, потягивая маленькими глотками виски и покуривая черную сигару «Черут», слушая болтовню молодых женщин, предававшихся воспоминаниям. При этом губы его кривились в циничной усмешке – очевидно, представителя сильного пола искренне забавляли дамские разговоры.
– Не могу опомниться от этой роскоши! – говорила Мара. – Это так, так… грандиозно! Единственное подходящее слово… Дом, вполне достойный того, чтобы здесь обедали короли.
– Или хотя бы принимали участие в разнообразных развлечениях, которые так любят и рудокопы, – заметил Уайт, подмигивая Мэрион, и все трое рассмеялись.
Мара покачала головой:
– Трудно представить, что все это великолепие началось с убогой хижины в Бисби.
В глазах Мэрион заплясали смешинки.
– Такую справедливую оценку могла дать только мудрая и богобоязненная дочь прекрасной Ирландии, никогда не забывавшая по утрам и вечерам произносить «Богородицу» и лелеять свою чистоту.
Мара и Уайт чуть не подавились от хохота. Наконец, отсмеявшись, Мара с улыбкой заметила:
– Насколько я могу судить, эта чистая дочь прекрасной Ирландии располагает теперь необходимыми средствами, чтобы с триумфом вернуться на родину и разыгрывать роль светской дамы, например, поселиться в замке, как и подобает богатой английской дворянке и землевладелице.
– Уж теперь-то они не станут воротить от нее нос, верно? – с задумчивым видом проговорил Уайт.
– А в самом деле, Мэрион, какие новые миры ты собираешься теперь завоевать? – спросила Мара уже без улыбки.
Мэрион достала сигарету с золотым ободком из шкатулки слоновой кости и протянула Маре. Та отказалась.
– Я много об этом размышляла, птичка моя.
Мэрион наклонилась к Уайту, предложившему ей зажженную спичку, и глубоко затянулась.
– Как ты знаешь, – продолжала она, – я сделала много выгодных капиталовложений, поэтому денежный вопрос меня никогда больше не будет волновать. И все же кое-что меня беспокоит. Я серьезно подумываю о том, чтобы финансировать экспедицию золотоискателей в Мексику или на Аляску. А есть люди, предлагающие мне вкладывать средства в разработку нефтяных скважин в Техасе.
– А вот это стоящее дело, – откликнулся Уайт. – Нефть! Я и сам в нее немало вложил. Настанет день, когда нефть поднимется в цене настолько, что не уступит золоту.
Мэрион рассмеялась:
– Ну уж это-то вряд ли, Уайт.
– А вот увидишь.
Внезапно Мару охватило странное предчувствие, предчувствие чего-то неведомого.
– Нефть… – пробормотала она. – А знаете, Уайт, я верю в ее будущее. Я кое-что читала об этом. На востоке есть человек по имени Рокфеллер, и он основал процветающее дело – снабжает армию Соединенных Штатов керосином и колесной мазью. Мне следует поговорить с отцом и Гордоном… Возможно, и нам надо заняться нефтью.
– Как Гордон чувствует себя в Европе? Что он там делает? – спросила Мэрион.
Мара приподняла брови.
– Что он там делает? Что за странный вопрос? Ты имеешь в виду его коммерческие или романтические успехи?
Мэрион смутилась:
– Я вовсе не имела в виду ничего подобного.
Мара попыталась изобразить улыбку.
– Все в порядке, Мэрион. Гордон – большой ребенок. Он вправе делать что хочет. Как и я, впрочем.
Уайт пристально посмотрел на Мару, и она встретила его взгляд без всякого смущения.
За кофе и бренди Мэрион сменила тему:
– А тебе известно, Мара, что Уайт, вне всякого сомнения, самая большая знаменитость в Тумстоне?
– Правда? Мне показалось его имя знакомым. И чем же он прославился?
– Своим шестизарядным револьвером. Уайт был шерифом, а потом маршалом в Тумстоне, пока не вышел в отставку. Тумстон и до сих пор еще крепкий орешек, но теперешний он и в сравнение не идет с тем вертепом, которым был до того, как Уайт занялся здесь наведением порядка. По сравнению с тем, что было прежде, сейчас здесь безопаснее, чем на пикнике воскресной школы.
Уайт смущенно улыбнулся:
– Это некоторое преувеличение, Мара. Давайте-ка сменим тему и поговорим о чем-нибудь интересном. Думаю, я поступил правильно, когда повесил на гвоздь свою кобуру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46


А-П

П-Я