Когда глаза мои наконец освоились в темноте, я увидел, что Клавдий с обнаженным мечом восседает на каком-то извивающемся существе.— Что у нас тут случилось, приятель? — спросил я.— Жирная крыса, хозяин, — ответила она. — Настоящий паразит.— Разве это не моя комната? — запротестовало таинственное существо.Я поправил занавес на дверном проеме и зажег свечу. На полу корчился Азан, один из парней, сидевших с нами за столом. Одет он был во все черное, а лицо вымазал сажей.— Разве мать не учила тебя в детстве, что надо умываться перед сном? — спросил я его.Он буркнул что-то нелицеприятное в адрес моей матери. Я предпочел пропустить его слова мимо ушей и, встав на колени рядом с ним, приставил нож к его горлу. Он перестал дергаться.— Слабоватое оправдание для ночного ограбления, — сказал я.— Нельзя обвинить человека за попытку, — огрызнулся он.— Еще как можно! Ладно, честно говоря, я предпочел бы перерезать тебе глотку, и дело с концом, но после такого несчастного случая пришлось бы сразу убираться отсюда, а ведь я уже заплатил за две недели вперед. Так что, пожалуй, лучше сдать тебя властям.— Но мне показалось, что вам невыгодно связываться с блюстителями порядка, — поспешно вставил Азан.— А я говорю не о них, — отрывисто сказал я. — Возможно, отец Эсайас заинтересуется этим маленьким приключением. «Петух» ведь под его крылышком, не так ли?— Откуда ты знаешь? — прошептал он.Я слегка шлепнул его.— Ты щенок. Я обчищал карманы, когда у тебя еще молоко на губах не обсохло. Ты думаешь, что мне не знакомы обычаи этого города? Наверное, надо сдать тебя отцу Эсайасу, а уж он сам разберется с тобой.— Пожалуйста, господин, извините. Меня бес попутал, — залепетал он.Я вновь пихнул его в бок, и он заткнулся.— А ты, Клавдий, что скажешь? — спросил я. — Сохраним ему жизнь?— Не понимаю, какой нам с него прок, — протянул Клавдий. — Даже воровать толком не умеет.— Нет-нет. Мне не удаются ночные вылазки, но я ловко обчищаю карманы, к тому же знаю здесь все ходы и выходы и могу сыскать для вас все, что угодно, хоть самого черта.Я поднял руку, и он сразу заткнулся. Тогда я опустил ее.— А кстати, мне действительно нужно найти кое-кого, — сказал я. — Моего знакомого шута. Его зовут Тиберий.— Я знаю его, — оживился Азан. — Вот видите? Я могу быть вам полезным!— Мне хотелось бы узнать, где он сейчас обитает, — продолжил я. — Разыщи его, и тогда ты, возможно, получишь небольшое вознаграждение. Хотя, учитывая твою сегодняшнюю вылазку, наградой тебе будет уже само продолжение твоего жалкого существования, не так ли?— Так, так. Я принесу вам известие уже завтра до захода солнца.— Обыщи его да выстави отсюда, — велел я.Виола прощупала его одежду и, не найдя никакого оружия, разрешила парню подняться, не отводя меча от его груди.— До завтра, приятель. Ступай, поспи немного, — напутствовал его я. — Кстати, не забудь умыться. Нашему хозяину вряд ли понравится лишняя грязь на его шикарных покрывалах.Азан тихо выскользнул в коридор. Прислонившись к косяку, я проследил за тем, как он убрался в свою комнату.— Молодец, — похвалил я Виолу. — Только в следующий раз лучше держи наготове нож. Мечом тут особенно не помашешь.— Понятно. Но можно ли было ожидать такого в первый же вечер?— Да уж, нечаянная радость. Ложись-ка да поспи немного. Теперь моя очередь дежурить.Мы вышли из «Петуха» около полудня — обычное время для шутовских представлений. Я захватил с собой только сумку с реквизитом, оставив в комнате большую часть вещей. Оставил также и меч. Под защитой городских стен можно было позволить себе выглядеть менее воинственно. Однако Виола не захотела расставаться с мечом. Мы сговорились, что сегодня я буду давать представление, а она — следить за публикой.— Это и весь наш сегодняшний план? — спросила она.— Нет, — ответил я. — Но первым делом мне надо выступить. Шута, которого не особо волнуют представления, сразу же сочтут шпионом. Выждем немного времени, а уж потом будем выяснять, где обитают мои сотоварищи.Улочка от нашей гостиницы, полого поднимаясь к югу по склону Ксеролофона, вывела нас к юго-западному ответвлению Месы. Пекарни по обеим сторонам улицы дразнили чудесными ароматами, и мы, не удержавшись, накупили впрок теплого хлеба. Хотя эта широкая центральная улица шла более или менее прямо, изогнутые и кривые боковые улочки сплетались в настоящий лабиринт, где теснились друг к другу каменные и кирпичные дома, а их верхние, выступающие вперед этажи алчно захватывали все жизненное пространство, лишая солнечные лучи возможности пробиться к пешеходам.А пешеходы толпились повсюду. Константинополь стоит на перекрестке торговых путей мира, и все населяющие землю народы засылают сюда своих представителей на поиски счастья, богатства или славы. Печенеги, турки, русские, аланы и латиняне — все суетились вокруг, лопоча по-гречески с разной степенью умения и с самыми экзотическими акцентами.Никуда не сворачивая, мы дошли до Месы, главной улицы, в том месте, где она пересекает форум Аркадия. Над нами возвышалась воздвигнутая в честь этого императора колонна высотой более ста футов, сложенная из огромных обтесанных камней. Говорят, что когда-то вершину этого памятника украшало изваяние самого Аркадия, но землетрясение давно сбросило его с пьедестала.Подобные памятные колонны попадались едва ли не на каждом углу: многочисленные императоры и императрицы стремились увековечить себя в памяти потомков. Когда же то или иное стихийное бедствие низвергало статую известной персоны, то многочисленные прорицатели, процветавшие в эти суеверные времена, тут же начинали выдвигать по этому поводу самые разные предсказания. А циничные граждане развлекались, заключая пари по поводу того, какая из статуй развалится в следующий раз.По площади проходил какой-то вооруженный отряд, грудь воинов защищали доспехи почти цилиндрической формы, на плечах небрежно лежали увесистые секиры с одним лезвием. На их знамени был изображен извергающий пламя дракон на голубом поле. Проходя мимо, мы услышали беспечную болтовню нескольких солдат.— Они говорили по-английски, — удивленно воскликнула Виола.— Это варяжская гвардия, — пояснил я. — Среди них много англичан. Впервые они появились здесь после норманнского завоевания Англии. С тех пор в Византии обосновалось много северян, особенно после начала движения наших доблестных крестоносцев. Гвардейцы исключительно преданы императору, по крайней мере до его низвержения. Но свято место пусто не бывает, и их исключительная преданность обычно легко переносится на очередного престолонаследника.Мимо нас прошел еще один отряд, примерно так же экипированный и состоящий сплошь из высоченных белокурых воинов.— Это тоже варяги? — спросила она.— Да.— Но они, похоже, не англичане. Я не поняла, на каком языке они говорили.— На датском, — сказал я. — Здесь служат много разных северян. Их посылают сюда набираться опыта.— Ты говоришь по-датски? — удивилась Виола.— Свободно.— Странно, — сказала она. — Зачем тебе понадобился этот язык? Я думала, что большую часть жизни ты провел в Средиземноморье.— Я не испытывал особой надобности в этом языке. Но его навязали мне по случаю рождения.— Так ты датчанин?— По происхождению.— Но как же ты попал…— Узнаешь во вторую годовщину, герцогиня. Вот, смотри, подходящее местечко. Надо немного подзаработать.Торговля на базаре шла полным ходом: крестьяне из окрестных деревень продавали овощи и зелень, охотники предлагали свежую оленину прямо с заляпанных кровью тележек, лесорубы прохаживались перед штабелями добротной древесины. Малышня с криками носилась по площади, ловко увертываясь от лошадиных копыт, а ребята постарше сторожили родительские товары. Приплясывающая стайка сорванцов уже посматривала на меня горящими глазами. Изображая крайнюю озабоченность, я суетливо расставил их по большому кругу, потом огорченно покачал головой и принялся переставлять детей с места на место. Наконец, сам встав в центре, я достал пять шаров и начал жонглировать ими, время от времени подбрасывая шары детям и ловко подхватывая их на ответных бросках.Краем глаза я заметил, что Клавдий подошел к торговцу орехами и завел с ним какой-то оживленный разговор. Оттуда ему открывался отличный вид на собравшуюся вокруг меня публику.Около часа я развлекал народ, показывая жонглерские трюки с ножами и факелами, исполняя веселые музыкальные пьески для барабана с флейтой и распевая разные шуточные куплеты, а закончил цветистым панегириком этому великолепному городу и благодарностью зрителям за их необычайно великодушный и теплый прием. После чего занялся сбором полетевших в мою сторону монет. Мой урожай составили лишь мелкие бронзовые деньги — это был не самый богатый городской рынок, но новичку следует выбирать для начала места поскромнее.— Благодарю вас, добрые люди, — выкрикнул я. — Если вы пожелаете увидеть и другие мои трюки, то оставьте для шута Фесте сообщение в «Красном петухе».Я сложил в сумку вещички и направился к выходу с площади. Пройдя несколько сотен шагов по Месе, я свернул в боковую улочку и остановился возле приличного трактира. Спустя пару минут меня догнал Клавдий и молча протянул мне холщовый мешочек с орехами. Я взял горсточку.— За тобой никто не следил, — сказала Виола. — Да и зрители, по-моему, проявляли лишь вполне уместный интерес к твоей персоне.— Я и не ожидал слежки в первый же день.— Чем мы займемся после обеда?— Наведаемся в ту гостиницу, где жил Деметрий. Пора уже нам переходить к выполнению других дел.— То есть ты займешься другими делами, а мне опять достанется слежка.Я криво усмехнулся.— По-моему, ученик, ты еще не готов действовать в одиночку, но твое ворчание вполне соответствует роли.Мы вместе прошли дальше по Месе. Клавдий с тоской оглянулся на колонну Аркадия.— Будет ли у нас когда-нибудь возможность слазать на эту колонну? — спросила Виола.— Не торопи события, — сказал я. — Для начала нам надо разобраться в обстановке.— Хорошо было бы еще взглянуть на святые реликвии. Говорят, где-то здесь хранится подлинный крест, на котором распяли Христа.— Говорят те, кому хочется так думать. В патриаршей церкви Влахернского дворца действительно есть здоровенное бревно, якобы обнаруженное Еленой, матерью самого Константина, во время паломничества по святым местам. Ее причислили к лику святых в основном за то, что она позволила одурачить себя палестинским мошенникам. Заодно они всучили ей кресты распятых вместе с Иисусом бандитов, терновый венец, чашу Марии Магдалины, корзины из-под чудотворных хлебов, плиту, на которой упокоился Мессия, и его незатейливые одежды. В здешних храмах можно найти подобные реликвии всех христианских святых.— Я слышала, что здесь хранится также голова Иоанна Крестителя.— Еще и не то услышишь. Тут имеется целых две такие головы. Я покажу тебе обе.Она озадаченно взглянула на меня.— Я думала, что ты верующий.— Так оно и есть. Просто я не вижу никакого смысла в поклонении нетленным останкам мертвецов.Мы направились в сторону форума Быка. Деметрий жил в одной из гостиниц в той округе. Когда Меса вышла на огромную четырехугольную площадь, мы увидели колоссального Бронзового быка, в котором, согласно легенде, зажарили императора Фоку. А теперь на этой площади вполне естественно расположился главный мясной рынок города. Блестящая скотина обожгла нас свирепым взглядом, но атаковать не стала. Клавдий с радостным видом взирал на толпы снующих по площади людей, разглядывавших подобные бронзовые шедевры.— Как мне хочется увидеть весь этот город! — сказала Виола.— Увидим, — пообещал я. — Если проживем достаточно долго. ГЛАВА 5 И сказал Саул… безумно поступал я, и очень много погрешал.1-я Царств, 26, 21.
Деметрий жил в маленькой гостинице к югу от форума Быка. По крайней мере, жил когда-то. На лавке перед входом похрапывала его бывшая хозяйка, неряшливая на вид толстуха в изрядно окропленной вином одежде. Когда мы нарушили ее дремоту, она глянула на мою размалеванную физиономию и с ходу начала орать:— Убирайся отсюда! Мы больше не желаем пускать подобных тебе бездельников!— Извините, что потревожили вас, мадам, — сказал я, сдергивая колпак с головы и низко кланяясь. — Я всего лишь разыскиваю моего старого приятеля, который жил у вас. Он обещал помочь мне устроиться в вашем славном городе. Его зовут Деметрий.— Знаем мы таких приятелей, — фыркнула она.— Тогда, возможно, вы могли бы подсказать, где мне найти его.— Возможно, не могла бы, — сказала она, усаживаясь удобнее.Я терпеливо ждал пробуждения ее словоохотливости.— Сбежал, — наконец буркнула она.Уточнений не последовало. После нескольких минут игры в гляделки с этой достойной особой я решил немного подтолкнуть ее к разговору.— Сбежал, вы сказали?— Да.— И когда же?— А тебе-то что с того?— Я уже сказал, что надеялся на его помощь. Мы частенько выступали с ним вместе.— Может, тогда ты заплатишь мне его должок? — оживляясь, спросила она.— Мы не настолько были дружны. Когда он пропал?— Да в начале ноября. Вот нынче, понимаешь, еще выпивал со мной, а назавтра его как ветром сдуло, смылся, никому не сказав ни слова. Десять лет жил у меня, как у Христа за пазухой, а ушел, даже не простившись. Оставил мне лишь разбирать его пожитки.У меня появился маленький лучик надежды.— А вы их еще не выбросили? Она усмехнулась.— Как же! Продала через месяц. Что ж еще мне было делать? Получила жалкие гроши, в основном за его дурацкие наряды.— И у вас совсем ничего не осталось? — спросил я. — А как насчет его комнаты?— Сдала ее в декабре. Не простаивать же пустому жилью. Ладно, будет уж без толку языками чесать.Я развернулся, решив, что пора уходить.— Погоди, — окликнула она меня. Впервые поднявшись со скамейки, она проворно скрылась в гостинице и вскоре вернулась с тряпичным продолговатым свертком, утолщенным с одного конца.— Вот что от него осталось, — сказала она. — Мне не удалось продать эту штуковину. Уж больно страшна на вид. Возьмешь, что ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35