Джимми раскрыл адресованный ему длинный конверт и, глядя в стол, потерянно произнес: «Она оставила мне все эти чертовы деньги». После этого он долго молча смотрел перед собой невидящим взглядом, затем резко отодвинул стул и вышел.
Прибыли инспектор Лэм и сержант Эбботт. При закрытых дверях они вначале допрашивали в кабинете Джимми. Туда же вскоре была приглашена и мисс Силвер. Джимми вышел от них с убитым видом, а мисс Силвер осталась.
Джулия убрала со стола, вымыла посуду, отправила Энтони погулять с Джимми по саду и затем с чувством, будто идет на казнь, направилась в кухню.
Миссис Мэнипл в этот момент была занята тем, что с помощью Полли отвешивала все необходимые для пудинга ингредиенты. Вероятно, пудинг планировался какой-то особенный, потому что, как правило, миссис Мэнипл не утруждала себя взвешиванием. Она с восхитительным безразличием смешивала муку, масло, яйца и все прочее, а результат всегда бывал такой, что пальчики оближешь.
— Сейчас, миссис Мэнипл, — сказала Полли и достала лимонную эссенцию.
С замирающим сердцем Джулия подошла к ним обеим и проговорила:
— Мэнни, ты не могла бы отпустить Полли, чтобы она помыла наверху с уборкой? Мисс Минни сегодня совсем не выспалась и я за нее беспокоюсь.
— Того и гляди свалится, — согласилась мисс Мэнипл. — Давай-ка, Полли, беги быстренько наверх, подсоби. Здесь я и без тебя справлюсь. До одиннадцати можешь не возвращаться. Займешься полами в спальнях, а мисс Элли протрет пыль.
Кухонный стол находился у длинного окна, выходившего на мощеный камнем дворик, посреди которого рос старый-престарый каштан. Джулия стояла и смотрела на дерево. У него была своя, особая история. В его ветвях прятался шевалье Леттер, в то время как Круглоголовые в поисках его шарили по всему дому. В деревне все знали, что раненый господин возвратился домой, но никто его не выдал… Это все случилось давным-давно…
Она отвернулась от окна и увидела, что миссис Мэнипл испытующе на нее смотрит.
— Ну, в чем дело, мисс Джулия? Выкладывайте, с чем пожаловали, не тяните. Вы ведь пришли не за Полли, так?
— Так, Мэнни.
— Нечего смотреть с таким видом, будто нас обеих хоронить собираются. Без кое-кого вполне можно обойтись на этом свете. Худого говорить не собираюсь, но не с чего слезы проливать день и ночь.
— Не надо, Мэнни!
Миссис Мэнипл между тем месила тесто. Ее сильные руки были чуть припорошены мукой, рукава ситцевого платья с букетиками сирени были закатаны до локтя. Платье от горла до талии было туго застегнуто на крючки, как носили, когда она поступала на службу молоденькой девушкой. Огромный передник с кушаком, надетый поверх платья, плотно охватывал место, которое когда-то называлось талией, и был завязан на спине большим бантом. Ее необычайно густые волосы, приподнятые надо лбом, были беспощадно стянуты на затылке в тугой узел. Поседевшие, они все еще круто курчавились. Черные брови придавали ее угольно-черным глазам выражение необычайной решительности, и сейчас эти глаза с вызовом были устремлены на Джулию.
— И незачем вам так горестно восклицать, мисс Джулия. Я не хуже вас понимаю, что о мертвых безо всякой причины плохо говорить грешно, по притворяться и лить крокодиловы слезы тоже не собираюсь. И нечего являться ко мне с вашим «не надо, Мэнни!»
Джулия взяла себя в руки. Сейчас совсем не ко времени вспоминать о том, сколько раз в своей жизни она приходила на кухню, чтобы смотреть, как Мэнни разбивает яйца, крошит изюм и смазывает формочки, как теперь, под аккомпанемент сообщений о последних деревенских событиях и бесконечных рассказов обо всех и каждом. Джулия внезапно обнаружила, что произносит то же самое вслух: «Сейчас не ко времени вспоминать об этом, Мэнни».
— Конечно не ко времени, если вы будете продолжать на меня вот так глядеть, мисс Джулия! — миссис Мэнипл строптиво тряхнула головой. — Сколько вас помню, у вас всегда был такой вот западающий в самую душу взгляд! Буду очень вам обязана, если вы прекратите это, мисс Джулия, иначе у меня молоко свернется, и пудинг не поднимется. В доме и без того дел невпроворот.
С этими словами миссис Мэнипл выложила пудинг в форму и засунула в духовку. Затем прошла к раковине, ополоснула руки и вытерла их насухо. Джулия подождала, пока она вернулась, и решительно сказала:
— Ну, хватит, Мэнни. Я хочу с тобой поговорить.
Румяные, словно яблоки, щеки миссис Мэнипл залила густая краска.
— И о чем же вы хотите поговорить, мисс Джулия?
— Думаю, ты и сама догадываешься.
— Тогда выкладывайте все как есть, и покончим с этим. Терпеть не могу, когда ходят вокруг да около. Не по мне. это да и на вас не похоже. Так что говорите прямо.
— Хорошо. Надо рассказать полиции о приступах рвоты у Лоис. Они должны знать, что это ты давала ей рвотный корень.
Румянец на щеках миссис Мэнипл стал гуще, но блестящие черные глаза смотрели прямо на Джулию.
— Ну и кто же, по-вашему, им об этом доложит? — спросила она.
Джулия не отвела взгляд, по побелела как полотно.
— Они должны об этом знать, — повторила она.
Миссис Мэнипл подошла к столу и решительно закрыла крышкой банку с мукой.
— Сами и расскажите тогда, если считаете, что у нас и без того мало хлопот. То, что я ей давала, к ее смерти имеет такое же отношение, как индейка, что была у нас на Рождество, — всего-то капельку настойки рвотного корня, это и ребенку не повредит, сами знаете, и потом, последний раз я это проделала за неделю до того, как она умерла. Ступай, дорогуша, скажи им об этом, и чем скорее, тем лучше. Я тебя останавливать не собираюсь.
— Они считают, что это дело рук Джимми, — изменившимся голосом произнесла Джулия.
Миссис Мэнипл выронила из рук ложку. Та со стуком упала в миску, но миссис Мэнипл, не обратив на это никакого внимания, вскрикнула:
— Они не посмеют!
— Они считают, что это сделал Джимми. Им известно, что Джимми и Лоис поссорились.
— Еще бы им не стало известно, когда в доме есть Глэдис Марш! Уши бы мои не слышали, что она говорит, — ты сама знаешь о чем. Служанка под стать госпоже: тоже стыда ни на грош!
— Они знают, что произошло в ту ночь, когда здесь был Энтони, — продолжала Джулия ровным голосом. — Они считают, что после той сцены у Джимми появился, как они это называют, мотив, чтобы с ней расквитаться. Им кажется, что они обнаружили и еще один мотив. Дело в том, что сегодня нотариус Лоис передал в руки Джимми ее завещание. Она оставила Джимми много денег. Он, конечно, понятия об этом не имел, но в этом ему полицию не убедить. Мэнни, дело очень и очень плохо оборачивается: они действительно уверены, что это Джимми.
— Тем хуже для них! — бросила миссис Мэнипл. — Полные дураки они, вот что я скажу!
С этими словами она деловито стала расправлять закатанные рукава и застегивать кнопки и крючки на обшлагах.
— Если меня заберут, ты распорядишься насчет ленча. С тушеным картофелем подашь холодное мясо, а Полли сделает овощные салаты. Пудинг я поставила на слабый огонь, о нем можешь не беспокоиться. Когда придет бакалейщик, вели Полли взять две свежие булки и одну вчерашнюю.
— Мэнни…
— Что тебе еще? Я делаю то, чего ты от меня и добивалась, верно? Похоже, пришло время, чтобы хоть кто-нибудь сказал этим господам из полиции: пусть перестанут дурака валять. Мистер Джимми — придумают лее! Да он бы лег на раскаленные уголья, только чтобы ее ножки не обожгло! И напрасно!
Миссис Мэнипл положила свою тяжелую руку на плечо Джулии и закончила словами:
— Не печалься, детка! Никогда не поверю, что с мистером Джимми стрясется что-нибудь плохое из-за обычной сквер ной женщины, у которой и сердца-то — что ядра в сгнившем орехе: днем с огнем не найдешь. И не пускай Глэдис Марш ко мне в кладовую. Она только и ждет, когда я отвернусь, чтобы туда залезть. Я этого не потерплю, слышишь?
Глава 25

Старший инспектор Лэм расположился за письменным столом в кабинете Джимми. Уперев руки в колени, он искоса поглядывал то на Фрэнка Эбботта, то на мисс Силвер. Та, казалось, вся ушла в свое вязанье. На этот раз это были толстые серые чулки для Дерека — младшего сына ее племянницы Этель. Спицы стрекотали, как кузнечики. С висевшего над камином портрета, писанного маслом, на эту сцену уныло взирал покойный Фрэнсис Леттер. Все, кто его знал, были единодушны во мнении, что художник воспроизвел внешность мистера Фрэнсиса фотографически дотошно. Однако при взгляде на портрет невольно думалось о том, какими непохожими бывают даже самые близкие родственники: никто бы не догадался, что Джимми его сын. Со стены смотрел высокий темноволосый и тощий господин. Какое-то сходство с ним скорее можно было обнаружить у Энтони, но Энтони мрачное выражение лица было абсолютно не свойственно, зато угрюмый вид мистера Фрэнсиса вполне соответствовал тому разговору, который происходил в кабинете.
Слово взял Лэм.
— Похоже, все указывает на него. Вы согласны со мной?
Мисс Силвер покашляла.
— Я еще не готова возражать вам, но мне бы хотелось, господин старший инспектор, напомнить одно из самых мудрых высказываний лорда Теннисона:
Если лугом вето пройдет
В пору всходов иль цветенья,
Что желает, то найдет, —
Собразуясь с настроеньем.
У Лэма глаза полезли на лоб.
— Ну, не знаю, как там насчет лугов и цветочков, но мне лорд Теннисон не указ, когда я точно знаю, что есть человек, который обнаружил, что его жена ему неверна и есть завещание, составленное в его пользу; то бишь у Джимми Леттера было целых два мотива, чтобы отравить миссис Леттер.
— Два мотива — это уже на один больше, чем требуется.
Фрэнк Эбботт с живостью проговорил:
— Вы хотите сказать, что если бы он потерял самообладание из-за ревности, то не стал бы думать о деньгах, и наоборот: если бы его больше всего интересовали именно деньги, то вряд ли он вышел бы из себя из-за сцены в спальне Энтони Леттера.
Лэм в запальчивости ударил кулаком по колену.
— Вот тут-то вы и не правы! Тут вы, зеленая молодежь, и допускаете самую серьезную ошибку! Человек не схема: он не всегда действует, сообразуясь с логикой. Вы были бы поражены, если бы узнали, как в одно и то же время он может думать совершенно по-разному: сначала так, а сразу потом — эдак. Допустим, он ревнует свою жену, но не настолько, чтобы убить ее, и тут у них происходит ссора совсем по другому поводу. После этого до него вдруг доходит, что она вообще не собирается считаться с ним. При этом он знает, что находится от нее еще и в финансовой зависимости, и это решает все. К тому же и разногласия в семье становятся все острее: он хочет, чтобы все продолжали жить вместе, она желает всех разогнать. У самого Леттера денег явно недостаточно, чтобы содержать поместье, а оно принадлежит его роду уже много лет. Это тоже его волнует. В это время он узнает, что жена возобновляет отношения с его двоюродным братом. Похоже, что она собирается его бросить, и тогда у него не останется средств. Затем всего за одну ночь развод становится неизбежностью: он застает жену в комнате брата. Неужели вам непонятно, как тут одно связано с другим?! Если бы дело было только в деньгах, он бы на это не решился; если бы она не вела себя так вызывающе, он мог бы закрыть глаза на измену. Я продолжаю настаивать, что здесь два мотива, и в данном случае один усиливает другой.
— Вы прекрасно иллюстрируете приведенное мной высказывание, инспектор, — кашлянув, сказала мисс Силвер. — Вы нашли то, что желали найти.
Румянец на багровых щеках Лэма сделался гуще.
— Для того у меня и ум, чтобы толковать то, что я вижу — вы это имели в виду? Если знаете иной способ его применения, извольте его объяснить. На мой взгляд, завещание миссис Леттер — факт достаточно серьезный, от этого никуда не деться. Вдобавок, у нас есть еще и заключение Смэрдона. Аптечку мисс Мерсер обследовал наш врач. Помимо обычных для каждого дома медикаментов, там обнаружено четверть бутылочки с таблетками морфия. Они немецкого производства и гораздо сильнее наших. Далее: на всех упаковках есть отпечатки пальцев мисс Мерсер — одни совсем свежие, другие — давние, что и следовало ожидать. На бутылочке с таблетками морфия ее отпечатки очень четкие, но, кроме того, на ней же и отпечатки пальцев мистера Джимми Леттера, немного смазанные, правда, но не настолько, чтобы вызвать какие-то сомнения. Его же пальчики и на бутылке с хинином. Думаю, что он искал морфий, но сначала взял по ошибке хинин. Там же пузырек с рвотным корнем, но на нем никаких следов. Если ваша, мисс Силвер, теория относительно предыдущих приступов тошноты у миссис Леттер верна, то тогда, очевидно, поначалу он был более осторожным — либо надевал перчатки, либо обтирал пузырек. Не знаю, зачем ему понадобилось прибегать сначала к этому, но думаю, что и это прояснится до конца следствия. Я не упоминал об этом во время недавнего разговора с Леттером только потому, что хочу прежде выяснить мнение мисс Мерсер на этот счет. Она держала в руках пузырек с морфием уже после него, и хотелось бы знать, как она это объяснит. Может, она искала что-то другое и просто переставила его. Тогда любопытно было бы знать, стоял ли он до этого на своем обычном месте. Или же, — он сделала паузу и в упор посмотрел на мисс Силвер, — она действовала с ним заодно. Может, оно так на самом деле и было.
Раздался стук, Лэм крикнул «войдите», и на пороге появилась миссис Мэнипл. Вид у нее был чрезвычайно торжественный, можно сказать, даже величественный. Она неторопливо подошла к дальнему концу стола. Во всем ее облике читалось достоинство, обретенное за пять десятков лет верной службы. Голова ее была высоко поднята, лицо невозмутимо спокойно. Инспектор оказался по правую руку от нее, сержант Эбботт — по левую, а мисс Силвер — как раз напротив. Все в ее облике говорило о том, что само ее появление должно воспринять как событие чрезвычайное. Все молча ждали, пока она заговорит. Лэм, не вставая, тяжело повернулся в ее сторону:
— Вы здесь служите кухаркой, миссис Мэнипл?
— Да, — ответила она.
Фрэнк Эбботт встал и подвинул ей стул:
— Присядьте, пожалуйста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34