Тe двое нагло смотрят на моих друзей, стоя у них на пути так, что приходится проходить буквально впритирку. И как только мои друзья проходят, те «лбы» пристраиваются за ними вплотную. Дрожа от сдерживаемого гнева, закрываю дверь и снова иду к окну. Вижу, какой-то тип помчался по дорожке на улицу Льва Толстого. Вскоре из подъезда выходят мои друзья. Сопровождающих с ними уже трое. Плотной группой шестеро движутся к улице Льва Толстого.
Иду к другому окну, в столовую, откуда просматривается та улица. Вижу, как разворачиваются, вопреки правилам уличного движения, наезжая на тротуары, две легковые машины. В каждой двое — водитель и пассажир. Тот тип, что бежал по дорожке, стоит и наблюдает за разворачиванием машин и поглядывает на подходящую «шестерку».
Я смотрел вслед моим друзьям, пока они не скрылись. Сопровождающие по-прежнему шли вплотную. Не отставали и автомашины, хотя для этого им приходилось грубо нарушать правила уличного движения.
И думалось мне: Бедный мой народ! Как же тебя грабят! Лишают возможности общаться с лучшими сынами твоими. И средств, которые отнимают у тебя же, для этого не жалеют. Ну, вот сейчас: сам я видел двух, и еще двух, и четырех в двух автомашинах. Всего, значит, восемь. А если перевести на сутки, да учесть выходные, то, значит, надо помножить на четыре. У них же семичасовой рабочий день. Следовательно, не восемь, а ТРИДЦАТЬ ДВА ЧЕЛОВЕКА НАБЛЮДАЮТ ЗА МОИМИ ДРУЗЬЯМИ. И если даже это наблюдение не только за А. Щаранским, но и за В. Слепаком, то и в этом случае по 16 человек на одного. Сколько это в деньгах? Наверное, немало. Ведь это же не тунеядцы, а «ответственные работники». Расход, явно не на бедную страну рассчитанный. Поэтому — БОГАТЕЙ, СТРАНА! БОГАТЕЙ БЫСТРЕЕ! У ТЕБЯ МНОГО ОТВЕТСТВЕННЫХ РАБОТНИКОВ, не сомневайся, БУДЕТ ЕЩЕ БОЛЬШЕ.
Следующее утро началось со звонка в дверь. Принесли телеграмму: «Ежедневно таскают допросы. Жду ареста». Пишет женщина, муж которой, уехав в командировку на Запад, не вернулся. За это «преступление» мужа, ее лишили материнских прав и полтора года продержали в лагере (была приговорена к четырем годам, но в связи с Международным годом женщин амнистирована). Теперь вот навис новый арест. За что? Можно даже и не спрашивать. Это судьба очень многих из тех, кто уже репрессировался по политическим мотивам. Найдут за что. Даже если ты сидишь тише мыши. Ну, а если ты еще и жалуешься на что-то или обижаешься на безосновательное осуждение в прошлом и насильственное разлучение с грудным ребенком, то лагеря просто не избежать.
Не прошло и часа, ВТОРОЙ звонок. Открываю дверь. Вижу мужчину, женщину, а за ними троих детей — мальчиков. Приглашаю зайти. Но мужчина пытается объясниться, не заходя в квартиру: «Мы вам не знакомы. У нас просто тяжелое положение, и мы хотели бы, если можно, посоветоваться». Подходит моя жена, и мы, уже оба, понимая, что начался обычный диссидентский день, повторяем приглашение войти. Заходят. Вскоре мы уже знаем грустную историю семьи Волощук — Александра и Любови. Уже скоро ВОСЕМЬ месяцев, как они не имеют ни жилья, ни работы.
Жили они в городе Горьком. Муж учился в Сельскохозяйственном институте, жена — в педагогическом. Александру не дали закончить институт. С работой тоже «не везло». Не успеет устроиться — увольняют. Даже должность сторожа ему не доверяли. И они решили уехать в родные места — на Украину, в Донбасс. Обменяли свою кооперативную квартиру в г. Горьком на квартиру в г. Харцызске Донецкой области. Получили обменный ордер и поехали. Но когда прибыли к новому месту жительства, то увидели, что предназначаемая им по ордеру квартира занята. Их прежнюю квартиру в г. Горьком тоже заняли. Никакой другой площади взамен предложено не было. Когда же они начали настаивать на своем праве получить жилье, им без обиняков сказали: «Уезжайте из нашего города. У нас и своих БАПТИСТОВ МНОГО».
Так они оказались между небом и землей. Нет жилья, нет работы, дети не ходят в школу. «Пусть вам Бог помогает!» — издевательски говорят им в официальных советских учреждениях.
И все только за то, что муж баптист, а дети воспитаны в вере в БОГА. Жене говорят: «Разойдись с ним, и будешь жить по-человечески».
Полгода Волощуки тщетно добивались своих декларированных Конституцией прав и, придя в полное отчаяние, два месяца назад явились в приемную Верховного Совета СССР и подали заявление об отказе от советского гражданства. Сдали свои паспорта и попросили разрешения на выезд в любую страну свободного мира. Ответа на это заявление нет до сих пор. И вот они приехали снова, чтобы идти в приемную и там сидеть, пока не получат ответ. Предварительно зашли к нам «посоветоваться», а вернее, заявить о себе, так как не уверены, что в приемной их не разлучат с детьми и не отправят по лагерям или «психушкам». Будущее показало что опасения были не напрасны. Волощука из приемной увезли в психиатричку.
Рабочей комиссии по борьбе с использованием психиатрии в политических целях, около двух недель пришлось бороться за его освобождение. Такова наша доля — доля людей, называемых «диссидентами», «отщепенцами», «врагами общества»… — собирание горя людского. Нам приходится каждодневно выслушивать душераздирающие истории и с бессильным отчаянием взирать, как бюрократический аппарат измывается над ни в чем не повинными беззащитными людьми. Единственное, что мы можем — кричать от их боли. Но они идут к нам и за этим, т.к. у них самих нет «голоса» и для крика.
В настоящее время в советской печати поднят буквально вселенский вой о том, что западные страны, особенно США, своими выступлениями в защиту «диссидентов» «социалистических» стран вмешиваются в их внутренние дела и тем срывают разрядку напряженности. Получается, что если Запад будет смотреть сквозь пальцы на нарушение Советским Союзом добровольно им принятых международных обязательств, то настанет «всеобщий покой», а если скажет, что международные договора надо не только подписывать, но и выполнять, то настанет холодная война. Странная, если не сказать больше, «теория», которая, к сожалению, имеет хождение на страницах западной печати, и в кругах ответственных политических деятелей Запада. По этому поводу можно лишь вздохнуть и про себя душевно прочесть молитву: «Боже, дай здоровья и долгой жизни всем, кто поддерживает нас в борьбе за права человека». Истинно ВЕЛИКИЕ ЛЮДИ не боятся пожертвовать сиюминутными интересами во имя СВОБОДЫ и ДОСТОЙНОЙ ЖИЗНИ ЧЕЛОВЕКА.
Я, как и мои друзья по правозащитному движению, не жду «манны небесной» — свобод, принесенных извне, я ни о чем не прошу и не желаю себе судьбы иной, чем судьба моего народа. Но я хочу, чтобы все, кто наблюдает, как советская печать «горько плачет» от обиды на то, что другие государства, защищая «диссидентов», «вмешиваются во внутренние дела», знали, что слезы эти крокодильи, что, проливая их, страна одновременно пожирает своих детей.
Но вот еще СОБЫТИЕ.
В ночь с 13-го на 14-ое марта сотрудники КГБ под руководством старшего следователя капитана Яковлева произвели обыск у Александра Подрабинека. Обыск — событие? — скажет удивленно читатель. Да вам бы уважаемые «диссиденты», давно пора привыкнуть к обыскам! Сколько их у вас уже было?! Скажет так и будет прав. Прав?! Нет, не совсем! Обысков нам действительно досталось немало. Одна моя семья пережила их четыре. Но этот обыск — необычный. На моей памяти был только один, когда у Солженицына забрали его архив (на квартире, где он хранился).
Такой обыск совершенно не похож на обычный. Больше всего он напоминает действия преступника, заметающего следы своего преступления. Но, чтобы понять это, придется обратиться к предыстории.
В последние годы на Западе и в нашей стране стали широко известны случаи расправ с участниками правозащитного движения в СССР при помощи психиатрии. Большую роль в ее разоблачении сыграли материалы о деятельности Института судебной психиатрии имени Сербского, которые направил западным психиатрам Владимир Буковский. И хотя он сам жестоко поплатился за это, в глухой стене молчания, окружавшей застенки психиатрического произвола, образовалась трещина.
В. Буковский не был первым, кто посягал на нерушимость этой стены. Задолго до него, как я уже рассказывал, такую попытку совершил Сергей Петрович Писарев. Еще в 50-ые годы, сразу после 20-го съезда партии, сумел он довести до ЦК КПСС свое заявление о преступных злоупотреблениях психиатрией, и добился создания для проверки этого заявления авторитетной комиссии. Но общественность так ничего и не узнала о благородной работе этой комиссии, а СПБ не только не были ликвидированы, но со временем начали расти, как грибы после теплого осеннего дождя. Угрюмая и грозная стена молчания продолжала окружать их. Но через щель, пробитую в ней В. Буковским, потрясенный мир увидел страшные картины человеческих страданий и услышал приглушенные стоны истязуемых людьми в белых халатах.
Говорят, «лиха беда начало» — щель начала постепенно расширяться. Владимир Борисов и Виктор Файнберг, согласовав свои действия, организовали из-за стен Ленинградской СПБ регулярные репортажи, в которых убедительно показали античеловеческое нутро этой, так называемой больницы, ее роль, как одного из центров безжалостного подавления свободной мысли. Были показаны и врачи — преступники против человечества.
Бесстрашный Владимир Гершуни сделал то же самое в одиночку из-за стен бывшего Орловского централа, ныне — Орловской СПБ, куда его заточили, чтобы сломить волю к свободомыслию, к борьбе против всяческого беззакония и произвола. К этому человеку у меня особое отношение. О Володе Борисове и Вите Файнберге, например, я могу сказать, что это мои друзья-соратники. В отношении к Володе Гершуни ощущаешь кроме чувства дружбы, особое уважение, как бы преклонение перед его силой духа, перед его неиссякаемой энергией, инициативой и неустрашимостью.
Раньше всех нас начал он свой путь на Голгофу. Еще юношей он оказался солагерником Александра Солженицына, который посвятил Володе несколько строк в своем великом творении — «Архипелаг ГУЛаг». Строк немного, но они написаны так, что из них воочию виден тот Гершуни, который и сегодня вызывает глубочайшее уважение к себе. Впоследствии, участвуя в правозащитном движении, Гершуни одновременно активно и плодотворно помогал Александру Исаевичу собирать материал для «Архипелага».
Последний раз Володя был арестован в 1969 году — на четыре месяца позже меня. Вскоре после его ареста наши пути скрестились в Институте имени Сербского, но его, чтобы мы не общались, поместили с уголовниками (я находился в отделении для политических). Несмотря на это, он сумел встретиться со мной, обняться и передать при этом (незаметно) «хронику» событий, которые произошли в те четыре месяца, когда я был уже в тюрьме, а он еще на свободе. И какая потрясающая память: в «хронике» описаны не только события, но и точные даты указаны. И вот человек с такой памятью попадает в Орловскую СПБ. В результате деятельность этого учреждения получает достойную огласку.
Моей жене — Зинаиде Григоренко и нашему сыну Андрею Григоренко принадлежит главная заслуга разоблачения преступной деятельности психиатров Черняховской СПБ, а Татьяне Ходорович и жене Леонида Плюща — Татьяне Житниковой — Днепропетровской СПБ. С разоблачениями выступили и отдельные врачи-психиатры. Первый — Семен Глузман, написавший исследование «Заочная экспертиза П. Григоренко». Преступники жестоко расправились с ним — 7 лет лагеря строгого режима и 5 лет ссылки — такова плата за честность. Большую разоблачительную работу провели и эмигрировавшие на Запад врач-психиатр Мариана Войханская и врач-психиатр Борис Зубок. Из иностранных наших друзей особенно много и плодотворно работает по разоблачению преступных действий советской психиатрии публицист доктор Питер Реддавей и психиатр — профессор Гарри Лоубер. Одновременно с такими крупными разоблачениями появились рассказы о происходящем в СПБ от освободившихся из них Михаила Кукобаки, Иосифа Терели и др.
Многие из числа подвергшихся психиатрическим репрессиям обращались за защитой в правительственные органы. Но не было ни одного случая, чтобы такие заявления или разоблачения преступной деятельности врачей СПБ и Института имени Сербского расследовались. Это не удивляет тех, кто выступал с разоблачениями карательной психиатрии. Они уже давно утверждали, что репрессивное ее использование — дело рук не медиков, а органов госбезопасности; что именно волю последних выполняют психиатры, пренебрегшие своим врачебным долгом и ставшие на путь преступного использования медицинских знаний.
Последним обыском КГБ подтвердил эти наши выводы.
Александр Подрабинек — человек со средним медицинским образованием, и хотя ему в то время было лишь 23 года, он имел уже солидную практику работы в скорой помощи и связанные с этой работой наблюдения за жизнью. Имея чуткое сердце, он обратил внимание на то, что практика насильственного заключения свободомыслящих людей в психиатрические больницы (специальные или общие) получила широкое распространение в СССР. И он понял, что ограничиваться разоблачением отдельных фактов такой практики теперь уже нельзя, что настало время и назрела необходимость обобщить факты применения психиатрии в репрессивных целях. Этой работе он и отдал последние ТРИ года. В результате родилась рукопись книги «Карательная медицина».
Но такая огромная работа не могла выполняться в абсолютной тайне. Ведь для того, чтобы приступить к написанию книги, пришлось создать картотеку более чем на двести человек — политзаключенных специальных психиатрических больниц, добыть их фотографии, копии соответствующих служебных инструкций и другие документы. Органы КГБ, по-видимому, давно установили слежку за А. Подрабинеком и выследили, когда он со всеми материалами явился к своей знакомой Елене Бобрович, с рукописью книги и другими документами, чтобы переписать свою рукопись на пишущей машинке Е.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143