— Но раз Джонни посоветовал вам заехать ко мне... — заканчивать фразу он не стал.— Расслышали ли вы, как меня зовут? — поинтересовался я. — Сент-Ив. Филип Сент-Ив.Шиппо кивнул.— Шесть или семь недель назад вы звонили Паризи насчет меня.— Я много кому звоню.— И чем вы торгуете?— Произведениями искусства. Допустим, человек хочет открыть собственное дело. У него есть работа, но хочется чего-то своего, чем можно заниматься, не выходя из дома. И я даю ему такое дело. Письма к конкретным адресатам. Причем всю черную работу выполняет почтовое ведомство. — Он сунул руку в ящик стола, вытащил лист бумаги и протянул мне. — Вот один из последних вариантов. Отдача — тридцать процентов, это чертовски высокий результат.Я взял листок и посмотрел на него. Отпечатанное на ксероксе рукописное письмо, начинающееся словами: «Привет, дружок!» В правом верхнем углу размытая фотография обнаженных мужчины и женщины. Ниже следовал текст: "Я — Салли, а рядом со мной Билл. Мы — свободно мыслящие люди и не возражаем против того, чтобы показать вам, чем мы занимаемся друг с другом и с нашими приятелями. Я блондинка со стройной фигурой. Билл высок ростом, хорошо сложен. Мои размеры 36 — 24 — 36 Объем груди, талии, бедер в дюймах.

. В прошлом месяце мы ездили в Мехико-Сити с моими подругами и посетили один из экзотических ночных клубов, о которых вы, должно быть, слышали. В Мексике они запрещены законом, и попасть в них довольно сложно. Но вы, конечно, знаете об их существовании, как и о том, что творится внутри. Мы попросили сфотографировать нас вместе с другой парой. Девушек с девушками, а потом всех вместе в самых разнообразных позициях. Это не те подделки, что продаются в магазинчиках. Фотографии подлинные. Я пришлю вам весь комплект, за восемь долларов — черно-белые фотографии, за 12 — цветные и добавлю парочку снимков, где только я и Бетти. Вышлите мне деньги, и я незамедлительно отправлю вам фотографии. Искренне ваша, Салли". Я бросил письмо на стол.— Дело выгодное, да?— Будьте уверены, — кивнул Шиппо. — Я поставляю все: письмо, набор фотографий, список адресатов. Им остается лишь ксерокопировать письмо, разослать копии и ждать, пока закапают денежки. Они остаются с наваром, я — тоже, а многие одинокие люди получают хоть какое-то развлечение. Хотите комплект цветных фото? Уступаю за пятьдесят баксов.— В письме сказано — двенадцать.— Так я добавлю кое-какой информации.Я кивнул.— Позвольте мне сначала взять ваши фотографии. — Он поднялся, подошел к одному из шкафов, достал конверт из плотной бумаги, заглянул в него, чтобы убедиться, то ли он взял, вернулся к столу, сел.Я вытащил бумажник, из него — две купюры по двадцать и одну — в десять долларов и положил их на стол. Шиппо протянул мне конверт.— Когда звонили, мы выяснили, остается сказать — кто?Шиппо оглядел стол, словно понял, что пришло время прошелестеть бумагами.— Забавный случай вышел с вашей фамилией. Звонит мне парень, которого я не видел лет пять или шесть, и спрашивает, не знаю ли я, кто может охарактеризовать некоего Филипа Сент-Ива. Я отвечаю, что знакомых у меня полным-полно, но его интересует человек, на слово которого можно положиться. Я интересуюсь, как насчет моего доброго друга Джонни Паризи, его слова достаточно? Парень удивляется, откуда я знаю Джонни Паризи. Я отвечаю, что мы с Джонни давние друзья.— Что он еще сказал?— Ничего. Попросил позвонить Джонни Паризи и разузнать кой-чего о вас.— Что именно?— Во-первых, можно ли иметь с вами дело. И во-вторых, действительно ли вы посредник. Хотите знать, что сказал о вас Паризи?— Нет, меня интересует, кто спрашивал обо мне.— А, этот тип. Я взял с него тридцать баксов, большего он не стоил, но за пару телефонных звонков это не так уж и мало.— Разумеется. Так кто он?— Фрэнк Спиллейси, но вы должны понимать, что он звонил мне по чьей-то просьбе.— Как мне найти Спиллейси?— По телефонному справочнику. Манхэттен.— Что он делает?— Чем зарабатывает на жизнь?— Вот-вот.Шиппо пожал плечами.— Разве важно, как это называется? Я вот считаю себя торговцем произведениями искусства, помогающим одиноким людям, и поверьте мне, таких у нас предостаточно. А вы знаете, как меня назвали эти подонки из почтового отделения? Распространителем порнографии. Так я послал их к черту и больше не пользуюсь их услугами. Отправляю все посыльным, если недалеко, или через «Рейлуэй экспресс».— Им, должно быть, не понравилось, что вы отняли у них жирный кусок?— Вы говорите о почтовиках?— Да.— У них столько работы, что они и не заметили отсутствия моих писем.— Так чем все-таки занимается Спиллейси?— Всем помаленьку.— К примеру?— Ну, пять или шесть лет назад у него играли в карты.— На деньги?— Естественно. Я иной раз помогал ему, и дела шли весьма неплохо, но потом возник какой-то конфликт с полицией, и Спиллейси пришлось прикрыть лавочку. Потом я пару лет о нем не слышал. Вероятно, он уезжал из города.— А может, отбывал срок?— Да, он нашел себе не слишком прыткого адвоката. А адвоката нужно брать самого лучшего, если хочешь выжить в этом мире. Не зря же его называют джунглями.— Но к настоящему времени Спиллейси вернулся в Нью-Йорк. Так чем он сейчас занимается?— Он говорит что-то насчет торговли недвижимостью. О каком-то проекте в Аризоне.Я поднялся.— Благодарю за информацию.Шиппо и не подумал оторваться от стула, лишь лениво махнул рукой.— Всегда рад помочь.Я уже направился к двери, когда меня остановил его голос:— Эй, вы забыли фотографии.Я вернулся к столу, подхватил конверт.— Действительно, я же приходил именно за ними. Глава 8 Высокий молодой негр, небрежно опершийся о крыло «крайслера», припаркованного в нарушение правил стоянки автомашин перед Джордж-Билдинг, явно стремился к тому, чтобы привлечь внимание. Иначе он не стал бы надевать костюм лимонного цвета и оранжевую рубашку с темно-лиловым галстуком. Белоснежный плащ, переброшенный через руку, также помогал выделить его в толпе пешеходов, которые как на подбор обходились лишь рубашками с коротким рукавом. Последний дождь прошел в Нью-Йорке три недели назад, а то и раньше.Я удостоил негра мимолетным взглядом, когда выходил из подъезда, и повернул налево, держа курс на ближайший бар, аптеку или будку телефона-автомата, чтобы найти в справочнике адрес и номер Фрэнка Спиллейси. Но не прошел и пяти шагов, как он пристроился рядом, слева от меня, с плащом на правой руке.— Мистер Сент-Ив?Я остановился и повернулся к нему.— Да.— Мистер Мбвато интересуется, не мог бы он вас подвезти, — бархатистый, как и у Мбвато, голос, но не бас, а баритон.— Не сегодня, благодарю, — я начал поворачиваться от него, когда белый плащ ткнулся мне в бок, а под ним оказалось что-то твердое — пистолет, ручка или выставленный палец. Я, правда, поставил бы на пистолет.— Ладно. Где Мбвато?— Чуть дальше по улице. Мы не смогли найти место рядом с домом.Я посмотрел негру в глаза.— Как вы узнали, что я здесь?— В Джордж-Билдинг? Мы видели, как вы вошли в подъезд. И предположили, что рано или поздно выйдете из него.— То есть вы следили за мной?— Да, мистер Сент-Ив, следили.Не торопясь, мы подошли к черному семиместному «кадиллаку», взятому напрокат, как следовало из номерного знака. Высокий молодой негр открыл заднюю дверцу, и я нырнул в кабину. Мбвато устроился на заднем сиденье, своими габаритами буквально сжимая внутреннее пространство «кадиллака». Еще один негр сидел за рулем. Мой спутник с плащом обошел автомобиль и сел позади шофера.— Мистер Сент-Ив, — густой голос Мбвато едва не оглушил меня. — Как я рад новой встрече с вами. Куда вас подвезти?— Если не возражаете, к моему отелю.— Ну разумеется. Отель мистера Сент-Ива, — скомандовал он шоферу.На этот раз Мбвато надел другой костюм, темно-зеленый, с медными пуговицами на жилетке, белую рубашку с широким воротником и пестрый галстук. Одежда сидела на нем как влитая, и я с трудом подавил искушение узнать адрес его портного.— Почему? — вместо этого спросил я.— Простите? — не понял меня Мбвато.— Чем обусловлено приглашение под дулом пистолета? — разъяснил я первый вопрос.— Пистолета? — удивился Мбвато. — Какого пистолета?— Ваш друг на переднем сиденье угрожал мне пистолетом.Мбвато захохотал.— Мистер Уладо сказал, что у него есть пистолет?— Да.Мистер Уладо повернулся ко мне, губы его разошлись в улыбке. Он поднял шариковую ручку и подмигнул.— Вот что служило пистолетом, мистер Сент-Ив. Извините, что вынудил вас пойти со мной, но мистер Мбвато очень хотел переговорить с вами.— Моя вина, — признался Мбвато. — Я попросил мистера Уладо найти самые убедительные выводы, вот он и перестарался.— Но добился желаемого, — подвел я черту и откинулся на спинку сиденья.Молчание затянулось. Мистер Уладо смотрел прямо перед собой. Мбвато уставился в окно, хотя едва ли мог увидеть что-либо интересное на Тридцать восьмой улице и Третьей авеню, по которым мы ехали.— Как я понимаю, люди, укравшие щит, дали о себе знать. — Он так и не оторвался от окна.— Да.— Наверное, вы не скажете нам, что вы от них узнали?— Нет.— Собственно, другого ответа я и не ждал, но не мог не спросить. Вы меня понимаете, не так ли?— Конечно.— В Вашингтоне я исчерпал все возможности.— Какие возможности?— Добиться признания Компорена вашей страной. Вы, наверное, заметили, что на мне и мистере Уладо довольно необычная одежда. Впрочем, не заметить мог только слепой.— Заметил, — кивнул я.— Видите ли, нам надоело сидеть в приемных ваших учреждений в строгих деловых костюмах. Сквозь нас смотрели не только чиновники, но и клерки. Конечно, следовало сменить костюмы на национальную одежду, особенно с учетом вашингтонской погоды, но достать ее мы не смогли, поэтому приобрели эти попугаичьи наряды.— Приобрели или сшили на заказ? — уточнил я.Мбвато покачал головой, глаза его наполнила грусть.— Мистер Кокс признал, что все это ужасно, но он ничем не может помочь. Потом поблагодарил за полученную из первых рук очень важную информацию и откланялся, сославшись на совещание у руководства. У меня сложилось впечатление, что государственной службе толку от него ноль.— Возможно, вы и правы. — Мне вспомнились слова Майрона Грина. — Но вы не остановились на помощнике заместителя секретаря, не так ли? Влияния у него больше, чем у меня.— Нет, конечно. За два месяца, которые я и мистер Уладо провели в Штатах, готовя кражу щита, и в этом нас постигла неудача, мы встречались со многими нашими сенаторами и конгрессменами, с руководителями государственного департамента, министерства сельского хозяйства, министерства обороны. Даже провели один час и с вашим вице-президентом. Все нам сочувствовали, но никто не поддержал. Наш единственный порт по-прежнему блокирован. Англичане снабдили Жандолу зенитными комплексами с радарным наведением на цель, и теперь практически невозможно доставлять продукты и военное снаряжение по воздуху. Лишь немногие пилоты готовы пойти на такой риск.Уладо сидел вполоборота, внимательно прислушиваясь к разговору, резко кивая в тех случаях, когда чувствовал, что Мбвато произнес ключевую фразу.— Мне очень жаль. Хотелось бы хоть чем-то вам помочь. Но...Мбвато глубоко вздохнул, медленно выпустил воздух из груди. Чувствовалось, что он хочет сказать что-то важное, но опасается, что злость и негодование могут помешать подобрать нужные слова.— Вы можете нам помочь, мистер Сент-Ив. Еще как можете. Вы можете передать нам щит Компорена после того, как он попадет в ваши руки. Я получил разрешение поднять ваше вознаграждение до семидесяти пяти долларов. — Он уже не улыбался.Я покачал головой.— Я не могу этого сделать. Вы знаете, не могу.Эмоции, накопившиеся у Мбвато за время, проведенное в Вашингтоне, едва не прорвались наружу. Невероятным усилием воли он попытался сдержаться. Я видел, как заходили желваки на его щеках. Действительно, взрыва не произошло, но голос, голос выдал всю боль человека, постоянно встречающего отпор.— Не можете! Вы говорите, не можете! Черт побери, щит спасет страну, нацию, народ, а вы сидите и убеждаете меня, что ничего не можете сделать. Позвольте рассказать вам о голоде, мистер Сент-Ив. Позвольте рассказать, что уже произошло с детьми Компорена, число которых превосходит восемьсот тысяч. В первые дни у них схватывает живот, боли ужасные, нестерпимые. Потом живот начинает раздуваться, а тело — усыхать. Первые дни они плачут. Плачут и едят все, что попадается под руку, лишь бы унять боль. Едят грязь и траву, солому и мел. Все. А потом они слабеют, так слабеют, что не могут даже плакать, лишь всхлипывают, а изо рта идет запах ацетилена, потому что расходуется жировой запас и они не получают углеводов, чтобы возместить потери. Они впадают в летаргический сон. Без белка еще больше раздувается желудок, отказывают почки, печень. Если им везет, то они подхватывают какую-нибудь инфекцию, от которой быстро умирают. Даже от царапины или от легкой простуды. Другие же, не заболевшие, умирают медленно и мучительно. Сколько... сколько вы хотите, Сент-Ив, чтобы сохранить жизнь детям моего народа? Сто тысяч? Такова ваша цена? Хорошо. Я дам вам сто тысяч. Не такая уж и высокая плата. Со щитом мы сможем продержаться до признания Компорена Германией и Францией, а с признанием придет еда и голодать будут лишь сто, а не пятьсот или семьсот тысяч детей. Для вас, Сент-Ив, щит — лишь кусок бронзы. Для моей страны — сама жизнь.Мбвато откинулся на спинку сиденья, вымотанный донельзя, вложивший в монолог всю душу. Я повернул голову, через окно посмотрел на пешеходов. Все сытые, накормленные, многие даже с избыточным весом. Заговорил, не глядя на Мбвато, чувствуя, как лицо заливает краска.— Вы просите невозможного. — Складывалось впечатление, что говорю не я, а хладнокровный рационалист, не имеющий ко мне ни малейшего отношения. И я не нес никакой ответственности за его слова. — Вы просите, чтобы я взял четверть миллиона долларов, принадлежащих чужим людям, и отдал их воровской банде, — вещал Рационалист. — А потом принес щит вам, чтобы вы сунули мне под столом семьдесят пять или сто тысяч.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22