Принадлежала мне, поэтому я вытянул блокнот из-под руки, сжимавшей карандаш, и сунул в карман пиджака. А затем, подчиняясь инстинкту самосохранения, вытащил носовой платок и, обернув им внутреннюю ручку, открыл дверь. В коридоре тщательно стер отпечатки пальцев с наружной ручки, сбежал по лестнице на два этажа и вызвал лифт. В кабине вел себя предельно скромно, стараясь оставаться не замеченным тремя пассажирами, ехавшими сверху, и еще тремя, что вошли на седьмом, четвертом и третьем этажах.Снаружи Никерсон-Билдинг выглядел точно так же, как и многие другие административные здания, возведенные в двадцатых годах на Парк-авеню подрядчиком, несомненно отошедшим в мир иной раньше Фрэнка Спиллейси. Поэтому я не стал восхищаться его архитектурными достоинствами, я прошагал два квартала по Парк-авеню и свернул вправо, в поисках первого попавшегося бара.Назывался он то ли «Холодная утка», то ли «Зеленая белка». Стойка занимала всю правую стену, в зале стояли столики под клетчатыми скатерками, вдоль левой стены тянулись кабинки. Часы показывали десять минут пятого, так что столики пустовали, а за стойкой сидели лишь два завсегдатая. Я устроился на другом конце стойки, поближе к двери, подальше от пьяниц, и, когда бармен подошел ко мне, заказал двойное шотландское.— Со льдом? — спросил Бармен.— Чистое и стакан воды.Мне следовало попросить его налить виски в высокий бокал, потому что рука моя сильно дрожала и несколько капель упало на стойку, когда я подносил рюмку ко рту. Виски я выпил залпом и тут же дал знак бармену повторить заказ. Увлеченный разговором с двумя пьяницами, должно быть о спорте, автомобилях или политике — что еще могут обсуждать в четыре часа пополудни бармены и пьяницы, — он с явной неохотой прошествовал к моему краю стойки. Возможно, правда, что у него просто болели ноги.— Снова двойное? — спросил он.— Нет, одинарное. Где у вас телефон?Он махнул рукой в направлении дальней стены.— Там, у мужского туалета.Я прошел в будку, закрыл за собой дверь, набрал «911», дождался, пока ответил голос, голос полицейского, и выпалил: «Слушайте внимательно. В помещении 1106 в Никерсон-Билдинг на Парк-авеню вы найдете убитого. Его зовут Фрэнк Спиллейси, Спиллейси». И я повесил трубку.Полная рюмка уже дожидалась меня. Пить не хотелось, но не пропадать же добру. Поэтому я выпил виски, положил на стойку три долларовые купюры и мелочь, вышел на улицу, поймал такси и поехал в «Аделфи». Поднявшись к себе, достал из кармана маленький блокнот, прочитал единственное записанное на нем слово: «Уинго». Вырвал страничку из блокнота, порвал ее на мелкие кусочки и спустил в унитаз. Затем, вспоминая уроки, полученные с больших и малых экранов, разорвал все остальные странички. Мне пришлось провести в ванной добрых пять минут, спуская бумагу в унитаз. Картонную обложку блокнота я бросил в мусорное ведро.Вернулся в гостиную и плюхнулся в мое любимое кресло, в котором еще два часа назад ел сандвич с огурцом, пил чай и доказывал нью-йоркскому копу, что вполне обойдусь и без его услуг. Мысли мои крутились вокруг человека, убитого выстрелом из пистолета или ударом ножа, который потратил последние остатки жизни на то, чтобы написать единственное слово. Я решил, что оно предназначалось мне. Ни его жене, ни детям, ни полиции, но мне и только мне, незнакомцу, с которым он говорил лишь единожды, по телефону, в течение сорока пяти секунд, максимум минуты. И вместо того чтобы позвонить в полицию, сообщить об убийстве, дождаться приезда детектива и рассказать им обо всем, что я знал, а эта информация могла привести к убийцам мелкого мошенника, продававшего участки земли в пустыне, я позорно сбежал.Выкурив сигарету и проведя в глубоком раздумье еще с четверть часа, я снял трубку, позвонил на междугородную станцию и попросил соединить меня со службой коронера Следователь, производящий дознание в случаях насильственной или скоропостижной смерти.

Вашингтона, округ Колумбия. Телефонистка пожелала узнать, с кем именно я хочу поговорить, ни одной фамилии я назвать не мог и в конце концов заявил, что хочу поговорить лично с коронером, но готов объясниться и с тем, кто возьмет трубку. Ответил мне хорошо поставленный мужской голос: «Служба коронера».Назвавшись, я спросил:— Если человек гибнет в автокатастрофе, такое дело автоматически переходит к вам?— Да, разумеется, — последовал ответ.— И вскрытие проводите вы?— Если смерть наступила в результате несчастного случая, убийства или самоубийства, обязательно. Даже в случае болезни, если усопший не находился под наблюдением врача в последние десять дней жизни.— Меня интересуют некоторые сведения о человеке, погибшем в автокатастрофе примерно четыре недели назад.— Вы его родственник? — поинтересовался мужской голос.— Нет. Я репортер. Из «Нью-Йорк таймс». — Играть так по-крупному.— Как фамилия усопшего?— Уинго.— Имя?Имени я не знал.— Мы еще не успели выяснить его имени. Он умер при весьма загадочных обстоятельствах.Последовала пауза, долгая, томительная пауза. В службе коронера округа Колумбия на углу 19-й и Е-стрит думали или совещались.— Извините, но в подобных случаях для получения информации необходимо разрешение ближайших родственников.Я поблагодарил то ли коронера, то ли его сотрудника и положил трубку. А потом начал перебирать в памяти знакомых мне влиятельных персон Вашингтона, которые могли заглянуть в картотеку коронера без разрешения ближайших родственников усопших. Почему-то у меня сложилось впечатление, что Фрэнсис Уинго не поймет моего интереса к гибели мужа. Таких влиятельных персон я нашел, но решил, что едва ли ответят мне прямо сегодня, скорее всего попросят перезвонить завтра, а я не мог ждать, съедаемый нетерпением. И набрал номер Майрона Грина, адвоката.— Окажи мне услугу, — попросил я его после того, как мы поздоровались и он сообщил мне, что чек, полученный мною от музея Култера, уже в банке.— Какую услугу? — В голосе Майрона Грина слышалась подозрительность.— Мне нужно заключение вашингтонского коронера, чтобы узнать, как и от чего умер один человек.— На это требуется разрешение ближайшего родственника, — ответствовал Грин.— Это мне известно. Я уже говорил с коронером. Поэтому и звоню тебе. Информация нужна мне сегодня.— Это невозможно.— Для кого-то да, но не для тебя. У тебя там есть знакомые, а у меня — нет. Иначе я бы тебе не позвонил.— Извини, но сейчас я очень занят. Завтра, пожалуй, я смогу что-нибудь предпринять.— Если я не получу требуемую мне информацию сегодня днем, в крайнем случае вечером, я выхожу из этой игры.— Что? Что?— Выхожу. Умываю руки. Пусть кто-то вызволяет щит.— Что-то случилось? — встревожился Грин. — Что именно? Я должен знать. Я имею на это право.— Убили человека.— Кого?— Фамилия тебе ничего не скажет.— Он связан... с ворами?— Трудно сказать. Но, возможно, он их знал.— Черт побери, Сент-Ив, ну почему ты все ходишь вокруг да около?— Добудь то, что мне нужно, и я введу тебя в курс дела. Может, ты станешь криминальным адвокатом. Если я не получу требуемого, я — пас. Можешь сразу же звонить в музей. Пусть подбирают замену.Майрон Грин тяжело вздохнул.— Ладно, попробую. Один мой добрый друг стал помощником генерального прокурора США. Он сможет все выяснить.— Сегодня?— Если я попрошу его. Он учился в моей школе на класс младше.— Попроси его.— Скажи точно, что ты хочешь знать?— Меня интересует причина смерти мужчины по фамилии Уинго. Вроде бы он погиб в автокатастрофе четыре недели назад.— Уинго? Разве это не фамилия женщины...— Ты абсолютно прав.— Ее муж?— Да.— Ты думаешь, что она...— Я ни о чем не думаю, Майрон, — прервал я его. — Я лишь стараюсь понять, что мне думать.— Хорошо, хорошо. Как его звали?— Не знаю.— О Боже.— Не так уж много Уинго умерло за четыре недели назад в автокатастрофе. Пусть твой приятель выяснит, что показало вскрытие.— Тебя осенило или твоя просьба на чем-то основана?— Осенило, — заверил я его. — Ничего более.— Я тебе перезвоню. — И в трубке раздались гудки отбоя.Майрон Грин позвонил в тридцать пять минут седьмого.— Я пропустил мой поезд. Маргарет будет в ярости, — речь шла о его жене.— Хочешь, чтобы я позвонил ей?— Нет, не надо тебе ей звонить. Она считает, что ты плохо влияешь на меня.— Скорее всего она права.— Твоя догадка подтвердилась.— Неужели?По учащенному дыханию Майрона Грина чувствовалось, что он взволнован.— Успокойся, Майрон, — посоветовал я. — Попробуй глубоко вздохнуть.Он помолчал, видимо, успокаивая дыхание.— Я переговорил с моим другом. Он позвонил в службу коронера. Там не обрадовались его просьбе, но он проявил должную настойчивость.— И что он узнал?— 26 июля Джорджа Комптона Уинго, сорока четырех лет, нашли в разбитой машине на Кольцевой автостраде 495 близ развилки 13. Машину, новенькую «шевроле-импалу», смяло в лепешку. — Майрон Грин читал по бумажке. — Вскрытие, проведенное 27 июля, показало, что Уинго был уже мертв, когда его машина летела с откоса, при этом трижды перевернувшись. Умер он на несколько часов раньше от избыточной дозы героина.— Он «сидел на игле»?— Не понял?— Он был наркоманом?— О да. Многочисленные следы от уколов на правой и левой руках свидетельствовали о том, что он регулярно принимал наркотики, вероятнее всего героин.— Это все?— Разве тебе этого недостаточно?— Да как сказать... Майрон, я попрошу тебя еще об одной услуге.— Что делать?— Поезжай в Дариэн на такси, а расходы занеси на мой счет. Глава 11 Во вторник Фрэнсис Уинго постучала в мою дверь без двадцати три. То ли она прилетела на частном самолете, то ли часовым рейсом из Вашингтона, вылетевшим и приземлившимся точно по расписанию.— Входите, — крикнул я.— Благодарю. — Она вошла с недорогим чемоданом в одной руке и полосатым сине-белым плащом, перекинутым через другую.— Тяжелый? — Я потянулся к чемодану.Она отдала его, как мне показалось, с некоторой неохотой.— Тяжелый.Я оглядел комнату, гадая, куда бы поставить чемодан весом 55 или 60 футов. Наконец решил, что лучшего места, чем ванна, не найти. Но перед этим опустил его на весы. Чемодан потянул на шестьдесят восемь фунтов.— Почему вы отнесли его в ванную? — спросила Фрэнсис, когда я вернулся.— Не знаю. Должно быть, потому, что я никогда не стал бы искать его там.— Вы не собираетесь пересчитать деньги?— А вы пересчитывали?— Нет.— Но хоть взглянули на них?— Да.— Впечатляет?— Не слишком.— Раз вы безразличны к деньгам, может, не откажетесь выпить?— Пожалуй, что нет.— Бурбон или шотландское?— Бурбон.— Присаживайтесь в кресло. Или вы предпочитаете диван? Удобно и там и там.— Благодарю. — Она положила плащ на спинку стула, села в кресло, в синем платье, неброском, но хорошо сшитом, туфельках под цвет платья, с сумочкой из той же кожи, что и туфли. Когда я повернулся к ней с полными бокалами, она оглядывала комнату и сумела не скривиться, когда ее взгляд упал на репродукции, которыми украсила стены страдающая дальтонизмом администрация «Аделфи».— Ужасные, не правда ли? — Я подал ей бокал.— Есть немного.— Их выбрал лично управляющий отелем.— Не вы?— Нет. Мне больше нравится Максилд Пэрриш.— Он умер в возрасте девяноста шести лет. В 1966-м.— Вы его поклонница?— Нет. А вы?— Скорее да, чем нет. — Я опустился на диван напротив нее. — Жаль, что вы не успели к ленчу.Фрэнсис Уинго не стала развивать эту тему.— Щит вы получите сегодня?— Не знаю.— Они больше с вами не связывались?— Нет.— Свяжутся?— Понятия не имею.— И что вы намерены предпринять?Я отпил из бокала.— Первым делом возьму напрокат машину. Своей у меня нет, знаете ли. А потом на взятой напрокат машине поеду в мотель «Говард Джонсон» на Джерси Тернпайк. Зарегистрируюсь ровно в шесть вечера в компании пятидесяти восьми фунтов купюр по десять и двадцать долларов. И буду сидеть у телефона, пока они не позвонят и не скажут, что делать дальше. После чего в точности выполню все их указания, ибо в противном случае я могу кончить, как ваш муж. То есть отправиться на тот свет.То ли она была хорошей актрисой, то ли знала, о чем я толкую.— Боюсь, я потеряла ход ваших рассуждений, мистер Сент-Ив. При чем здесь мой муж? Какая связь между его смертью и щитом?Я не стал играть в кошки-мышки.— Ваш муж был наркоманом. И умер не в автокатастрофе, а от избыточной дозы героина.На ее губах заиграла легкая улыбка.— Вы проявили такой интерес к моему мужу. Почему?— К примеру, меня интересует, какой человек мог жениться на такой женщине, как вы. Или, скорее, за какого человека вы соблаговолили выйти замуж. И наркоман никак не тянет на вашего мужа.— А какое вам до этого дело?Я поставил бокал на стеклянный столик.— Есть дело. Из-за щита уже погиб один человек, даже двое, если считать его жену. С вашим мужем число покойников увеличивается до трех, а я не хочу стать четвертым. — Я умышленно не упомянул Спиллейси, хотя четыре трупа произвели бы большее впечатление, чем три.— Вы становитесь агрессивным, не так ли?— Это один из моих недостатков.— Вам нужно с ним бороться.— Ближайшей осенью я этим и займусь. Как вы думаете, мне поможет групповая психотерапия?— Я в этом не сомневаюсь.— Вы знали, что он был наркоманом?— Да, знала. Да и как я могла не знать.— Где он добывал героин?— Я не спрашивала.— А как расплачивался?— Вас не затруднит дать мне сигарету? Я бросила курить три года назад, но... — Голос ее дрогнул. Я вскочил, предложил ей сигарету, поднес к кончику огонек зажигалки. Она глубоко затянулась и выпустила тонкую струю дыма.— Я расскажу вам о своем муже, мистер Сент-Ив. Расскажу, потому что не хочу, чтобы вы копались в моей личной жизни. Желающих и без вас предостаточно. Скажу честно, мне это не нравится. И я искренне надеюсь, что потом вы оставите меня в покое.Она помолчала, надеясь услышать от меня подтверждение ее надежд. Но я ограничился кивком.— Мой муж, до того как пристрастился к героину, был не только превосходным художником, но и одним из лучших директоров художественных музеев. Он учился в Гарварде, в сорок третьем ушел на флот, стал военным художником, репродукции его боевых зарисовок публиковались в «Лайфе» и привлекли к нему внимание специалистов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22