Почти все мы делали не переговариваясь, срабатывали старые привычки.
Забыть их было легко. Так же легко вспоминалось, что когда-то мы были вместе. А потом какая-то мелочь напоминала о долгих шести неделях, которые мы провели порознь, и я вспоминал почему.
Мы ехали к Ясаа-Ден по следам гончих. Мы мало говорили друг с другом, потому что не знали, что сказать, по крайней мере я точно не знал. Что думала Дел – знала или не знала – было, как всегда, ее личным делом и, как всегда, совершенно никого не касалось, если только ей не приходило в голову поделиться. В данный момент ей это в голову не пришло.
Она ехала передо мной. Жеребцу это не нравилось, но я сдерживал его. Мне не хотелось затягивать повод рвущегося вперед жеребца, и я поставил его за чалым. Меня вполне устраивало второе место. Вот только жеребец со мной не согласился.
Дел сидела в седле очень прямо. Она всегда держалась прямо, но теперь поза была вынужденной – она просто боялась согнуться из-за раны. Не имело значения, признавала Дел это или нет – и сколько магии она использовала – я знал, что ей было больно. И знал, каких усилий стоило ей продолжать путешествие.
Бореал делила ее спину пополам – от левого плеча до правого бедра, как и мой Самиэль. Я смотрел на Бореал и мысленно желал ей самого худшего, и думал о своем мече. Что он от меня хотел? Что он задумывал заставить меня сделать?
Но снова переведя взгляд на Бореал, я забыл о Самиэле. Я отметил, как спокойно яватма Дел ехала в кожаных ножнах, как отдыхал меч, скрывая смертоносный клинок, пряча благословенную богами сталь, которая пела свою песню, так же как Делила.
И впервые я всерьез задумался, какая часть одержимости Дел была рождена клинком, а не мозгом самой Дел?
Почти все, что я знал о яватмах, рассказали мне Дел и Кем, но даже получив кровный клинок, я почти не слушал их поучений. Только в тот момент, когда меч показал мне, как он жаждет крови, я понял, насколько независимой может быть яватма. А значит Дел могла не в полной мере отвечать за свои поступки. Разве она не просила – сколько раз на моей памяти – помощи Бореал? Ее силы?
Я рассматривал витую рукоять. Неужели Дел намеренно подчинила себя магическому мечу? Неужели ей до такой степени хотелось отомстить?
Дел принесла клятвы. Я и сам в жизни часто клялся, но не так серьезно. По крайней мере не теми клятвами, которые заставляют тебя делать что-то, даже если ты этого уже не хочешь. С Дел все было по-другому. Клятвы Дел не шли ни в какое сравнение с обычными легкомысленными обещаниями. Именно они заставили ее стать танцором меча, бросить ребенка. Они привели ее на Юг, искать похищенного брата.
Они заставили ее разыскивать танцора меча по имени Песчаный Тигр, который знал людей, которых она не знала, и мог объяснить ей, как разыскать их.
Любой человек может переделать себя, подстраиваясь под свои нужды и образ жизни. Я, например, когда-то был рабом, а потом стал свободным человеком и отправился на поиски силы, чтобы отстоять свою свободную жизнь. Жизнь, в которой я сам принимал решения, а не подчинялся требованиям других.
А подчинения от меня требовали многие. Если я нанимался к танзиру, я должен был выполнять его приказы, но бывали случаи, когда я отказывался. Я прожил много лет и жизнь научила меня безжалостно убивать людей, которые заслуживали смерти или пытались убить меня. Долгое время я получал удовольствие убивая, вкладывая в смертельный удар всю свою ненависть к людям, но постепенно я повзрослел и стал относиться ко всему спокойнее. Я был свободным. Никто уже не мог заставить меня снова стать рабом. Больше мне не нужно было убивать.
Вот только в жизни я больше ничему не научился.
Я не мог без танцев мечей, такую жизнь я выбрал по своей воле. Я формально обучался и стал танцором меча седьмого ранга, а таких на Юге очень мало. Я стал смертельно опасным человеком.
Который готов служить своим мечом любому, у кого были деньги.
По природе, все танцоры мечей одинокие души. В конце концов тяжело наемному убийце вести нормальную жизнь. Шлюхи не прочь поспать с нами, пока у нас есть деньги и слава – иногда и репутация хорошая плата – но приличные женщины замуж за таких как мы, обычно не выходят. Потому что человек, который зарабатывает на жизнь мечом, всегда ходит по острию клинка, а женщина, которая собирается прожить долгую жизнь с мужчиной, не захочет сразу терять его.
Конечно бывают и исключения. Танцоры мечей женятся или просто живут с одной женщиной, не пройдя обряда, но это редкость. Большинство всю жизнь одиноки, и умираем мы, не оставляя ни женщины, ни ребенка, которые бы оплакали нашу смерть.
И на то есть причина. Ответственность за дом и семью может лишить танцора меча необходимой собранности.
А я встретил Дел. За последние два месяца в моих глазах она изменилась, она стала другой. Не из-за того, что я узнал о ее дочери, хотя конечно от этого относиться к ней я стал иначе, а из-за того, что она сделала, и что я сделал. Из-за того, какими мы стали.
Преданность – чувство святое. Ее нужно ценить, ею нужно дорожить. Два человека нашей профессии, где преданность так часто покупается, сталкиваются с нею очень редко. Преданность внутри круга это просто абстрактное понятие. Слишком часто в танце кто-то умирает или жертвует гордостью, а это разрушает самую крепкую дружбу. Но несмотря на это, мы с Дел какое-то время знали, что такое преданность. Какое-то время мы жили с ней.
Но мы отреклись от нее в круге Стаал-Уста.
Аиды, баска, чего бы я не отдал за старые дни.
Вот только какие старые дни? Которые я провел с ней? Или без нее?
Без нее мне было легче. Потому что я едва не убил ее.
Поправляя волосы, Дел на секунду повернулась в седле и я увидел ее лицо – тонко очерченный овал, изумительные черты. Боль, клятвы и одержимость сделали из юной плоти маску хрупкой красоты. Холодной, остро отточенной красоты, которая заставляла вспомнить о стекле.
Стекло слишком легко бьется. Как бы не разбилась и Дел.
Я проснулся, едва взошло солнце, и поискал глазами Дел. Я уже поймал себя на том, что занимаюсь этим каждое утро с тех пор, как мы встретились, и это меня раздражало. Но все равно каждое утро я с тревогой искал ее, чтобы успокоиться.
И каждое утро я говорил себе: да, Дел здесь, да, она здесь.
И это совсем не сон.
Хмыкнув, я сел. Попытался потянуть мышцы и размять суставы, не разбудив ее, потому что ни один мужчина не захочет демонстрировать женщине доказательство того, как быстро он стареет, как года берут свою дань. Я медленно поднялся и пошел, тоже медленно, к жеребцу. Я осматривал его каждое утро. Следы от когтей быстро заживали, но шерсть на них отрастала белая. Как и я, жеребец будет носить эти шрамы до смерти.
Мне показалось, что гнедой выглядел повеселее – или присутствие чалого возродило в нем интерес к жизни. Какой бы ни была причина, он все больше напоминал моего старого знакомого гнедого. Очень неприятную личность.
Я провел рукой по крупу жеребца, взъерошив густую зимнюю шерсть. Зима сдавала свои позиции, гнедой это чувствовал и шерсть с него сыпалась клоками.
– Тигр…
Я обернулся. Дел стояла около костра. Одеяла лежали на земле, на ней были привычные белые одежды. Светлые волосы она заплела в косу и перевязала белым шнурком. Она подняла перевязь и ножны и Бореал выскользнула, окунувшись в солнечные лучи и засветившись.
– Потанцуешь со мной, Песчаный Тигр?
Я внимательно посмотрел на нее.
– Ты не в форме, Дел. Еще рано.
– Но когда-то нужно начинать. Я не танцевала слишком долго.
Не знаю почему, но я разозлился.
– Аиды, женщина, у тебя песчаная болезнь! Вряд ли ты сама сможешь атаковать, а уж против моей атаки точно не выстоишь. Или ты думаешь, что я слепой?
– Я думаю, что ты боишься.
Что-то внутри меня дернулось.
– Снова ты за старое.
– И снова, и снова, – она приподняла смертоносную яватму. – Потанцуй со мной, Песчаный Тигр. Окажи честь, подтвердив договор, который мы заключили.
Гордость заставила меня сделать шаг к моему мечу, но только один шаг. Я покачал головой.
– Не сейчас, баска. С возрастом приходит мудрость. Ты не заманишь меня в круг. Эти времена отошли. Я слишком хорошо изучил все твои уловки.
Кончик ее меча слегка дрогнул, потом клинок сверкнул – она перехватила рукоять и вонзила клинок вниз, глубоко в землю.
– Я заманиваю тебя? – переспросила она. – Нет.
И прежде чем я успел остановить ее, Дел встала на колени перед мечом. Руки она сложила на груди, коса соскользнула с плеча и ее кончик доставал до земли.
– Достойный кайдин, – сказала Дел, – поделишься ли ты со мной частью своего умения?
Я смотрел на Северную женщину, почтительно ожидавшую от меня ответа и во мне закипал гнев. Он был таким сильным, что от него кружилась голова.
– Встань, – выдавил я.
Она только склонила голову.
– Поднимись, Делила.
Полное имя заставило ее вздрогнуть, но не заставило подняться.
В конце концов, по опыту зная, что она не уступит, я сам подошел к ней. Она чувствовала, что я рядом – слух у нее был не хуже, чем у меня и она не могла не услышать моей ругани. Но она не поднялась. Она только приподняла голову.
Я протянул негнущуюся руку и схватил Бореал.
– Нет… – подавив вскрик, Дел отшатнулась. Болезнь и боль лишили ее прежней силы и быстроты. В моих руках я держал доказательство этого.
– Да, – сказал я, – мы заключили сделку, баска, и я выполню все, что обещал. Но не сейчас. Еще рано… Мы еще не готовы, – я устало покачал головой. – Может дело в том, что я старею или становлюсь мудрее. А может просто слепая гордость, присущая молодости, заставляет тебя рисковать собой, – я провел рукой по лбу, отбросив мешающие волосы. – Аиды, я не знаю… а может таковы все танцоры мечей. Я когда-то вел себя так же.
Дел ничего не сказала. Она стояла на коленях, опираясь одной рукой о землю, а другой сжимая ребра. Ее щеки покраснели, на жемчужно-белой коже горели малиновые пятна.
Я вздохнул, приставил кончик Бореал к земле и нажал на нее, медленно, чтобы она встала прямо. Потом так же медленно и осторожно я опустился на колени рядом с Дел и начал расстегивать тяжелый пояс.
Глаза Дел расширились.
– Что ты делаешь?
– Хочу тебе кое-что показать, – я отбросил пояс и приподнял складки шерстяной туники. – Смотри, – сказал я, – видишь? Твоя работа, Дел. Чистый, ровный порез мечом. И он болит. Он болит как в аидах и еще долго будет болеть, Дел. Может быть до конца жизни. Потому что я не такой молодой, каким хотел бы быть. Я выздоравливаю не так быстро, как раньше. Раны болят дольше. Я учусь на своих ошибках, потому что эти ошибки постоянно напоминают о себе.
Лицо Дел посерело. Она сосредоточенно смотрела на уродливый шрам. На Юге, на фоне загорелой кожи, он не казался бы таким страшным, но на Севере почти весь мой загар сошел. Ярко-красный на бледно-коричневом – не самое приятное сочетание.
– Мне больно, баска, и я устал. Я хочу только одного: вернуться домой, на Юг, где я смогу согреться под солнцем и не думать больше о Северном снеге. Но я не могу вернуться пока не закончу то, что обещал сделать, и поэтому мне приходится оставаться на Севере.
Дел тяжело сглотнула.
– Я просто хочу танцевать.
Я прикрыл шрам туникой.
– Я не прошу тебя показать твой шрам, потому что прекрасно знаю, как он выглядит. Я сам сделал его, баска… я знаю, каким был удар. Я видел, что он сделал с тобой. Если ты сейчас войдешь в круг, ты не переживешь и одного танца, – я подобрал свой меч, лежавший на земле между нами. – Один раз я чуть не убил тебя, я не стану снова рисковать.
– Слишком долго… – прошептала она.
Скривившись, я поднялся.
– У тебя еще вся жизнь впереди, моя Северная баска. Ты молода, ты поправишься, ты восстановишь свои силы. Ты снова будешь танцевать, Делила… это я тебе обещаю.
– А сколько тебе лет? – вдруг спросила она.
Я нахмурился.
– По-моему я тебе уже говорил.
– Нет. Ты просто говорил, что ты старше меня, – к моему удивлению Делила улыбнулась. – Это я уже знаю.
– Ну… я так и думал, – я раздраженно потер шрамы песчаного тигра. – Не знаю. Я уже совсем не молодой. А какая разница? Для тебя это имеет значение? После всего, что с нами было?
– Тигр, не делай драмы из своего возраста. Я просто хочу знать, в каком возрасте человек может называть себя совсем немолодым.
– А сколько тебе? – парировал я. Ответ я прекрасно знал, но женщины обычно ненавидят такие вопросы.
Дел даже не моргнула и не заколебалась.
– Через три дня будет двадцать один.
– Аиды, – с отвращением сказал я. – Я мог бы быть твоим отцом.
– Ему было сорок, когда его убили, – серьезно сообщила Дел. – Сколько тебе осталось до сорока?
– Слишком мало, – кисло пробормотал я.
9
Следующие два дня мы с Дел ехали на северо-восток. В нашей компании здоровым был только чалый; жеребцу, мне и Дел приходилось нелегко. Никому из нас не доставляли удовольствие проблемы со здоровьем, нам не хотелось даже разговаривать о них, и поэтому, принимая во внимание наши раны, почти все время мы держали рты закрытыми.
Хотя конечно все замечали. Я замечал как страдальчески морщилась Дел; Дел замечала, как я скрипел зубами, стараясь подавить невольный стон при резком движении, но мы молчали, потому что любая фраза была бы равносильна признанию в собственной слабости, а на такое ни Дел, ни я не решились бы, назовите это гордостью, высокомерием, глупостью. Только жеребец был абсолютно честен, он не истязал себя бессмысленным притворством, ему было больно и он не стыдился напоминать нам об этом.
Я похлопал гнедого по шее, стараясь не задеть заживающие раны.
– Конечно тяжело, старик… но дальше будет легче, я обещаю.
Чалый покосился на голые ветки. Дел поправила его поводом и повернула голову, чтобы пробормотать через плечо:
– И откуда у тебя такая уверенность? Ты даже не знаешь, куда мы едем.
– В Ясаа-Ден.
– А если там ничего не выяснится?
Снова за старое. Эту тему мы поднимали периодически с той минуты, как отправились в путь. Дел не одобряла мое решение разыскать логово гончих, но поскольку всеми ее поступками управляла ненасытная жажда мести, я заявил, что не рассчитывал на объективную оценку моих действий с ее стороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53