– Чоса Деи хочет на Юг.
Дел плотно сжала губы.
– Скажи ему, что мы поедем на Север.
– На северо-восток, – поправил я. – И он точно знает, какой дорогой мы едем… потому что все это он устроил, – я помолчал. – В общем, это одна из причин. И еще он хочет выбраться из меча. Подчинить себе мое тело.
Дел убрала Бореал в ножны и подвела мерина поближе.
– Клинок снова почернел.
– Частично, – я повернул клинок, разглядывая обе его стороны. – А как ты думаешь, что случится, когда он весь станет черным?
– Ты действительно хочешь это выяснить? – нехорошим голосом поинтересовалась Дел.
Я резко посмотрел на нее.
– Ты знаешь?
– Нет. Но я бы не рисковала ради того, чтобы выяснить.
– Да и я тоже, – пробормотал я. – Пора снова показать ему, кто из нас хозяин.
Как и раньше, я сжал обеими руками рукоять. Прошлый раз мне пришлось спеть песенку, чтобы поставить Чоса Деи на место. Я вспомнил ее и она снова наполнила мою голову. Несколько секунд я не думал ни о чем, кроме уверенности в своем превосходстве над Чоса. Это было так же верно, как превосходство гнедого жеребца над чалым мерином.
Когда я открыл глаза, с меня тек пот. Песня в моей голове умерла. Руны очистились.
– Немного отступила, – выдохнул я. – Каждый раз чернота поднимается все выше.
– Будь всегда настороже, – посоветовала Дел.
– Настороже, – пробормотал я. – Это ты будь настороже.
Ее лицо куда-то поплыло.
– С тобой все в порядке? – тревожно спросила она.
Я добрался до жеребца. Гнедой лениво обшаривал губами землю и успел вымазать всю морду.
– Она спрашивает, все ли со мной в порядке. А я и сам не знаю, хорошо ли это, если со мной все в порядке. После каждого выяснения отношений с этим мечом я чувствую себя так, словно постарел лет на десять, – я вдруг застыл, ухватившись за стремя, и резко повернулся к Дел. – Ведь это не так, да?
– Что не так?
– Я не постарел лет на десять или двадцать?
Дел критически осмотрела меня.
– Не сказала бы. Ты выглядишь как обычно… Я бы дала тебе лет шестьдесят.
– Не смешно, – бросил я и запоздало понял, что вложил в эту фразу слишком много чувства. – Ладно, ладно… Только не надо меня по всем винить. Кто знает, на что способен Чоса Деи, даже в этом мече.
– Никто не знает, – признала Дел. – Успокойся, Тигр, ты не постарел. Ты выглядишь даже лучше, чем неделю назад – тренировки тебе на пользу. Тебе бы следовало почаще заниматься.
– Занимался бы, если бы была возможность, – пробормотал я. – Может в Искандаре…
Я повернулся к жеребцу, который поприветствовал меня, ткнувшись мордой мне в лицо и фыркнув. Когда гнедой фыркает, слюна летит во все стороны, на этот раз к ней примешивалась грязь, которую жеребец успел подобрать с земли.
Я выругался, стер грязные потеки с лица и шеи и обозвал жеребца дюжиной нельстивых Южных кличек. Гнедой слышал их и раньше и поэтому даже ухом не повел. Мне оставалось только поймать повод, вставить левую ногу в стремя, с усилием приподняться и шлепнуться в седло. Устроившись, я внимательно посмотрел на Дел.
– Ну хорошо, – сказал я, – сдаюсь. Чем быстрее мы вытащим Чоса Деи из меча, тем счастливее я буду… и если для этого придется разыскать Шака Обре, мы это сделаем.
Дел как-то странно посмотрела на меня.
– На это могут уйти месяцы, – заметила она, – а может и годы.
Я стиснул зубы и кивнул.
– Знаю. А что, в аиды, мне остается? Бороться с этой штукой весь остаток жизни?
– Думаю, тебе следует осознать, какого рода обязательство ты сейчас на себя берешь, – спокойно сказала Дел.
Я уставился на нее.
– Этот меч только что пытался заставить меня вырезать самому себе кишки. Теперь это личное дело.
На лбу Дел появились морщины.
– Шака Обре это только имя, Тигр… Его трудно будет найти.
Я вздохнул.
– Но мы же нашли Чоса Деи, найдем и Шака Обре, чего бы нам это не стоило.
Дел вдруг широко, искренне улыбнулась.
– Ты что? – насторожился я.
– Ты сейчас говоришь совсем как я.
Я задумался, вспомнил сколько лет Дел искала Аджани и каких жертв ей это стоило.
Теперь пришла моя очередь.
Дел подвела чалого ко мне.
– Сколько еще до Искандара?
– Судя по рассказам Рашада, еще день пути. Завтра вечером должны быть уже в Искандаре, – я проследил взглядом за дорогой, извивающейся среди низкорослых деревьев и высокой спутанной травы.
– Знаешь, а было бы совсем неплохо, если бы джихади оказался настоящим. Может он смог бы справиться с моим мечом.
– Ты и сам прекрасно справляешься со своим мечом, – раздраженно заметила Дел. Помолчав, она добавила: – Главное, Тигр, это желание сделать что-то.
Я долго смотрел на нее, потом поерзал в седле и неожиданно для самого себя сказал:
– А знаешь, я буду просто счастлив, когда узнаю, что Аджани мертв.
Мои слова застали Дел врасплох.
– Почему?
– Потому что может быть тогда ты вспомнишь, каково это, быть человеком.
– Я… – она открыла рот, чтобы возмутиться, но замолчала.
– ИНОГДА ты об этом вспоминаешь, – согласился я, – а потом снова становишься жестокосердной и рассудительной сукой.
Я повернул жеребца и поехал по дороге. Через несколько секунд Дел последовала за мной.
Тишина иногда может сказать больше чем слова.
Как я слышал, Искандар был древним городом. Его построили задолго до того, как появился Харкихал. К руинам не ездили уже много лет и дорога была проложена всего несколько месяцев назад, после предсказания Оракула. Со временем она снова исчезнет, ее сотрут ветра и дожди и земля стряхнет с себя следы пилигримов, стекавшихся в Искандар чтобы увидеть джихади, но многим еще предстоит пройти по этой дороге.
Рашад дал четкие указания, но как выяснилось, мы могли обойтись и без них. Дорога была хорошо наезжена, люди постоянно выходили из Харкихала в Искандар, а нам не хотелось искать попутчиков.
В конце концов мы съехали с дороги. Темнело, становилось прохладнее и мой желудок начал жаловаться. Мы с Дел переехали холм и обнаружили уединенное местечко, вполне подходящее для небольшого лагеря. Мы хотели переночевать без случайных спутников – кто знает, чего ожидать от незнакомых людей.
– Обойдемся без костра, – предложил я, слезая с жеребца.
Дел просто кивнула. Она стащила со спины чалого седло, потник, сумы и сверток шкур и одеял, свалила все это в одну кучу и снова вернулась к мерину, устраивать его на ночь.
Много времени на это не потребовалось. Разобравшись с лошадьми, мы расстелили одеяла и выпили воды из фляг. Солнце медленно опускалось за горизонт, все дела были переделаны, оставалось только лечь спать. Но спать нам не хотелось.
В бледном свете полной луны я сидел на шкуре, накрыв колени одеялами, и втирал масло в жесткие ремни перевязи. Со временем кожа разомнется и будет плотно прилегать к телу, но до тех пор каждый вечер мне придется выполнять один и тот же ритуал.
У меня было свое дело, а у Дел свое. Она вынула из ножен Бореал, достала точильный камень, масло и тряпку – для изысканно нежной заботы.
Дел заплела волосы в косу, и наконец-то они не скрывали ее лицо. В лунном свете оно стало совсем белым с черными пятнами теней.
Вниз по клинку и снова наверх: влекущее шипение. Потом шепот шелка по стали.
Дел склонила голову, осматривая всю длину клинка. Светлые ресницы опустились, скрывая от меня глаза. Толстая светлая коса спадала с покрытого шелком плеча и покачивалась в такт движениям. Вниз по клинку, потом снова наверх: соблазн заострившейся стали.
И вдруг я не выдержал и спросил:
– О чем ты думаешь?
Дел слабо вздрогнула. Она была где-то очень далеко.
Я тихо повторил вопрос:
– О чем ты думаешь, баска?
Дел скривила губы.
– О Джамайле, – мягко сказала она. – Я вспоминаю, каким он был.
Я видел Джамайла только раз. Он был уже не тем человеком, каким знала его Дел.
– Он был… малышом, – заговорила она. – Ничем не отличался от остальных детей. Он был самым младшим в семье – на пять лет моложе меня. Он так хотел, чтобы его считали мужчиной, а все обращались с ним как с ребенком.
Я улыбнулся, представив это.
– По-моему, это естественно.
– Он хотел быть взрослым. Он брал пример с моего отца, братьев, потом с меня. Он говорил, что станет таким же смелым… таким же сильным… Он поклялся стать настоящим мужчиной.
У меня не было детства, я не знал, каково это, жить в семье. Я не мог представить, что чувствовал бы Джамайл, окажись он на моем месте, что сказал бы он, желая успокоить сестру.
– Они схватили нас вместе, – продолжила Дел. – Мы прятались под повозкой и старались стать совсем маленькими, незаметными… но борджуни подожгли повозку и мы побежали, и тут же одежда Джамайла загорелась, – голос Дел сорвался, лицо скривилось. – На нем все горело, но он не кричал. Он засунул пальцы в рот и прикусил их так, что потекла кровь. Мне пришлось толкнуть его, чтобы он упал. Он покатился по земле, а я старалась сбить пламя… тогда нас и поймали.
Мои руки застыли на перевязи. Руки Дел продолжали затачивать клинок, но я сомневаюсь, что она это сознавала.
– Он весь был обожжен, – говорила она, – но им было наплевать. Ожоги были тяжелыми, но не смертельными, и они поняли, что смогут на нем заработать. Только об этом они и думали: сколько заплатят за Джамайла Южные работорговцы.
Нет, они думали не только об этом. Была еще Делила – пятнадцатилетняя красавица Северянка – но о себе Дел не рассказывала. Ее волновал только Джамайл. Важна была судьба только ее брата и семьи.
Дел не считала, что сама она стоит такой одержимости.
Ой баска, баска. Если бы ты только знала…
– Но он выжил, – продолжила Дел. – Ему было тяжелее, чем мне: он провел столько лет в рабстве, его сделали евнухом, лишили языка. И пережил он все это чтобы достаться Вашни, – Дел глубоко вздохнула. – А теперь мне остается только сидеть здесь и думать, жив он или давно мертв.
– Ты этого не знаешь.
– Не знаю. Поэтому мне и больно.
Рука Дел ровно водила точильный камень. Бореал тихонько напевала песню обещаний.
– Не мучай себя напрасно, – сказал я. – Может Джамайл сейчас в полной безопасности у Вашни.
– Они убивают чужеземцев, а он настоящий Северянин.
– Северянин? Или был им? – я пожал плечами, а Дел наконец-то отвела взгляд от меча. – Когда мы нашли его, он провел уже пять лет на Юге, из них два года с Вашни. Может его давно считают за своего. К тому же старик любил его, об этом тоже не забудут.
– Старики, – тихо сказала Дел, – быстро теряют силы, а с ними и свою власть.
– Не всегда.
– Но все старики умирают.
Я покачал головой.
– Дел, успокоить тебя я не смогу. Да, возможно он уже мертв, но наверняка ты утверждать не можешь.
– Вот я и думаю: узнаю ли я когда-нибудь что с ним? Или проведу остаток жизни так и не выяснив, остался ли в этом мире еще кто-то моей крови?
– Поверь, – грубовато сказал я, – от таких мыслей не умирают.
Рука Дел сильнее сжала клинок.
– Ты говоришь это потому что я жестокосердная и рассудительная сука?
Растерявшись, я резко посмотрел на нее. Меня удивил не столько вопрос, сколько грубый тон, которым он был задан.
– Нет, – честно ответил я. – Я говорю это исходя из собственного опыта.
– Из собственного? – тупо переспросила она.
Я кивнул.
– Ты забыла кто я? У меня нет ни матери, ни отца… ни братьев, ни сестер. У меня нет ни малейшего представления, жив ли еще кто-нибудь моей крови. Я не знаю даже что это за кровь.
– Твои родители жили на Границе, – сказала Дел. – Или они были чужеземцами.
Я выпрямился.
– Почему ты так решила?
Дел пожала плечами.
– Сложением ты похож на Северянина, а цвет кожи ближе к Южному. Конечно он не такой темный и черты лица не такие грубые. В тебе есть что-то и от Юга, и от Севера. Такие пары живут обычно на Границе, – Дел улыбнулась, оценивающе осматривая меня. – Или твои родители приехали из других земель. Ты никогда об этом не задумывался?
Сколько раз задумывался. Каждый день моего рабства. Каждую ночь, когда спал в навозе. Никому в этом не признаваясь, даже Суле и Дел. Потому что признавшись, я выставил бы напоказ свою слабость, а слабые долго не живут.
– Нет, – громко сказал я, чтобы остаться сильным.
– Тигр, – Дел отложила в сторону меч. – Тебе никогда не приходило в голову, что Салсет могли соврать?
– Соврать? – я нахмурился. – Ты о чем?
Она села, скрестив ноги, и сцепила пальцы на коленях.
– Ты всю жизнь был совершенно уверен, что тебя бросили в пустыне умирать. Что тебя оставили мать, отец… так ты рассказывал.
– Мне так сказали.
– Кто тебе сказал? – спросила Дел.
Я нахмурился.
– Салсет. Ты сама все знаешь. О чем этот разговор?
– О лжи. Об обмане. О боли, которую причиняли специально, чтобы заставить мальчика-чужеземца страдать.
Что-то дернулось у меня в животе.
– Дел…
– КТО тебе это сказал, Тигр? Ведь не Сула, правильно?
– Нет, – быстро ответил я. – Сула никогда не поступала жестоко. Она была моим… – я замолчал.
– Да. Она была твоим спасением.
Я судорожно стиснул перевязь и выдавил:
– И что дальше? При чем здесь Сула?
– Когда ты узнал, что ты не Салсет?
Я этого не помнил.
– Я всегда знал об этом.
– Потому что тебе это сказали.
– Да.
– КТО сказал тебе? Кто сказал это первым? Кто внушил тебе это так, что ты не мог даже сомневаться?
– Дел…
– Взрослые?
– Нет, – я раздраженно мотнул головой. – Взрослые меня не замечали пока я не подрос так, что смог работать. Мне говорили об этом дети, всегда дети… – к горлу подступил комок и я не смог закончить. Слишком хорошо я помнил мучительные дни моего прошлого, ночные кошмары детства.
Я вспомнил и задумался. Могли ли они врать?
Я застыл. Все было так внезапно, странно, четко, как в танце, когда легкое движение выдает все намерения противника. Все мои чувства обострились. Я знал только кто я, где, кем я стал. И еще я знал, что очень больно было дышать.
Дел неподвижно сидела рядом со мной и ждала.
– Дети, – повторил я, чувствуя, что весь мой мир превращается в хаос.
– Дети часто поступают жестоко, – тихо сказала Дел.
– Они говорили… – я замолчал, не осмелившись произнести это вслух.
Дел подождала и закончила за меня:
– Они говорили, что ты не был нужен родителям и тебя оставили умирать в пустыне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53