Шукар подтвердил мои подозрения, но о джихади я с ним разговаривать не стал.
– Где Сула, старик? Мне не до тебя.
– А мне не до ТЕБЯ. Ищи Сулу сам, – покрытые пленкой глаза прищурились. – И надеюсь, тебе доставит удовольствие то, что ты увидишь, потому что случилось это по твоей вине!
Я не стал терять время, задавая ненужные вопросы или пытаясь разобраться в неопределенном заявлении старика. Я сразу пошел искать Сулу.
А когда я нашел ее, я понял, что она умирает. Я чувствую смерть когда она близко.
– Сядь, – пригласила Сула, когда я застыл у входа.
Я сел. Я почти упал. Я не мог произнести ни слова.
Сула улыбнулась хорошо знакомой улыбкой.
– А я думала, позволят ли боги мне снова увидеть тебя.
День был серым и угрюмым. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь плотные облака, рисовали охровую паутину на оранжевых стенках ее хиорта. Свет обмывал все, что скрывал хиорт сиянием желтым как старая кость, и от этого смотреть на Сулу было жутко.
Передо мной лежала моя третья Сула. Первую я узнал когда ей только исполнилось двадцать. Стройная, нежная девушка с типичными для Салсет чертами: широкое подвижное лицо, глубокая переносица, черные волосы такие густые и тронутые солнцем, что днем они отливали красным, а по ночам казались мне черным шелком.
Второй Суле было лет сорок. Она уже начинала стареть и лишилась прежней красоты, но у нее остались щедрость и доброта, в которых я так нуждался. Она спасла Дел и меня, когда у нас уже не осталось надежды. Она вырвала из смертоносных объятий Пенджи. А теперь эта женщина умирала на моих глазах.
Со дня нашей встречи прошло чуть больше года, но третья Сула сильно похудела. От нее осталась только смуглая кожа, натянутая на хрупкие кости. Гладкие волосы потеряли блеск, черные глаза наполнились болью, а глубокие морщины выдавали ее страдания. В хиорте пахло смертью.
Из последних сил я выдавил ее имя.
Не знаю, что она увидела на моем лице, но ее это тронуло и она заплакала.
Я взял ее руку в свою, сверху положил другую. Женщина, сделавшая меня мужчиной, лежала почти мертвая в хиорте Салсет.
Я тяжело сглотнул.
– Что это за болезнь?
Сула снова улыбнулась.
– Старый шукар говорит, что это не болезнь. Он сказал, что в меня вселился демон, и это наказание. Демон живет там, в моей груди, и поедает мое тело, – одной рукой Сула коснулась своей левой груди.
– За что? – спросил я. – Что ты сделала?
Сула подняла палец.
– Много лет назад я приняла молодого чулу, который уже вырос и стал мужчиной. А когда он убил песчаного тигра – когда он завоевал свободу – я добилась, чтобы он получил ее. За это я и наказана. За это в меня вселился демон.
– Ты же в это не веришь…
– Конечно нет. Старый шукар ревнует. Он так и не добился меня… и не простил, – Сула слабо махнула рукой. – Это его наказание: он говорит людям о демоне, и они боятся приходить ко мне…
– Никто…
– Никто, – прошептала она. – Мне приносят еду и воду – не могут же они позволить мне умереть от голода – но никто мне не помогает. Они боятся, что демон переберется в них.
– Старый дурак никак не успокоится. Он лжец…
– Он всю жизнь был шукаром, – Сула вздохнула и пошевелилась на подушках, – а теперь он лишился даже этого.
– Лишился… – повторил я, не поверив ушам. – Как?
– Его магия уже не помогала. После твоего ухода он уже ничего не мог сделать для племени. А когда появился Оракул, пришел другой шукар, моложе, сильнее, – в черных глазах Сулы застыла печаль. – Старик теперь только наблюдает, а молодой говорит о силе.
– Полученной от джихади.
Сула слабо кивнула.
– Оракул обещает, что Юг будет принадлежать племенам, и не нужны уже будут долгие переезды от одного оазиса к другому. Песок превратится в траву, а по земле потечет вода.
Я баюкал ее руку в моей.
– Ты хочешь, чтобы Юг изменился?
Сула очень устала. Я едва слышал ее голос.
– В жизни я не знала ничего, кроме пустыни… жара, песок, солнце. Разве плохо тосковать по траве? Молить богов послать земле много воды?
– Если цена этого война – то плохо, – я помолчал. – Ты хочешь пить?
Сула подняла руку, я осторожно опустил ее на одеяло.
– Ты не все понимаешь, – прошептала Сула. – Только ты, из всех людей…
– О чем ты…
Она улыбнулась, но очень грустно.
– Почему ты остался с нами?
– Остался? – я нахмурился. – Пришлось. У меня не было выбора.
– Почему ты не убежал?
– Из-за воды, – сразу ответил я. – Воды, которую я мог унести, не хватило бы чтобы выбраться из пустыни. Пенджа убила бы меня. С вами по крайней мере я был жив, и у меня оставалась надежда.
Негнущиеся пальцы сжали мою ладонь.
– Если бы Юг был цветущим и прохладным, никто не смог бы удержать рабов. Было бы только легко убежать и скрываться, не опасаясь умереть от жажды.
Однажды я убежал. Меня поймали. В качестве наказания меня привязали к столбу, врытому в песок, и весь день простоял там без глотка воды. Всего в десяти шагах раскинулся лагерь, но люди не обращали на меня внимания. Они хотели заставить меня понять, что я обязан Салсет своим спасением, что только благодаря им я еще жив.
Тогда мне было девять лет.
Глубокий вдох дался мне с трудом.
– Мне нужно кое-что узнать. Ты уже многое рассказала мне… но может быть ты знаешь – что готовят племена?
Сула сжимала мою руку.
– Скоро начнется священная война.
– Но все они поклоняются разным богам!
– Не имеет значения. Мы пойдем за джихади.
– И ЭТОГО он хочет? Уничтожить Юг?
– Возродить его. Превратить песок в плодородную землю, – голова Сулы перекатилась по подушке. – Я простая женщина… меня не пускают на совет, но я слышала, что джихади объединит все племена. Оракул обещал это.
– Значит однажды этот человек появится, просто махнет руками и объявит, что все должны дружить? А потом пошлет племена убивать остальных Южан? – я покачал головой. – Мессии обычно миролюбивы.
– Молодежь не хочет мира, – Сула продолжала говорить с закрытыми глазами. – Они слушали Оракула, но услышали только то, что хотели услышать. Он говорит, что Юг вернется к племенам, а они думают, что для этого нужно убивать. Они не могут представить себе мирную жизнь с танзирами. Но они не задумываются, как изменится земля… Земля будет кормить нас, а вода сама придет к племенам, и уже не придется искать ее, – Сула прерывисто вздохнула. – Оракул ничего не говорит о войне, но они его не понимают.
– Ты слышала его? Оракула?
– Он побывал в нескольких племенах. Его слова разносят по всему Югу.
– И люди принимают его, не задавая вопросов, так легко верят его словам?
Сула покачала головой.
– Они верят тому, во что хотят верить. Оракул рассказывает о джихади, который превратит песок в траву. Человеку достаточно выйти в Пенджу, и он будет рад любой надежде.
Сула была права. Я бывал в Пендже. Аиды, да я там родился.
И тут я вспомнил.
– Сула, – я подсел поближе, – мне нужно кое-что узнать… я хотел спросить… это насчет того, как я попал к Салсет…
Глаза Сулы стекленели.
– …говорят, что Север и Юг были едины… ими владели два брата…
– Чоса Деи, – сказал я, – и Шака Обре.
– …и что когда закончилась последняя битва, одна половина была оставлена на запустение…
– Это все охрана Шака Обре. Чоса Деи уничтожил их.
– …и пройдут сотни лет, и братья вернут себе свободу, чтобы снова оспорить право на страну… снова соединить две половины, чтобы создать единое целое…
– Сула, – резко сказал я, – джихади это Шака Обре?
Ее губы едва шевелились.
– …только немного помощи… совсем немного помощи…
– Сула?
– Позволь мне умереть без боли…
– Сула… – я склонился над ней. – Сула, пожалуйста, скажи мне правду… Салсет нашли меня? Или они меня украли?
Сула нахмурилась. Смуглое лицо исказилось от боли.
– Украли?
– Мне сказали… они всегда говорили… – я замолчал и попробовал снова: – Мне нужно знать, как я попал к Салсет?
Из глаз Сулы покатились слезы.
– Я слышала, что они тебе говорили… дети… как они насмехались над тобой…
– Сула, это правда? Меня оставили в Пендже? Бросили, чтобы я умер?
Ее рука сжимала мою. Губы едва шевелились.
– Тигр… хотела бы я знать…
Это было последнее, что она могла мне дать. У нее больше ничего не осталось, и она умерла.
Я долго сидел, сжимая ее руку.
Мать. Сестра. Любовница. Жена.
Она не была передо мной в долгу, но отдала мне все, что имела.
7
Мужчина заступил мне дорогу. Я остановился, потом шагнул в сторону. Он снова встал передо мной.
Не обычный Южанин. Вашни.
– Не сейчас, – четко выговорил я на языке Пустыни.
– Темные глаза сверкнули, но он не пошевелился, не сказал ни слова, не сделал ни знака, что собирается отойти.
Еще трое подошли ко мне со спины – это уже не случайность.
День был серым. Скучный солнечный свет едва пробивался сквозь тяжелые облака. Земля размокла от дождя.
На Вашни были надеты только короткие кожаные килты с поясами. Ни ботинок, ни сандалий, зато много украшений из человеческих костей. Под дождем тела Вашни были гладкими и блестящими, как покрытая маслом бронза. Косы, обернутые мехом и перевязанные ремешками, свисали до пояса. Нагрудные пластинки из костей постукивали в ритме дыхания.
У меня были нож и меч. Я не коснулся ни того, ни другого.
На плечах тяжелым грузом лежала усталость. Я не мог ввязываться в драку сразу после смерти Сулы.
– Если вы решили перебить всех чужеземцев, почему надо начинать с меня? Всего в десяти шагах отсюда город, полный самых разных людей.
Воин, стоявший передо мной, улыбнулся – если Вашни вообще умеют улыбаться. Просто он оскалил зубы, показавшиеся мне слишком белыми на очень темном лице. На языке Пустыни воин говорил легко и быстро.
– Твое время еще придет, Южанин… пока мы оставляем тебе жизнь.
– Очень великодушно, – одобрил я. – Так что вам от меня надо?
– Меч, – коротко ответил он. Позади меня трое одновременно вздохнули.
Аиды, как же они узнали о Самиэле? Я еще никого не убил, никто не видел его магию. Только Дел и я знали о разбитом мече и его почерневшей половине. Вашни, насколько мне было известно, не интересовались никаким оружием, кроме их собственного, с опасным изогнутым клинком и рукоятью из человеческой бедренной кости.
Я медленно покачал головой.
– Меч мой.
Румянец покрыл щеки воина, а черные глаза загорелись.
– Никто, кроме Вашни, не может носить меч Вашни.
Вашни… да, меч Вашни. Тот, что висел в моей перевязи.
Вашни отличаются от остальных племен, они не судят чужаков только по своим законам. Вашни не поедают людей как Ханджи, и не убивают безоружных. Но они умеют провоцировать нападение, считая достойным убить врага в поединке.
Потом они срезают с тела плоть, мускулы, внутренности и раздают части еще влажного скелета своим женщинам на украшения.
Смерть Сулы вывела меня из равновесия настолько, что я готов был выхватить меч и сразиться один против четверых, мне нужно было выместить на ком-то злобу. Я понимал только одно: Вашни не имели права вмешиваться в мою жизнь, хотя бы их толкал на это обычай племени.
После того, как Сула…
Я заставил себя не думать о ней. Я понимал, что протест или даже любое слово Вашни воспримут как оскорбление, а мне не хотелось становиться чьим-то нагрудным украшением.
– Забирай, – ровно сказал я.
Он сделал знак рукой. Я стоял неподвижно. Чьи-то руки прикоснулись к рукояти, зашипел клинок, вес за моей спиной уменьшился – на мне осталась только перевязь.
В черных глазах Вашни промелькнуло презрение.
– Воин Вашни никогда не отдаст свое оружие, – объявил он.
Я скрипнул зубами.
– Мы уже выяснили, что я не воин Вашни. И я не вижу смысла защищать оружие, которое мне одолжили, и тем более умирать за него.
Воин подозрительно нахмурился.
– Одолжили?
– Мой меч сломался. Мне дали этот.
– Вашни никогда не одалживают свое оружие.
– Одалживают, если они мертвы, – бросил я. – Считай, что меч мне одолжили навечно.
Такого ответа воин не ожидал. Вашни привык видеть перед собой трусливых, запуганных людей, готовых сдаться. Я был настроен не так. Воин долго рассматривал меня сквозь сетку дождя, потом взглянул за мою спину на своих соплеменников. Одна его рука задержалась у ножа – было ли оскорбление достаточным, чтобы он мог бросить мне вызов? Или он будет провоцировать меня и дальше?
Глубоко внутри меня рос гнев. Я заставил себя вспомнить, где нахожусь: хиорты племени Вашни стояли рядом, всего в паре шагов; земля размокла от дождя, ноги будут скользить; меча нет; Вашни четверо, я один; город в десяти шагах; вокруг цыплята, собаки, козы…
И вдруг я забыл обо всех оскорблениях.
– Откуда ты приехал?
Воин гордо поднял голову.
– Вашни живут повсюду, – отрезал он. – Весь Юг принадлежит нам.
Я фальшиво улыбнулся.
– Но пока он не совсем вам, может ответишь на вопрос?
Воин задумался.
– Сначала ответишь ты, – объявил он. – Зачем тебе это?
– Вашни, живущие в горах недалеко от Джулы, «приютили» моего знакомого. Мне интересно, может ты знаешь его?
Воин сплюнул в грязь.
– Меня не интересуют чужеземцы.
– Он Северянин, – упрямо продолжал я, – светловолосый, с голубыми глазами… По приказу прежнего танзира Джулы его кастрировали и отрезали ему язык, – я небрежно пожал плечами, чтобы не выдать своего беспокойства
– Вашни умеют пользоваться любым проявлением слабости. – На Севере его звали Джамайл. Сейчас ему шестнадцать.
Черные глаза не моргая оценивающе смотрели на меня.
– Мальчик тебе родственник?
Я мог сказать нет и не соврал бы, но иногда ложь только на пользу, и я ответил:
– У меня кровная связь с его сестрой.
Родня. Такой простой, незамысловатый ключик к секретам Вашни. Он заставит воина действовать вопреки его желанию.
Вашни снова посмотрел поверх моего плеча на остальных. Хотел он того или нет, он должен был сказать мне все, что знал. Вашни свирепое, жестокое племя, но как у всех, и у них есть слабости. Вашни питали глубокое уважение к родственным связям. Они не терпели внебрачных детей или полукровок, но истинные родственные связи или кровные связи брали верх даже над гордостью.
Воин смотрел на меня со злобой.
– Был такой мальчик, – наконец признался он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53