Ее пальто висело на вешалке в кабинете. Я подал его ей, и мы вышли из библиотеки.С визгом колес по мерзлому грунту, я вывел «мустанг» на Норт-стрит. Все десять минут до дома Кэролайн молчала. Мне тоже не о чем было говорить.Когда она вставляла ключи в замок и открывала дверь, я стоял рядом и проник в дом первым, как только дверь открылась и из нее пахнуло запахом пороха.В гостиной был все тот же порядок и сплошной ситец, как и вчера, если не считать, что в центре на домотканном коврике лежал вниз лицом Брет Роджерс. На его хлопчатобумажной фланелевой рубашке чернела загустевшая кровь. Я опустился перед ним на колено и потрогал пульс. Пульса не было. Тело уже начало остывать. Я обернулся к Кэролайн. Она стояла в дверном проеме с опущенными руками и безо всякого выражения на мертвенно-бледном лице. Я чуть сдвинулся, пытаясь прикрыть от нее тело мальчика. Колени ее начали подгибаться, она медленно осела на пол и уже сидя закричала. Я подполз к ней на четвереньках и обнял ее. Тело Кэролайн, твердое и жесткое, напоминало плетеный соломенный стул. Гортанный монотонный звук вылетал как бы из самого нутра. Я бессмысленно водил рукой по ее спине. И молчал. Глава 23 Я проехал восемьдесят миль, разделявшие Уитон и Кембридж, и, когда Сьюзен выходила из кабинета вместе со своим последним пациентом, уже сидел на зеленом кожаном стуле в холле, читал номер «Нью-Йоркера». Увидев меня, она просияла.Ее последним пациентом оказалась крепко сбитая женщина в хлопчатобумажных штанах и с синим рюкзачком за плечами.— До свидания, мисс Льюис, — попрощалась с ней Сьюзен. — Увидимся в четверг.Мисс Льюис кивнула и вышла, не удостоив меня своим вниманием. Закрыв за ней дверь на задвижку, Сьюзен подошла ко мне и уселась на колени.— Вы обратились по верному адресу, мистер Я постараюсь вам помочь.Я улыбнулся. Мы поцеловались.— Диагноз уже поставлен? — спросил я.— Безумие траханья.— Отбросим научные термины. Надежда есть?— Постараемся поддерживать ваше состояние на нынешнем уровне — это лучшее из того, что возможно. Надежд на излечение — никаких.Я прижался щекой к ее груди — от нее пахло дорогими духами — и ощутил биение ее сердца.— У тебя все в порядке? — обеспокоенно спросила Сьюзен.— Не знаю. Надо поесть и поговорить.— Я обещала поужинать с Пэтти Грейф. Встречаемся в «Харвесте». Может, присоединишься к нам? А потом поговорим.— Хорошо.Братл-стрит уже погрузилась в ночную тьму: празднично сияли огромные окна театра «Амери-кен Рэп», матово светили запотевшие глазницы пекаренки, где всегда продавали только что испеченные круассаны. В витринах салона «Крейт энд Баррел» в здании Центра Дизайна мирно уживались разноцветные безделушки и элегантные складные стульчики. Мы свернули во внутренний дворик Центра, где дальний левый угол занимал ресторан.Мы шли молча, держась за руки. Было холодно, Сьюзен подняла рыжий воротник своей серебристой лисьей шубки. Совершенно невероятным образом смесь аромата духов, вид меха и морозный воздух делал Сьюзен еще более очаровательной.В «Харвесте» было шумно и тепло. Бар слева заполнили жаждущие новых встреч и знакомств. Из кабинетика у стены нам замахала рукой сногсшибательная блондинка в широкополой серой фетровой шляпе и пальто в черно-белую клетку, наброшенном на плечи.— Это Пэтти, — сказала Сьюзен.— Вижу.Мы пробрались к ней, и Сьюзен представила нас.— Милый друг? — спросила Пэтти.— Очень обаятелен, не правда ли?— Hunkus Hunky — настоящий, здоровый (разг.).

Americanus, — согласилась Пэтти и, вскинув голову, посмотрела на меня из-под длинных ресниц. — Правда, немного жутковат.— Это из-за стального блеска моих голубых глаз. Тут уж ничего не поделаешь, — пояснил я.Ужин прошел легко и незаметно. Мои дамы дружили между собой давно и легко находили общие темы для разговора, оставляя меня большую часть времени на периферии своего внимания, что меня вполне устраивало.— Столько лет мечтала о встрече с вами, — проговорила Пэтти, беря счет, когда с ужином было покончено. — В честь такого события позвольте заплатить мне.Мы вышли из «Харвеста».— Забирай его, — уже на улице сказала Сьюзен, прижав Пэтти к себе и лукаво глядя на меня. — Счастлива, что наконец-то с ним познакомилась.— Ему тоже было очень приятно, — очаровательно улыбнулся я.— А он гораздо более смирный, чем я предполагала.— Да, он такой, — скосила на меня смеющиеся глаза Сьюзен.Пэтти села в свою машину, а мы с Сьюзен, снова взявшись за руки, медленно направились через Гарвард-сквер. В морозном воздухе наше дыхание повисало облачками тумана. В укромной нише арки на площади какой-то парень что-то пел в микрофон и подыгрывал себе на гитаре. Футляр от гитары лежал раскрытым у него в ногах рядом с динамиком, кто-то уже бросил в него несколько монет.— Ты гораздо более смирный, чем я предполагала, — сказала Сьюзен.— Знаю, поэтому и приехал домой.— А дом для нас — это мы, да?— В Уитоне плохо, — сказал я.Сьюзен молчала.— Там женщина, у которой сначала убили мужа, а через несколько дней и сына.— И всему причиной наркотики?— Возможно. А еще, кажется, и я.— Как это?— А вот так. Суя свой нос в каждую дырку, вынюхивая, расспрашивая, наблюдая, преследуя...— И?— Мужем женщины был шеф полиции.— Роджерс, — сказала Сьюзен. Может, она и теряла ключи каждый месяц, но то, что касалось людей, оставалось в ее памяти навсегда.— Да. Его сын работал на Эстэву, и я сел ему на хвост.На перекрестке Братл-стрит и Массачусетс-авеню все еще работал газетный киоск. Мы свернули на Массачусетс-авеню.— В Мэне он загрузился кокаином, а ты угнал его машину, — продолжила за меня Сьюзен.— Да.— А потом отправился к нему для откровенного разговора.— Да. Он наставил на меня пистолет. Его мать забрала у него оружие, и это оказался кольт сорок первого калибра, того самого калибра, из которого был застрелен его отец.— Ого!— Я спросил парнишку, где он его взял, но тот ни в какую не хотел говорить. Мы нажали на него, и тогда он признался, что пистолет ему дал Эстэва.— Зачем Эстэве это было нужно?— Не знаю, — покачал я головой. — Пистолет и четыре патрона из него я отдал в полицию штата, попросив провести баллистическую экспертизу, но не сказал, где его взял.— Они согласились?— Были вынуждены, — ответил я. — А потом до меня дошло, что Брет — это все, что я имею против Эстэвы. Единственная зацепка. И если Эстэва узнает, что Брет рассказал о пистолете...— Зачем Брету рассказывать ему об этом?— Паренек был туповат. И привязан к Эстэве. Если я испугал его, он не мог не пойти к Эстэве и все рассказать, а я об этом не подумал.— Ты отправился разыскивать его и нашел уже мертвым.Мы остановились на углу Черч-стрит.— Со мной была его мать.Мы повернули и пошли по Черч-стрит, плечом к плечу, ладошка Сьюзен лежала в моей. Было уже достаточно поздно, и жизнь на холодной и ярко залитой светом фонарей улочке почти замерла.— Она кричала до тех пор, пока не охрипла. Потом приехала полиция, «скорая помощь», и мы отправили ее в больницу. Там ей сделали укол, и она отключилась.— Какой ужас ты перенес. — Сьюзен прижалась ко мне.— Она, — сказал я.— Да. Но я люблю не ее.— Если бы я не влез в это дело, мальчик был бы жив и, может быть, его отец тоже. И Кэролайн не накачали бы в больнице успокоительными.Мы остановились напротив магазина швейцарских часов на Черч-стрит.— Ты все прекрасно понимаешь, — сказала Сьюзен.— Что понимаю?— Ты знаешь, невозможно все предусмотреть, предугадать, немыслимо требовать этого от себя. Ты делаешь все, что можешь, и настолько хорошо, насколько можешь, и умеешь мириться с последствиями.Я пожал плечами и посмотрел на бутербродную на противоположной стороне улицы.— Ты знаешь это. Ты знаешь, что иногда ты ошибаешься. Что иногда тебя подстерегает неудача. Что иногда случаются провалы. Так на любой работе. В твоей работе ставки очень высоки. В ней ты сталкиваешься с убийством людей.— И иногда сам их убиваю.— А иногда спасаешь. — Сьюзен повернулась я встала передо мной, взяв меня за руки.— Немного похоже на то, чем занимаешься ты.— Немного, — согласилась Сьюзен.— Я накликал смерть на этого мальчика.— Нет, — сказала Сьюзен. — Он сам ее на себя накликал.— Мне следовало догадаться, что он пойдет и расскажет все Эстэве.Сьюзен стояла вплотную ко мне, и наши тела касались друг друга от самых колен и до груди.— Вероятно, — проговорила она. — Вероятно, тебе следовало догадаться. Ты совершил ошибку, А их впереди еще немало. Но ты ошибаешься гораздо реже, чем большинство из тех, кого я знаю. Причем ради добра.— Цена этой ошибки — смерть.— Твоя работа связана со смертью, а потому и ошибки тоже.— Да, — усмехнулся я с горечью.— Да, — мотнула головой Сьюзен. — И именно то, что в твоей работе есть фактор риска, есть фактор смерти, заставляет тебя ею заниматься. Если бы не это, она бы тебе наскучила.— Мне совсем не нравится смотреть, как умирают люди.— И потому тебе удается некоторых спасти.Я промолчал.— Это ты мне как-то сказал...— Что?— Смерть порождает красоту.— Я не думал, что ты слышала, — сказал я. Высвободив руки, я обнял Сьюзен и прижал к себе крепко-крепко. Мы застыли в этой холодной ночи на пустынной улочке под ярким светом фонарей. Глава 24 Сидя на диване в гостиной Сьюзен и закинув ноги на кофейный столик, мы пили горячий шоколад. В камине горел огонь.— Ты разговаривал с Хоуком? — спросила Сьюзен.— Еще нет.— Когда поговоришь?— Скоро.Сьюзен повернула голову и посмотрела на меня.— Такой упрямый?— И сексуально возбуждающий.— Иногда, — без улыбки сказала Сьюзен. — Ты решил во что бы то ни стало пройти через все один, чтобы доказать себе, что можешь это сделать?— Нет. Я собираюсь попросить твоей помощи.Сьюзен удивленно вскинула брови.— Твоя помощь нужна Кэролайн Роджерс. И есть еще две женщины, замешанные в этом деле. Чтоб разобраться с ними, мне тоже нужна твоя помощь.— Ты хочешь, чтобы я отменила прием и укатила с тобой в Уитон?— Схватываешь налету.— Здесь люди тоже нуждаются в помощи.— Не сомневаюсь, — сказал я.Мы помолчали, занявшись шоколадом.— Кто эти другие женщины? — спросила Сьюзен.— Хуанита Олмо — социальный работник. Она знала Эрика Вальдеса.— Того журналиста, с убийства которого все и началось?— Да. Она сказала мне, что у Эмми Эстэвы была с Вальдесом любовная интрижка.— Хуанита Олмо и Эмми Эстэва — те две женщины?— Да. Хуаниту от Колумбии отделяет уже, наверное, поколение, Эмми гораздо меньше.— И что у тебя с ними за проблема?— Одно с другим как-то не состыковывается. Хуанита говорит, что Эмми спала с Эриком, чего было достаточно для Фелипе Эстэвы, чтобы убить и кастрировать Вальдеса. В таком случае утверждение Роджерса оказалось бы верным. Но Хуанита уверяет, что Эстэва не стал бы этого делать и не делал, что Вальдеса убил Роджерс — по мерзости своей натуры. Еще она говорит, что Эстэва — колумбийский Горацио Алджер Горацио Алджер (1834 — 1899) — американский писатель.

и что он побил нас в нашем капиталистическом состязании, точнее, меня в моем — у нее прозвучало именно так.Сьюзен улыбнулась.— Еще она говорит, что Эмми, то бишь миссис Алджер, — его слабость. Блудница, потаскушка, шлюха и так далее.— Может, она сама неравнодушна к Эстэве? — предположила Сьюзен.— Более чем вероятно, сказал бы я.— Мы, психотерапевты, предпочитаем сдержанность и осторожность и потому дальше терминов «логично» и «возможно» стараемся не заходить.— Да, я заметил. Но если она сходит с ума по Эстэве, зачем рассказала мне об Эмми и Вальдесе? Ведь тем самым она навлекла подозрения на предмет своего обожания. Насколько это логично?— Люди не всегда последовательны.— Как здорово иметь дело с профессионалом! — согласился я. — Когда я спросил ее, не спала ли она с Вальдесом, она скрылась от меня в женском туалете. Видела бы ты ее лицо в тот момент!— Ты решил, что она ревновала Вальдеса к Эмми?— Да. А может и к Эстэве тоже.— Как здорово иметь дело с профессионалами!— И она ненавидит Роджерса, — добавил я.— Почему? Он действительно был мерзким типом?— Мне показалось, что да. Может, так оно и есть. Но Кэролайн производит впечатление серьезной и порядочной женщины, а она любила его.Сьюзен пожала плечами:— Может быть, у нее сверхромантическое представление о любви.— Порядочные люди, так уж случается, влюбляются в непорядочных — ты это хотела сказать?— Да.Мы замолчали. Одна рука у меня была занята чашкой с шоколадом, другой я ласково погладил Сьюзен по шее.— Ты права.Сьюзен о чем-то задумалась.— Может, она ненавидела его потому, что он этого заслуживал, но, может быть, была и другая причина. Было бы интересно это выяснить. — Сьюзен опять ненадолго погрузилась в себя. — Как ты думаешь, чем я смогла бы помочь Кэролайн Роджерс?— Не знаю. Два таких удара судьбы едва ли отразятся на ней положительно. Я не хочу бросать ее горю на растерзание.— Может, ей захочется справиться самой, без помощи других?Я пожал плечами.— Я бы хотел, чтобы ты была рядом, чтобы я смог советоваться с тобой и по поводу Кэролайн и по поводу Эмми с Хуанитой...— И?..— И чтобы мне не так страдать от своего синдрома сексуальной озабоченности или как ты там меня в прошлый раз обозвала?— Обострение связано с вашим пребыванием в далеком Уитоне?— Может быть.Сьюзен допила свой шоколад.— Ладно. — Она решительно кивнула. — Давай заключим сделку. Я попытаюсь утрясти проблему с приемом пациентов — на это потребуется один-два дня — и приеду к тебе.— Ах!— А ты выполнишь два моих условия. Первое: мы никогда не будем завтракать, обедать и ужинать в ресторане мотеля.Это было выполнить несложно, и я с готовностью согласился.— Второе: завтра ты звонишь Хоуку и просишь его приехать к тебе на помощь.— А если он откажется?— Я позвоню ему сама.— Договорились, — с воодушевлением согласился я. — Нет, как все же здорово иметь дело с профессионалом!Сьюзен повернулась ко мне, приблизила свои губы к моим и, касаясь их легонько, сказала:— Ты еще не видел меня в работе, дорогуша. Глава 25 На следующий день, без двадцати час, я снова появился в мотеле «Резервуар-Корт». Меня дожидалась записка с просьбой позвонить Брайену Лундквисту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19