– Да, милая. – Он поднял голову и улыбнулся ей, глядя сверху вниз. – Так и есть. Значит, ты пообедаешь со мной вечером в пятницу?
Она только рассмеялась от этой непробиваемой чисто мужской самоуверенности и с силой оттолкнула его.
– Убирайся, Слоан. Повторяю, у меня нет времени на игры.
Он позволил ей оттолкнуть себя, но затем, вертя шляпу в руках, тихо сказал:
– Никаких игр, Шелли. Давай начнем все сначала. Оставим все наши недоразумения в прошлом и посмотрим, что выйдет на этот раз. Мы больше не дети. Мы взрослые и не можем поступать опрометчиво.
Она слабо улыбнулась, но покачала головой.
– Я не в силах забыть прошлое. Как ты мне лгал, встречался с другой женщиной и говорил ей, что любишь… а мне твердил то же самое. – Ее улыбка погасла. – Я вечно буду сомневаться, не вводишь ли ты меня в заблуждение снова.
У него дернулась щека и потемнели глаза.
– Черт возьми, я никогда тебя не обманывал! Я любил тебя, и это правда. А то, что произошло с Нэнси, было…
– Что же это было? – поинтересовалась она, когда Слоан замолчал. – Мираж? Сон, который мне приснился? Игра моего воображения?
– Нет. Ты действительно видела все это и хорошо расслышала то, что я сказал, но это была подстава, – требовательно настаивал он, еле сдерживая гнев. – Предположим, что Нэнси и Джош сговорились и сочинили ту пьеску… в которой мне отводилась роль главного героя, а тебе – потрясенной аудитории… Только ни ты, ни я не знали, что пьеса была написана специально, чтобы разъединить нас.
Ей стало противно. Отвернувшись, она холодно произнесла:
– Знаешь, я больше уважала бы тебя, если бы ты честно признал правду, а не старался переложить свою вину на других.
Слоан потянулся к карману рубашки и снова вспомнил что больше не курит. Выругавшись себе под нос, он промолвил:
– Я их не виню… каждый из них преследовал свои цели… Нэнси никогда не скрывала, что хочет выйти за меня замуж, а Джош, несмотря на то что тебе наговорил, скорее готов был увидеть тебя в чертовом монастыре, чем замужем за мной. Должен признать, что они великолепно все проделали. Мы оба попались в их ловушку, как дети… а все это было фальшью… хорошо разыгранной сценой, в которой Нэнси нажимала на нужные кнопки, чтобы заставить меня произнести именно те слова, которые должны были убедить тебя, что я лжец, лицемер и двурушник. – Он горько рассмеялся. – И ты купилась… целиком и полностью, как Джош и предполагал. Но чтобы не рисковать, он тут же увез тебя из штата, подальше от меня. Мне не дано было ни малейшего шанса рассказать тебе свою версию той истории. Тебе не пришло в голову, что я пытался сбить Нэнси со следа? Она могла быть очень злобной и мстительной, когда не получалось, как она хотела. И она была старше тебя и гораздо изощренней… Если бы она хоть на секунду подумала, что ты владеешь тем, чего она хочет, она превратила бы твою жизнь в ад тысячью способов… А я не хотел, чтобы это произошло.
Что-то в его голосе заставило Шелли внимательно вглядеться в его лицо. Оно выражало горечь. Золотистые глаза смотрели холодно и мрачно. «Он верит в то, что говорит». Его глаза и выражение лица потрясли Шелли. Неужели она не так истолковала события того вечера? То, что видела и слышала? Она так долго верила в обратное, что сейчас с трудом могла воспринять иную точку зрения. Но… она не могла считать его оценку характера Нэнси ошибочной. Если бы Нэнси хоть на секунду поверила, даже только заподозрила, что Слоан не очарован ею, не находится в ее власти, она бы набросилась на соперницу с когтями и клыками. Шелли нервно сглотнула. Сейчас слова и поступки Нэнси только раздосадовали бы ее, но тогда восемнадцатилетнюю Шелли они бы глубоко ранили… Неуверенная в себе, Шелли была крайне уязвимой. В то время иметь врагом Нэнси было смертельно опасно. Та была старше, хваткой, опытной и жестокой, не говоря уж о том, что несравненно более эгоистичной и знающей тысячу способов унизить и растоптать соперницу, ее веру в себя и в то, что Слоан любит ее, а не Нэнси. А Слоан… В одном Шелли никогда не сомневалась: в том, что он всегда будет защищать свое и своих… Так что его объяснение имело для нее смысл. Сердце Шелли болезненно сжалось. Отчаяние захлестнуло ее. Нет, Джош не стал бы так с ней поступать… Но тут ее мысли замерли… оцепенели. Она вспомнила, что Джош наделал уйму вещей, которые еще недавно показались бы ей невозможными, невероятными… Вероятно, в словах Слоана было какое-то зернышко правды. Ей так хотелось поверить ему, но это означало бы, что Джош… Господи Боже! Какое-то безумие! Зачем только она его выслушала? Холодная логика могла отвергать все, что он говорил, но ее сердце… Ах, у сердца Шелли были своя воля и свой разум.
Она опустила взгляд на его пыльные сапоги.
– Куда мы пойдем? – тихо осведомилась она, пугаясь, как легко произнесла эти слова.
Слоан втянул в себя воздух. Сердце его билось тяжкими, мучительными ударами.
– В Укайе есть парочка ресторанов, – произнес он, радуясь, что голос его звучит ровно и спокойно, – не первоклассных, но хороших.
Она рискнула поднять на него глаза и улыбнулась почти застенчиво.
– Ладно. В котором часу?
– Ну, дорога займет часа полтора. Как ты посмотришь, если я заеду за тобой около половины шестого?
– Ладно. Значит, в пять тридцать в пятницу.
Потрясенно улыбаясь, Слоан удалился. У него было ощущение, что он плывет по воздуху, настолько он не мог поверить в свою удачу. Шелли согласилась на свидание с ним!
Не подозревая, что у нее на лице сияет точно такая же улыбка, Шелли наблюдала за его отъездом. Нет, она сошла с ума. Слоан, наверное, самый большой лжец, которого она когда-либо встречала. Если она осмелится поверить хоть единому его слову, ей придется признать, что ее брат, человек, которого она всю жизнь любила, уважала, которому всегда верила, лгал ей, обманул ее самым жестоким образом. Ей не хотелось даже думать об этом. Лучше уж не анализировать слишком глубоко, что произошло тем вечером семнадцать лет назад. «Вероятно, Слоан просто дурит мне голову. Но Боже мой, как же я жду этой пятницы!»
Остаток дня Шелли провела наверху в своей студии, рисуя. За все время пребывания в Дубовой долине она была слишком занята, так что живопись оказалась заброшенной. Тем не менее создание туманных, нереальных пейзажей всегда ее успокаивало. И сегодня, стоя перед чистым холстом, она с облегчением обнаружила, что прикосновение кисти к нему вытесняет все остальное из ее головы, за исключением постепенно обретающего форму ее творения. Она писала весь остаток дня, решив, что завтра обязательно позвонит в галерею в Сан-Франциско, которую ей посоветовала ее новоорлеанский агент, мадам Фурнье. Шелли вздохнула. Наверное, придется туда съездить: ей нужно будет представиться и показать несколько работ. Конечно, рекомендательное письмо от мадам Фурнье поможет, как и копии статей художественных критиков с упоминаниями о ней. Она поморщилась. Впрочем, скорее всего придет на выручку список ее проданных картин. Она напомнила себе, что достаточно хорошо известна в некоторых кругах.
Сумерки уже сгустились, когда она вымыла кисти и почувствовала, что достаточно расслабилась, чтобы сойти вниз. Шелли взяла банан и, на ходу очищая его, направилась в коровник.
Там она застала Ника, который скидывал сено с сеновала поближе к коровам. Она окликнула его и полезла к нему наверх. Он только что бросил вниз последний тюк сена, и Шелли поблагодарила его, сказав, что собиралась заняться именно этим.
Ник ухмыльнулся и, усевшись на сено напротив кормушки, похлопал по нему, приглашая Шелли присесть рядом.
– Иди сюда. По-моему, это самое приятное время дня.
– А как же насчет твоего стада? Разве тебе не нужно спешить домой, чтобы позаботиться о нем?
– Мои сейчас на пастбище, – покачал головой Ник. – Через несколько недель и твоих надо будет отправить на вольный выпас.
Шелли уселась рядом с ним, и они залюбовались коровами. Сумерки переходили из серых в лиловые. Коровы толкались и бодали друг друга, жадно стремясь ухватить душистого сена. Некоторые тихо мычали, словно переговариваясь, и эти мирные звуки странно успокаивали душу. Минуты шли, и каждая корова нашла свое место у ясель, вороша носом сено в поисках наиболее вкусной травы. Тихие шорохи удовлетворенно жующих коров ласкали слух.
Шелли посмотрела на Ника и улыбнулась:
– Правда, замечательно? Эти звуки. Чувствуешь связь с прошлым.
– Как я и говорил, лучшее время дня, – кивнул он. – Есть в этом их ворошении сена, жевании, мычании что-то… ну, не знаю что. Оно греет мне душу. Мне становится радостно, что я скотовод… или пытаюсь им быть.
– Мне тоже, – усмехнулась Шелли. – Конечно, ты был скотоводом дольше, чем я.
Они тихо беседовали, наслаждаясь сгущающимися сумерками. Несмотря на то что Ник, казалось, был так же беспечен и весел, как всегда, Шелли ощущала сегодня в нем скрытую грусть и уныние. И, продолжая наблюдать за серыми тенями коров внизу, она мягко спросила:
– Тебя сегодня очень это расстроило? Когда мы говорили о семействах? О Грейнджерах?
– Да, – отозвался Ник, продолжая смотреть на коров. – Расстроило. Трудно говорить о них как о посторонних… Что-то начинает меня переполнять, и я готов встать и крикнуть: «Поглядите на меня. Я тоже Грейнджер!» – В темноте его зубы блеснули в насмешливой ухмылке. – Глупо, конечно. Мне нужно радоваться тому, что я Ник Риос. Так повторяет Ракель, но она-то не сомневается, что Риос был ее отцом. А у меня просто его имя. И знаешь, что странно: я не хочу быть Ником Грейнджером. Я просто хочу… – Он опустил голову. – Мне надо, чтобы люди знали, кто я на самом деле. Я не желаю, чтобы это оставалось грязным секретиком. И больше всего мне нужно знать правду. Мама просто игнорирует меня, когда я пытаюсь добиться от нее ответа.
Шелли ощущала его боль всем сердцем. Он многим напоминал ей того Джоша, которого, как ей казалось, она знала. Она не сомневалась, что он сын Джоша. Она чувствовала, что он ей ближе всех в этом мире. Между ними существовали связь и доверие, которые она не могла объяснить даже себе самой. Что-то в этом шло от общего детства, но не все… Остальное… нет, этому не было объяснений. Они понимали друг друга. И разделяли одну мечту – о Скотоводческой компании Грейнджеров. Но у Ника было еще одно заветное желание, которое она обязана каким-то образом помочь ему осуществить.
Шелли сжала его плечо. Он посмотрел на нее. Лицо ее было едва различимым в наступившей темноте.
– Я не знаю, как доказать правду, но обещаю тебе, – с яростной решимостью произнесла она, – мы это сделаем. Чего бы это ни стоило.
Глава 15
В среду Шелли поехала в городок, чтобы забрать Эм-Джей и отправиться с ней на ленч в «Голубой гусь». Ленч получался довольно поздний, в два часа пополудни, но это было единственное время, когда Эм-Джей могла сбежать от забот по магазину.
Эм-Джей поджидала ее у главного входа. Завидев машину Шелли, она побежала к ней и, поспешно забравшись в «бронко», сказала:
– Давай, жми… пока не заметили, что я сбежала, и, покачав головой, прибавила: – Господи, если бы мне рассказали, как тяжко вести свое дело, а тем более продовольственный магазин, я бы с воплями убежала в горы.
– Лгунья, – засмеялась Шелли. – Сколько я тебя помню, руководить магазином было твоей самой заветной мечтой. Эм-Джей скорчила ей рожицу.
– Что лишь учит меня быть осторожнее в своих мечтах. Но ты права, я всегда этого хотела. Просто иногда…
– Иногда все становится непросто?
Эм-Джей кивнула.
– О стольких вещах нужно думать одновременно, столько всего предусматривать. Никто не хочет работать… и положение усугубляет то, что в долине находится резервация, половина жителей которой живут на государственное пособие. Когда же мне удается найти кого-то, они никогда долго не задерживаются. Только наймешь людей и обучишь настолько, чтобы они знали, что делать, как, – бах! Они уходят: или у них ребенок рождается, или они женятся, или просто уезжают. Куча причин, по которым все труды, которые ты вкладывала в них шесть – восемь месяцев, уходят впустую. Если бы я могла найти и удержать надежных людей, у меня не болела бы вечно голова.
– А какую зарплату ты им кладешь? Знаешь, просто поразительно, какими преданными могут сделать служащих хорошие деньги.
«Голубой гусь» находился всего в двух кварталах от магазина Магуайра, так что, когда Эм-Джей после паузы мрачно посмотрела на подругу, Шелли уже сворачивала на парковку возле ресторана.
– Решила поиздеваться? Все знают, что Магуайр платит минимальное жалованье… Не может себе позволить выплачивать больше.
– Что ж, это понятно и справедливо в отношении начинающих и неопытных служащих. Но вот о чем тебе следует подумать, это о зарплате опытным работникам. Плати им достаточно, и, возможно, они не станут торопиться уходить.
– Знаю. И не могу спорить с тем, что ты сказала, – пробормотала Эм-Джей, когда Шелли распахнула дверцу «бронко» и приготовилась вылезать из него. – Это все дедушка… он все еще держит руку на пульсе и каждый раз, когда я пытаюсь ему объяснить, что увеличить зарплату опытным работникам – это хороший деловой подход и в дальнейшем сбережет нам деньги, у него начинается чуть ли не сердечный приступ. Когда он узнал, что я плачу Тому и Дебби Смит, которые целую жизнь проработали в магазине, жалованье, соизмеримое с тем, что они могли бы получать в Уиллитсе, я думала, что у деда кишки лопнут… Или он умрет на моих глазах от апоплексического удара. В вопросах зарплаты служащим он застрял где-то на уровне 50-х, и я не могу заставить его понять: чтобы получить что-то, нужно немного отдать.
Шелли бросила ей сочувственный взгляд поверх крыши «бронко».
– Все непросто. Правда?
– По крайней мере в этой жизни.
Шелли еще не успела попробовать прелести «Голубого гуся» и с нетерпением ожидала ленча. За время ее отсутствия в долине небольшое квадратное здание сильно обновилось. Семнадцать лет назад это была руина на грани полного разрушения, с протекающей крышей, заколоченными окнами, облупившимися стенами и полуобвалившимися каменными наличниками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49