Мария была одета в новое зелено-коричневое платье, волосы расчесаны на прямой пробор и забраны в низкий пучок, который она украсила ниткой жемчуга.
— Я вижу, ты нашла драгоценности, значит, не теряла времени даром, — зло сказал он', рассматривая украшение.
В его голосе слышалось возмущение, как будто она сделала что-то непозволительное. Глаза Марии потемнели от негодования, и, с трудом сдерживая себя, она резко сказала:
— Но ты же сам приказал мне быть прилично одетой!
— И ты так чудесно выглядишь в этом наряде, моя маленькая голубка, — прозвучал невозмутимый голос Зевса. — Почему я, слепец, выбрал Пилар?
Сжав кулаки, Габриэль гневно обернулся, готовый сорваться, но Зевс уже обнимал Пилар, приговаривая:
— Дорогая, я же пошутил. Для меня не существует никого, кроме тебя. Ну иди ко мне и увидишь, как я соскучился.
. Ужин прошел гораздо веселее, чем завтрак. Зевс и Пилар весь вечер болтали за столом, развлекая грустную Марию и хмурого Габриэля. Но чем ближе был конец застолья, тем напряженнее становилась Мария. Неужели ей предстоит еще одна такая же ночь?
У Габриэля и в мыслях не было обижать ее. Наоборот, увидев маленькую фигурку, стоящую посреди огромной спальни, и взглянув в испуганное лицо Марии, он почувствовал сострадание, желание утешить и успокоить ее. Он хотел коснуться ее, но Мария, неверно поняв его, отскочила в сторону.
— Я не обижу тебя, я даже не дотронусь до тебя, если ты этого не захочешь, — сказал он, устало опустив руки.
— С каких это пор, сеньор, вы интересуетесь желаниями ваших смиренных слуг? — сказала Мария с вызовом, чувствуя, что снова подпадает под его обаяние.
— Спасибо за напоминание.., о разнице наших положений, — презрительно произнес Габриэль. Все его дружелюбие вмиг исчезло; повернувшись к ней спиной, он решительно подошел к кровати и, схватив подушку и одеяло, швырнул их на пол к ее ногам. — Раз ты моя служанка — спи на полу, черт с тобой!
Глава 9
Мария чуть было не швырнула подушку и одеяло обратно, но, вовремя спохватившись, молча подобрала их и направилась в дальний угол комнаты. Она может поспать и на полу, но не как верный пес у ног своего хозяина.
Габриэль долго не мог уснуть. Он лежал в темноте и думал о Марии. Мысли эти будоражили душу, и ему казалось, что он не в силах что-либо изменить в их непростых отношениях. Многолетняя вражда, принесшая много горя обеим семьям, стояла между ними.
Мария чувствовала себя не лучше и, долго ворочаясь на жестком полу в поисках более удобного положения, думала о постигшей ее печальной участи. С момента их последней ссоры прошло уже достаточно времени, но чувство обиды не покидало обоих. Даже воздух вокруг них, казалось, был пронизан враждебностью, злобой, ненавистью. Не столько из-за гордости, сколько из-за упрямства никто не желал сдаваться первым.
По приказу Габриэля Мария весь день занималась домашними делами, приводя в порядок комнаты и его вещи: чинила одежду, чистила сапоги, стирала белье. Это было нелегкой задачей. Казалось, он специально, чтобы доставить ей как можно больше хлопот, приводил все в беспорядок, пачкал и разбрасывал вещи, и при виде сосредоточенно нахмуренного лица Марии в его глазах появлялось насмешливое выражение. Ей было нестерпимо больно, но, стиснув от негодования зубы и ругаясь про себя словами, которые еще две недели назад привели бы ее в крайнее смущение, Мария молча отворачивалась.
Габриэль теперь мало бывал дома. С утра до ночи они с Зевсом наблюдали за сбором дани и руководили ее погрузкой на корабли пиратского флота Гарри Моргана, стоявшие в гавани. Судя по поспешности, с которой заполнялись трюмы, было ясно, что пираты не намерены долго оставаться в Пуэрто-Белло, и вскоре покинут многострадальный город.
С одной стороны, Мария была бы несказанно рада, если бы головорезы Гарри Моргана наконец-то убрались из города, но мысль о разлуке с Габриэлем Ланкастером приводила ее в уныние. Она с волнением думала и о том, что, может быть, придется поехать с ним на Ямайку, и испытывала страх перед тем, что ждало ее впереди, — это было понятно, но чувство облегчения, которое не покидало ее с тех пор, как она впервые подумала об отъезде, смущало Марию. Что ждет ее там, на Ямайке? Она приедет туда как невольница английского пирата и попадет в чуждый ей мир, в круг совершенно незнакомых людей. Каково ей будет там? Она даже не знает толком языка, и только благодаря общению с Каролиной и Пилар с трудом может объясниться на нем. Она подумала о Каролине, и впервые по-настоящему поняла, как страшно, должно быть, было бедной девушке, когда она впервые попала на Эспаньолу. А теперь и ее ждет та же судьба, что выпала на долю сестры Габриэля.
Если не считать той ужасной ночи, Мария не могла пожаловаться на плохое обращение. Слушая, как слуги шепотом рассказывают друг другу о зверствах, творимых пиратами в городе, и об ужасном состоянии, в котором находится Пуэрто-Белло, она думала о том, как ей повезло, — она должна благодарить Бога, что попала в руки к Габриэлю Ланкастеру, а не к кому-то другому. Марию всю передернуло, когда она вспомнила похотливое лицо дю Буа. Судьба была благосклонна к ней с Пилар. В то время как город сотрясали все новые и новые вспышки жестокости и насилия, они жили в довольстве и роскоши, к ним относились с неслыханным терпением и великодушием. Запертые в четырех стенах, они не знали, что творилось в городе: не представляли масштабов грабежей и убийств, не ведали участи, постигшей многих женщин, которым ради собственного спасения приходилось отдаваться грязным разбойникам, не знали, что такое орудия пыток, с помощью которых в подвалах священной инквизиции пираты пытали испанских пленников, вырывая из замученных до полусмерти людей сведения о припрятанных богатствах. Их дом не был разорен бандой диких корсаров, и они не валялись в ногах у дикарей и варваров, вымаливая пощаду своим близким. Пока им суждено было только слушать наводившие ужас рассказы. Но исключительность их положения как раз и внушала Марии чувство вины.
Отношения Марии и Габриэля с каждым днем становились все напряженнее. Даже Зевс и Пилар предпочитали как можно меньше времени проводить в их обществе. Несмотря на то что Мария многим была обязана Габриэлю, она не могла укротить свой буйный темперамент и сознательно злила его, выводя из терпения и порой доводя до такого состояния, что он готов был ударить ее. Она не понимала, зачем ей это было нужно, но чувствовала, что больше так продолжаться не может. Она устала от непрестанной внутренней борьбы, которая терзала ее и днем и ночью. Время от времени, теряя над собой контроль, она смотрела на Габриэля другими глазами, но, спохватившись, снова начинала ругать себя, повторяя, что он грязный пират, заклятый враг семьи и государства, а с некоторых пор и ее личный враг.
Мария постоянно возвращалась к мысли о побеге, но в городе ей было не на что надеяться и неоткуда ждать помощи. Если бы она смогла добраться до Панама-сити, это был бы ее единственный шанс. Но между Панама-сити и Пуэрто-Белло лежали многие километры непроходимых джунглей, кишащих ядовитыми змеями; она легко могла стать добычей кровожадных хищников или столкнуться с враждебно настроенными индейцами, что тоже не сулило ничего хорошего. Мария старалась гнать прочь эти мысли, но каждую ночь они приходили к ней снова и снова. Она презирала себя за эти глупые мечтания, но еще больше за то горькое чувство потери и одиночества, которое посещало ее, когда она представляла свою жизнь без Габриэля Ланкастера.
Не меньшая борьба происходила и в душе Габриэля. Мария была его пленницей, рабыней, а он не мог заставить себя обращаться с ней так, как поклялся себе однажды, — с презрением и жестокостью. Вместо того чтобы одеть ее в лохмотья и, заковав в кандалы, заставить выполнять тяжелую работу, чтобы она почитала за счастье только прикоснуться к одежде хозяина, не говоря о том, чтобы делить с ним ложе, вместо этого он одел ее в дорогие наряды, защищал, заботился о ней и уже столько дней не позволял себе даже дотронуться до нее. Должно быть, Мария околдовала его, если, лежа ночами без сна и мечтая о ней, он боялся притронуться к ней, не желая повторения последней ночи.
Так не могло продолжаться долго. Кипящая в Габриэле злость и саднящее чувство обиды, не дававшее покоя Марии, должны были найти выход. И вот в одно прекрасное утро произошло событие, немало удивившее их обоих.
Проснувшись на рассвете, когда нежные краски зари еще только начинали окрашивать горизонт, Габриэль взглянул в угол, где спала Мария. Ночь была душной, и, ворочаясь во сне, она сбросила с себя легкое одеяло; слишком большая сорочка сползла с плеча, оголив грудь. Как зачарованный Габриэль смотрел на Марию, и сладкое, как мед, пьянящее, как вино, желание забурлило в нем. Первые лучи солнца золотили ее нежную кожу, темные ресницы казались еще темнее, а чувственная линия рта еще соблазнительнее. Забыв обо всем, Габриэль соскользнул с постели, но, сделав пару шагов, остановился. Он, должно быть, сошел с ума. Снова пережить то, что произошло между ними в последний раз, и опять мучиться угрызениями совести? Нет, это было выше его сил. Но разве она не его невольница? И он как хозяин не имеет права обладать ею, когда ему угодно? Разве не давал он клятвы, что, попади Мария в его руки, он отомстит всем Дельгато за горе, причиненное ему и его близким? И если на все эти вопросы можно ответить положительно, то почему он проводит ночи в одиночестве? Разозлившись на свою нерешительность и слабохарактерность, Габриэль решил положить конец этой неопределенности. Сегодня она будет принадлежать ему, нравится ей это или нет.
Принятое решение не улучшило его настроения; подняв с пола туфлю с серебряной пряжкой, Габриэль прицелился и швырнул ее в Марию. Он был меткий стрелок, и туфля с глухим стуком упала в пяти сантиметрах от головы спящей девушки. Она вздрогнула, сердце ее забилось так сильно, что, казалось, готово было выскочить из груди, и широко раскрытыми от испуга глазами посмотрела на Габриэля.
Возможно, она бы не испугалась так сильно, если бы не ночной кошмар — она опять видела во сне кровавый поединок между Габриэлем и Диего, который сопровождался звуками канонады, и стук упавшей туфли прозвучал над ее ухом, как пушечный выстрел. Увидев насмерть перепуганную Марию, Габриэль почувствовал, как предательски сжалось сердце. Но он дал себе слово и должен его держать.
— Хорошо обученный раб не спит дольше своею господина. И если тебе не хочется попробовать кнут, немедленно вставай и отправляйся на кухню. Мне нужна вода для умывания.
Спросонья Мария не сразу сообразила, что происходит, но через пару секунд, придя в себя и услышав тон, которым он отдавал приказание, возмутилась. Черт возьми! Подумать только, еще несколько минут назад, во сне, она переживала за его жизнь! С трудом подавив желание ответить дерзостью, Мария вскочила и оделась. Она со злостью посмотрела на Габриэля и, увидев свежий шрам, уродовавший его красивое лицо, испытала чувство удовлетворения. “Жаль, что не удалось вонзить нож в его черное сердце”, — думала Мария, направляясь на кухню.
Злая и невыспавшаяся, она увидела только что принесенные ведра холодной воды, и в ее голове родилась шальная мысль. Не думая о последствиях, она схватила одно из ведер и поспешила из кухни, но голос повара остановил ее.
— О сеньорита! Вы взяли не то ведро! Эго холодная вода. Я уже согрел воду для хозяина и сейчас принесу.
— Очень холодная, вы говорите? — Мария ласково улыбнулась ему.
— Да! Ее только что зачерпнули из очень глубокого колодца.
— Тогда это как раз то, что нужно. — Она задорно улыбнулась и покинула кухню.
Не думая, что Мария так быстро вернется, Габриэль задремал в ожидании воды. Сквозь дремоту он услышал ее шаги, и ему показалось странным, что она направилась к кровати, а не в смежную комнату, куда обычно относила воду. Он открыл глаза, но было уже поздно.
Со словами “ваша вода, хозяин” она вылила ему на голову ведро холодной воды.
В первый момент от ледяного душа у Габриэля перехватило дыхание, он не ожидал такой дерзости от Марии. Придя в себя, он сел на кровати и затряс мокрой головой, как пес после купания, рассыпая вокруг себя тысячи брызг.
Мария поняла чудовищность своего поступка, но ей было безразлично: что бы он с ней не сделал, она ни о чем не жалела и, забавляясь нелепым видом Габриэля Ланкастера, прикрыла рукой рот, пытаясь подавить истерический смех, готовый сорваться с губ в любую минуту.
Габриэль вскочил с кровати в чем мать родила.
— Зачем ты это сделала, маленькая дрянь? — прохрипел он. — Погоди, я доберусь до тебя, и ты еще проклянешь тот день, когда мы встретились.
Но Мария, казалось, ничего не слышала, она не могла оторвать глаз от его тела: она даже не представляла, что мужчина может быть настолько красив, все в нем восхищало ее. И вдруг ей стало очень стыдно, оттого что она стоит и рассматривает обнаженного мужчину. Она подняла глаза, и их взгляды встретились. То, что она увидела, потрясло ее — столько тоски, отчаяния и желания было в этом взгляде, что она не выдержала и шагнула ему навстречу. Сильные руки подхватили Марию, и его рот жадно прильнул к ее губам. Весь груз мучивших ее предрассудков, заставлявших в одиночку сражаться за честь бесчисленных поколений Дельгато, моментально растворился в нахлынувшем на нее восторге, и она в исступлении погрузилась в мир ожидавших ее наслаждений.
Они вздрогнули от испуга, когда дверь неожиданно с шумом распахнулась. Глаза Габриэля метнули молнии, и он в ярости повернулся, чтобы наказать виновного, но, увидев стоящего на пороге Зевса, с тревогой спросил:
— В чем дело? Что случилось? Испанцы? Нисколько не смутившись при виде сцены, которую он застал, Зевс кивнул.
— Да! Я только что от Моргана. Пока я был там, пришел индеец и принес нерадостную весть — вице-король Панамы с отрядом в три тысячи человек приближается к городу и.., догадайся, кто сопровождает его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47