А что если она вдруг задрожит или испугается до такой степени, что станет трудно дышать…
Керри с трудом заставила себя отвернуться от двери. Она может справиться сама. Без лекарств или добрых слов. Просто надо продержаться один час, один день…
Призраки прошлого пытались оспорить ее решение, но Керри им не позволила. Она постаралась заняться делом. Развесила два имевшихся платья и жакет на вешалки в кладовке, потом аккуратно сложила все остальные вещи и, встав на стул от пианино, разложила их на верхних полках. Опустевший чемодан разместился там же, в кладовке, у задней стены. Закончив с вещами, Керри посмотрела на лежащий на полу у окна пружинный матрац. Рори устроил ей вполне приемлемую постель, но она еще не готова была лечь спать. Керри взяла подушку, перешла в гостиную и положила ее в кресло, потом перетащила его поближе к окну.
Теперь, когда она погасила свет в спальне, в квартире стало почти темно. Осталась только лампочка на кухне, ее свет едва проходил через застекленную дверь. Этого хватало, чтобы уберечься от кромешной тьмы.
Несколько минут Керри сидела неподвижно и рассматривала собственное отражение в оконном стекле, за которым угадывался задний двор. Большую часть обзора закрывал высокий вяз. Там, за окном, остался огромный, населенный опасностями мир, но сейчас она в безопасности. Здесь ей будет хорошо. Должно быть хорошо.
Пока задумчивость не овладела ею целиком, Керри подняла рюкзак и стала выкладывать оставшиеся вещи. Десяток книжек в мягких обложках выстроились в алфавитном порядке с одной стороны подоконника. Потом к ним присоединились две тонкие книжицы в твердых переплетах. Перед ними она поставила небольшой медный подсвечник, развернула свечу и установила в углубление. Хорошо бы ее зажечь, но у нее не было спичек. С другой стороны на подоконнике она положила две плюшевые игрушки. Собаку, настолько старую и потрепанную, что было почти невозможно определить ее принадлежность к собачьему племени, но Керри и так знала, кто это. И выцветшую желтую обезьянку в вязаной кофточке. Обе игрушки были размером с ладонь. Последней из рюкзака появилась черно-белая фотография в простой деревянной рамке.
Память подсказала цвета, не запечатленные старой камерой: темно-рыжие волосы, слегка тронутые сединой, ярко-голубые, словно васильки во ржи, глаза; поблекшая от непогоды желтизна деревянного крыльца, на котором сидела пожилая женщина, и огромный, заросший дикими цветами луг, не запечатленный на снимке, но прекрасно сохранившийся в ее воспоминаниях. Мягкой смуглости лица на черно-белой фотографии тоже не было заметно, но Керри было достаточно посмотреться в зеркало, чтобы ее вспомнить.
Она унаследовала наружность своей бабушки, генетические особенности, почему-то миновавшие ее мать. Но и характер Нетти тоже перешел к ней по наследству через поколение – мягкая старомодная скромность. Нельзя сказать, что Нетти недоставало сообразительности или юмора. Она просто всегда считала глупым предрассудком относиться к людям согласно их положению в обществе и количеству имеющейся в их владении земли. Любую деятельность она предпочитала болтовне и обсуждению слухов. И еще: Нетти была связана с чем-то непостижимо таинственным. И чудесным.
– В нас течет древняя кровь, – вспомнила Керри ее слова.
Это было в последний раз, когда она оставалась с бабушкой – «глупой сентиментальной старухой», как называла Нетти мать Керри.
– В нас течет древняя кровь, – говорила тогда Нетти.
– Ты имеешь в виду кровь индейцев? – спросила заинтригованная Керри.
– Можно сказать и так.
– Что это значит?
Нетти улыбнулась:
– Я помню, как говорила об этом с твоей матерью, хотя у нее и не проявились эти признаки. Она тогда спросила, что в этом хорошего? В этом нет ничего хорошего, как нет и ничего плохого, ответила я. Просто это есть, вот и все. Твоя мать тряхнула головой и сказала, что ей это все ни к чему. А я тогда подумала, вот и хорошо, раз так, потому что неизвестно, что она могла натворить. – Бабушка внимательно посмотрела на Керри и спросила: – Ты понимаешь, о чем я толкую, дорогая?
Керри, которой тогда было всего одиннадцать лет, только покачала головой.
– Кажется, я догадываюсь, но… нет, – призналась она. – Не понимаю.
– Ничего. У нас еще много времени.
Однако бабушка ошиблась. Родители Керри в августе решили переехать в Лонг-Бич и, конечно, забрали ее с собой. Больше она не встречалась с Нетти, даже не приехала на ее похороны.
Керри вздохнула и поставила фотографию на середину подоконника. Позже она поняла, что Нетти и в самом деле была немного странной. Художница, писательница, яростная защитница природы – всех этих качеств ее дочь, мать Керри, не понимала и не принимала. Керри была уверена, если бы ее воспитывала бабушка, ее жизнь сложилась бы иначе. В мире, в котором жила Нетти, Керри была бы абсолютно нормальной.
– Я должна была признать это раньше, – очень знакомый голос прервал ее воспоминания.
Голос доносился откуда-то со стороны пианино, но Керри не стала оборачиваться и смотреть в ту сторону. Она только старалась унять внезапное сердцебиение. «Пожалуйста, уйди», – мысленно повторяла она снова и снова.
– Я думала, в тебе нет этих качеств, но ты доказала, что я ошибалась. А это неплохое местечко – прекрасное старинное здание, с ним связано множество разных историй, и стоит оно неподалеку от чудесных развалин. Я бы и сама не выбрала лучшего места, где поселиться.
Керри сидела с напряженно-прямой спиной и продолжала смотреть на темную громаду вяза за окном. «Вяз настоящий, – говорила она себе. – И дом. И кресло подо мной. А голос не настоящий. Я слышу его только потому, что долго думала о Нетти и о том, как все могло бы быть. Голос тоже принадлежит к области несбывшихся желаний».
– Керри, прошу тебя, обрати на меня внимание. Не дай им победить нас.
В голосе уже не было первоначального веселья. Его вытеснила печаль и знакомая Керри тоска, частенько сжимающая ей грудь. Керри с трудом сглотнула и хотела обернуться, но не осмелилась. Она так долго и терпеливо старалась все забыть.
– Ведь это они лгали тебе, – снова раздался голос. – Они, а не я. Я никогда тебя не обманывала, почему же ты мне больше не веришь?
«Потому что ты не существуешь, – хотела было ответить Керри, но ответ предполагал наличие собеседника, а она больше не осмеливалась поверить. – Подумай о чем-нибудь другом», – сказала она себе.
Сзади раздался шорох одежды, скрипнула деревянная половица. Керри перестала дышать. Вот она услышала, как поднялась крышка пианино и зазвучала музыка. Рахманинов. Один из его этюдов. Керри слушала знакомую музыку и покачивалась в такт, пока не поняла, что делает.
– Нет! – закричала она тогда.
Музыка оборвалась.
– Немедленно… оставь меня в покое, – воскликнула Керри.
Голос промолчал. Керри слышала только собственное частое дыхание и последнее эхо музыки, таявшее в тишине. Теперь она не смогла удержаться и обернулась. Но рядом с пианино уже никого не было.
Когда же это прекратится?
Керри снова посмотрела в окно, поглубже забилась в кресло и прижала к себе подушку.
Когда же это наконец прекратится?
Прежде чем лечь в постель и заснуть, ей все же пришлось принять лекарство.

7

Городская тюрьма занимала квадратное каменное здание в Верхнем Фоксвилле, на берегу реки Кикаха, к северу от пересечения Ли-стрит и МакНейл-стрит. Семьдесят лет назад это была окраина города, но за послевоенные годы город разросся, и тюрьма постепенно оказалась в окружении недавно построенных фабрик и жилых домов. Одно время ходили разговоры о том, чтобы перенести это заведение подальше от жилья законопослушных налогоплательщиков, но это потребовало бы несколько миллионов долларов с тех же самых налогоплательщиков, и постепенно разговоры утихли.
Теперь тюрьма стояла у самого западного края Катакомб – старое уродливое здание, с толстыми стенами, увенчанными колючей проволокой. В Катакомбах это было единственное место, обитатели которого занимали площадь на законных основаниях, чего нельзя было сказать о тех, кто поселился в брошенных квартирах домов по соседству.
– Мрачное сооружение, – сказала Анита.
Она остановила машину у тротуара на противоположной от главных ворот тюрьмы стороне улицы. Хэнк проигнорировал ее замечание, и Анита задала вопрос:
– Вызывает неприятные воспоминания?
– Это в прошлом, – отозвался он.
Сегодня Хэнк надел темно-синий костюм, белую рубашку, зачесал волосы назад и прихватил с собой портфель с копией дела Сэнди Данлоп. Прежние знакомые теперь с трудом могли признать в нем старого приятеля.
Анита выглянула в окошко:
– Хочешь, я тебя подожду?
– Я не знаю, сколько времени там пробуду, – ответил Хэнк. – Лучше я позвоню, если потребуется машина.
Марти позаботился предупредить о его визите, так что Хэнка ждали. Один из охранников проводил его через двор и передал следующему стражу. Знакомое чувство пустоты шевельнулось в животе, как только тяжелая дверь закрылась за ними, но лицо Хэнка осталось бесстрастным. «Это временно, – напомнил он себе. – Я смогу выйти, как только захочу».
Его попросили пройти через рамку металлоискателя, кто-то заглянул в портфель, а потом он остался один в маленькой комнате, всю обстановку которой составляли деревянный стол и два стула. На столе имелась выкрашенная в розовый цвет алюминиевая пепельница, настолько маленькая, что в ней не поместилось бы и три окурка. Хэнк положил портфель на стол, сел и попытался использовать выдавшуюся минутку для того, чтобы освободиться от столь знакомого гнетущего давления толстых каменных стен.
Вскоре дверь открылась, и охранник ввел в комнату Сэнди Данлоп.
– Спасибо, офицер, – сказал Хэнк.
Стражник приветливо кивнул и вышел. Он заслуживал звания офицера не больше, чем Хэнк, но в данном случае лесть не могла повредить. Насколько он знал, никто не становился охранником в тюрьме или регулировщиком на перекрестке по призванию. Сюда шли те, кто хотел получить хоть какую-то власть.
Сэнди остановилась позади стула, оперлась руками на спинку и рассматривала Хэнка. Под левым глазом у нее был синяк, но он появился не меньше трех или четырех дней назад. Без косметики черты ее лица казались совершенно невыразительными, почти размытыми. Сквозь светлые волосы проглядывали темные отросшие корни, а слипшиеся пряди в беспорядке падали на спину и плечи. Те прелести, что помогли ей получить работу в ночном клубе, теперь скрывались под широкими брюками и вытянутым свитером. Хэнк знал здешние порядки. Новичку не стоило привлекать излишнего внимания сокамерников к своей персоне. Если ты не мог завоевать соответствующее положение в драке, оставалось сделаться незаметным.
– Как с тобой здесь обращаются? – спросил Хэнк.
– Я не знаю тебя, – услышал он вместо ответа.
– Я работаю на Марти. – Хэнк встал и протянул руку. – Меня зовут Джо Беннет.
Сэнди не пожала протянутую руку, но села за стол. Хэнк достал пачку сигарет из кармана пиджака и пододвинул к ней. Несколько мгновений Сэнди колебалась, потом вытащила сигарету и кивком поблагодарила Хэнка, когда он поднес ей зажигалку. После глубокой затяжки Сэнди неуверенно улыбнулась и подтолкнула пачку обратно.
– Оставь себе, – сказал Хэнк.
– Спасибо, – выдохнула она вместе с дымом. – Так что ты делаешь для Марти?
– Занимаюсь розыском.
Сэнди кивнула, ткнув сигаретой в пепельницу.
– И что ты хочешь найти сегодня?
– А что у тебя есть?
Еще одна затяжка, еще одна неуверенная улыбка.
– Больше неприятностей, чем я могу осилить, – ответила Сэнди.
А она неплохо держится. Если Марти удастся ее вытащить, может, девчонка еще сумеет выкарабкаться.
– Почему бы тебе не рассказать, что произошло, – предложил Хэнк.
– Я уже рассказывала миллион раз.
– Но не мне. Попробуй еще раз. Я хочу тебе помочь.
Некоторое время она молча изучала его лицо.
– Ладно. С чего начинать?
– Давай с того момента, когда ты в последний раз видела Ронни.
Совершенно непроизвольно Сэнди подняла руку к лицу и потрогала синяк.
– Это его работа?
– Все плохое, что со мной происходило за последние два года, – дело рук этого куска дерьма.
– Больше он ничего не сможет тебе сделать.
Сэнди вяло шевельнула рукой, отмахиваясь от дыма:
– Кроме того, что меня посадят в тюрьму?
– Так что произошло, когда ты видела его в последний раз?
– Я как раз собиралась на работу – ты знаешь, где я работаю?
– В ночном стрип-клубе.
– Верно, я обслуживаю столики. – Сэнди вытащила из пачки вторую сигарету и прикурила от окурка. – Ну да все равно…
Ее рассказ почти полностью совпадал с материалами, представленными Марти. Сэнди добавила несколько мелких деталей и сетовала на идиотов, встречавшихся в ее жизни, начиная с Эллиса и заканчивая следователем, который, по ее словам, был слишком напряжен и ему явно было необходимо провести ночь с опытной проституткой. Но в основном она не сказала ничего нового.
– Почему ты ничего не записываешь? – спросила она неожиданно.
Хэнк постучал пальцем по лбу:
– Я записываю. Просто ты этого не видишь.
Она с любопытством взглянула на него, потом пожала плечами и продолжила рассказ. Сэнди без конца курила, говорила и смотрела в основном на стол или куда-то поверх его плеча. Лишь иногда, случайно, она встречалась с Хэнком взглядом. Но, слушая ее рассказ, Хэнк постепенно пришел к тому же выводу, что и Марти. Сэнди не виновата. Она вовсе не была ангелом во плоти, но и убить Эллиса не смогла бы. Исходя из имеющихся данных оставался лишь один подозреваемый… Филипп Куто. Но и он был мертв.
– А что ты можешь сказать о том парне, с которым провела перерыв? – спросил Хэнк. – Он не был постоянным клиентом?
– Я не трачу время на изучение их лиц, но, наверно, могла бы узнать татуировку.
– Может, кто-то из твоих подруг его знает?
– Я их не спрашивала.
– А Крисси? Тебе неизвестно, почему она исчезла? И где может сейчас находиться?
Сэнди покачала головой и прикурила очередную сигарету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69