— Мы были совсем близко! — изумленно пробормотала она.
— Гвардейцы, — сказал Дейтон, заглянув через борт.
Гвардейцы растерялись было, когда «ночной скакун» внезапно взмыл вверх, но потом с радостью покинули смертельно опасную землю. Те, кто мог лететь, устремились вверх, чтобы защитить принцессу, как того требовала присяга.
Только теперь Дуинуин заметила, что крылья капитана разорваны в клочья. Он не смог бы взлететь с ними, хотя и отдал такой приказ остальным. Из его ран текла кровь, собираясь на палубе в темную лужу. Дуинуин задумалась, а знал ли он, насколько сильно ранен; потом поняла, что, скорее всего, знал.
Внезапный порыв ветра развернул «ночного скакуна», и Дуинуин невольно схватилась за борт. Ветер быстро нес их на восток, мимо леса Оукэн. Оставшиеся гвардейцы все еще спешили за ними, отчаянно пытаясь нагнать своего капитана и принцессу.
Дуинуин заметила какое-то движение внизу, на земле, пригляделась и поняла, что это скачут кентавры, сжимая в руках луки.
«Они знают, что рано или поздно мы спустимся, — подумала Дуинуин. — Они преследуют нас по пятам. Даже фаэри не могут улететь слишком далеко».
— Мы перестали подниматься, — тяжело дыша, мрачно сказал капитан. — Мы опускаемся.
— Почему? — спросила Дуинуин, оглядев «ночного скакуна».
Почти сразу она нашла ответ на свой вопрос. Передний хрустальный шар треснул — должно быть, в него попала стрела.
Кентавры по-прежнему скакали за ними. Дуинуин тяжело вздохнула. Похоже, им с Айслинн все-таки придется лететь к башне самим.
— Айслинн, — окликнула Дуинуин спокойно, — как ты думаешь, ты сумеешь долететь до башни?
— Я не знаю... — отозвалась принцесса. — Наверное, если иначе никак нельзя...
— Нельзя. — Дуинуин повернулась и печально посмотрела на лежащего у ее ног раненого гвардейца. — Капитан, я...
— Вам надо лететь! — сказал Дейтон и улыбнулся. — Мои люди позаботятся обо мне, а потом я позабочусь о вас.
— Дуинуин, подожди! — воскликнула Айслинн. — Смотри! Ты только посмотри на замок!
Дуинуин повернулась и изумленно ахнула.
Со двора замка взмывали вверх крылатые фигуры.
— Гарнизон замка! — с облегчением вздохнул капитан, посмотрев поверх борта. — Они увидели нас! Благословенна будь Мать Лощин!
— Мы здесь, мы здесь! — громко закричала Айслинн, размахивая руками. — О, Дуинуин, может, мне полететь к ним навстречу и поблагодарить их? Они такие замечательные, такие храбрые!
Лицо Дейтона внезапно исказилось, а в глазах мелькнули изумление и страх. Он попытался встать, но снова тяжело опустился на палубу, не в силах даже удержать меч.
— Не может быть!
— Их крылья! Они не такие, как у нас! — задыхаясь, выпалила Дуинуин. — Это новая истина, новая и ужасная!
Остатки гвардейцев окружили корабль и обнажили мечи. Они очень устали, но были полны решимости дать последний бой. Хотя каждый из них знал, что им не победить.
Айслинн присела за спиной Дуинуин. Больше спрятаться было негде.
Десять летучих фаланг окружили «ночного скакуна» со всех сторон. Узкие алебарды сверкали в лучах закатного солнца. Крылья шумно били по воздуху, и звук этот казался Дуинуин гласом самой судьбы.
— Крылатые фамадорийцы! — донесся сквозь какофонию сдавленный голос Дейтона. — Невероятно! Этого просто не может быть!
29
СИМПАТИЧЕСКАЯ СВЯЗЬ
— Невероятно! — воскликнула потрясенная Pea.
— Так сказал меч, — отозвался Гален.
Голос его дрожал, хотя юноша пытался овладеть собой.
Ему пришлось порядком потрудиться, чтобы встать рядом с Pea и Маддоком. Бойцы их группы только что закончили выступление и теперь, залитые потом, сидели на каменном бортике арены, жадно глотая воздух.
— Никто, абсолютно никто не возвращается с этих войн, — тяжело дыша, продолжал Гален. — Каждую осень сюда привозят Избранных, несколько недель обучают, а потом снова грузят на торусков. Нас должны отвезти в какое-то место под названием Энлунд, где состоится битва.
— А потом?
— Потом... потом мы умрем.
Pea покачала головой.
— Сущая бессмыслица. Ты говоришь, что война идет больше ста лет?
— Больше четырехсот, если верить мечу, — ответил Гален.
— Это невозможно! Мы воюем? С кем и зачем? Столько лет, столько погибших — и до сих пор никто не победил? — Pea говорила все более взвинчено, едва поспевая за ходом своих мыслей. — И на обучение воинскому искусству отводится всего несколько недель? Ерунда! Даже самым упорным воинам на это требуются месяцы, не говоря уж о группе... о группе...
— Группе кого, Pea? — поинтересовался Гален.
Pea замолчала на миг, задумавшись над собственными словами. Потом посмотрела в глаза Галену и ответила:
— Группе людей, сознания которых коснулось нечто непостижимое. А может, не только коснулось, но и искалечило его.
— Но нас и вправду готовят к войне! — убежденно проговорил Гален, показывая на арену.
Две следующих группы уже вышли на окровавленный песок и обменивались ударами.
— Да, но к какой войне? Ты только взгляни на них! — сказала Pea раздраженно. — Послушай, Гален, мы с Маддоком родом из селения на северном берегу Драконьей Глуши. Мой отец служил в тамошнем гарнизоне. Вы, родившиеся на берегу Чебона, мало знаете о тех краях. Иногда головорезы с Ворднары, набравшись наглости или с перепоя, являются в залив Индрахолм и нападают на наши деревни. С позволения Пир у нас есть свои гарнизоны, которые отбрасывают рейдеров обратно в море, пока те не протрезвеют и не оставят нас в покое. Я видела, как тренируются воины этих гарнизонов, Гален, видела, как они сражаются. Все это, — она махнула рукой в сторону арены, и ей пришлось кричать, чтобы ее можно было расслышать за воплями толпы, — полная чепуха! Нас обучали только самым элементарным приемам! Некоторые из них кажутся сложными, но в бою от них мало толку. Все эти трюки годятся только для труппы бродячих артистов, но не для настоящего боя. Может, меч тебе солгал?
— Не думаю, — ответил Гален, покачав головой. — Он злой, но кажется вполне искренним... И чем это я занимаюсь, право слово? Убеждаю тебя в правдивости моего меча. Наверное, я и впрямь свихнулся.
Маддок, спокойно сидевший рядом с Pea, внезапно повернулся к ним. Глаза его были ясными и осмысленными.
— Нет, Гален, ты не свихнулся, просто ты думаешь не так, как другие, и знаешь то, чего они не знают. Ты всю жизнь видел, трогал и познавал реальность, но ты ошибался, вот и все. Все мы ошибались. То, что казалось нам истинным, было просто метафорой. Мы жили во сне, в прекрасном сне, но теперь сон и реальность переплелись, и кому-то из них суждено проснуться.
— Метафора? Pea, о чем он говорит?
— Не знаю, — ответила Pea. — Маддок, ты меня слышишь?
— Конечно, я слышу тебя, Pea. — Маддок ласково улыбнулся. — Я так по тебе соскучился, что решил прийти и навестить вас обоих.
— Да, муж мой. — Pea, улыбаясь, прильнула к его груди. — Я тоже по тебе скучала.
Маддок нежно ее обнял.
— А я по тебе, любимая. Но у меня мало времени, а я хочу все объяснить прежде, чем проснусь.
Гален нахмурился. О чем говорит этот безумец? Pea кивнула и нехотя отодвинулась.
— Маддок, о чем ты?
Старик улыбнулся в лохматую бороду.
— Мне обязательно надо побеседовать с Галеном. Мы теперь закадычные друзья! Мы вместе прошли по кровавым полям. Я был там, когда Гален избрал Круг братьев, выкованный его волей, и теперь эти воины называются Секретным кругом братьев, выкованным...
— Да-да, мы поняли, — нетерпеливо перебил Гален.
— Разумеется, — тут же кивнул Маддок. — Еще раз извини за такое название, Гален. Я все еще пытаюсь придумать что-нибудь получше. Такое длинное вряд ли многие запомнят.
— Послушай, — Гален наклонился к нему, чтобы за ревом толпы его не мог услышать никто, кроме собеседника, — тех воинов создала крылатая женщина, а не я! И это было во сне, а не здесь.
— Конечно, так и есть, — вежливо улыбнулся Маддок. — Здесь метафора, там реальность.
Pea удивленно приподняла брови.
— Что? — Гален недоуменно покачал головой.
— Силы заката связаны с этим миром, Гален, — сказал Маддок спокойно и не спеша, будто объясняя что-то неразумному ребенку. — То, что происходит там, — это метафора того, что творится здесь. Это перевод значений и символов. Ты дал крылатой женщине набор символов, а она в ответ дала тебе другой, и силы заката наделили эти символы могуществом. Значения этих символов в нашем мире — часть языка, связанная с метафорой.
— Что такое метафора? — спросил Гален, все еще не понимая.
— Метафора — это вроде... Метафора — это вроде... — Внезапно Маддок начал хихикать. — Здорово сказано, Гален! Метафора — это вроде!
Гален встревожено поглядел на Маддока. Pea потянулась к нему.
— Маддок! Пожалуйста, успокойся!
Маддок встал. Он хохотал все громче и громче и вдруг закричал, перекрывая голоса воинов вокруг.
— Метафора — это вроде! Метафора — это вроде! Метафора — это вроде!
Вскоре некоторые люди в толпе присоединились к нему, распевая во все горло:
— Метафора — это вроде! Метафора — это вроде!
— Pea! Останови его! — крикнул Гален.
— Маддок! Маддок, пожалуйста, перестань! Ну пожалуйста! — Pea отчаянно тянула безумца за руку. — Гален, помоги! Мне его не остановить! Монахи уже обращают на нас внимание! Помоги мне!
Гален видел монахов Пир на верхних скамьях над ареной; у каждого из них был посох с Оком Васски. Гален слишком хорошо понимал, что случится, если Око будет обращено к нему. Он уже чувствовал, что монахи начинают подозревать неладное.
Оттолкнув Pea, он схватил Маддока за рубашку и занес сжатый кулак.
И тут его оглушил дикий гвалт. Все мечи в руках сражающихся Избранных что-то ему кричали. Перед глазами Галена вспыхнули разноцветные пятна, а потом он провалился в бездонный темный колодец.

За моей спиной высятся башни Цитадели Васски. Они мне хорошо знакомы, хотя сейчас сильно изуродованы. Их камни едва держатся, и башни эти куда ниже, чем запомнились мне. Их окна и двери остались такими же, как раньше, но все равно башни выглядят не так величественно, как прежде. Сам Храм теперь имеет только два этажа, он сильно покосился.
Я прохожу мимо небольших домов, неся длинные выбеленные бревна, и по очереди подпираю каждое из строений. Стены города тоже грозят обвалиться, поэтому я тороплюсь подпереть и их.
Тут опасно. Я слышу ужасный вой демонов, танцующих за городскими стенами. Я боюсь, что они ворвутся внутрь и принесут беду. Моя жизнь закончится, если они пробьют городскую стену.
Я останавливаюсь у подножия Храма. За ним вздымается огромная башня, башня Васски, тоже сильно покосившаяся. Я подпираю ее еще одним бревном.
Башня, слегка качнувшись, встает прямо. Подняв голову, я вижу свет в самом верхнем ее окне. Кроме этого света, в городе не горит ни одного огня.
— Любопытно, не правда ли?
Голос знаком мне до боли.
— Да, любопытно, — отвечаю я.
Рядом со мной снова стоит тот самый монах Пир в одеянии с капюшоном. Он откидывает капюшон и проводит рукой по волосам цвета соломы.
— Мы с тобой гуляем по странным местам. Но я рад, что встретил здесь тебя.
— Я тоже рад твоей компании, — отвечаю я. — Мне нужна твоя помощь. Демоны пытаются прорваться в город. А я вот подпираю дома и городские стены.
Я протягиваю ему длинное белое бревно, но монах пятится.
— Я подпираю стены, сколько себя помню... Слишком долго. Ты сам не знаешь, о чем просишь.
Я непонимающе мотаю головой.
— Гален, — тихо говорит монах, — всегда опасно слишком внимательно вглядываться в свое прошлое.
Я смотрю на бревно у себя в руках.
Это вовсе не ствол дерева. Это кость, человеческая кость. Я быстро бросаю ее и оглядываюсь по сторонам.
— Кто это был? Чьи это кости? — спрашиваю я умоляюще.
Монах вздыхает.
— Это были воины. Избранные. Именно их кровь течет рекой каждую осень, пока от них не остаются лишь кости, которыми можно подпирать стены и дома города. Мертвецы столетиями удобряли здешнюю землю. Они уносят свои секреты в могилу прежде, чем научатся говорить.
Меня ужасают его слова.
— Избранные!
Монах кивает.
— Великая армия Васски, которая отправляется в поход каждую осень, чтобы никогда уже не вернуться.
— Нет! — говорю я.
Перед моим мысленным взором, как призрак из прекрасного прошлого, встает лицо Беркиты. Я не могу сдаться, я должен бороться, если не ради себя, то ради нее.
— Если я умру, то умру не за этот готовый рухнуть город, не ради удовольствия Васски или вашего драгоценного Пир Драконис! У меня своя жизнь, и я вам ее не отдам!
Монах сильной рукой хватает меня за плечо.
— Мне не нужна твоя жизнь, Гален! Я хочу помочь тебе... тебе и твоим друзьям, но и мне нужна твоя помощь. Я, как и ты, угодил в ловушку! Может, за мной не наблюдает Васска, меня не. держат под стражей в Саду, но я тоже в плену.
— В плену? Ты? — усмехаюсь я. — Что может удержать в плену монаха Пир?
—Вот что! — шипит он в ответ, и лицо его искажается от боли. Он раскидывает руки, охватывая одним жестом весь странный и ужасный мир, который нас окружает. — Вот что! Это ужасное и прекрасное, безумное место! Я ненавижу его, Гален. Ненавижу всеми фибрами души! Это мой грех против Васски, против всего, что я считал святым и истинным. Оно разрушает мою жизнь, ты понимаешь?
—И ты еще спрашиваешь? — отзываюсь я с горечью. — Мне самому такие сны не приносят ничего, кроме боли.
— Да, верно! — говорит монах настойчиво и смотрит на меня понимающими голубыми глазами. — И мне тоже. Но все-таки...
— Все-таки? — повторяю я.
— Все-таки в нем есть что-то привлекательное! — Монах вдруг обнимает себя за плечи, потом растирает предплечья, будто ему холодно. — Оно зовет меня, что-то шепчет мне, оно не хочет меня отпускать. Его щупальца оплетают мой разум, и с этим ничего нельзя поделать. Оно зовет меня, приглашая уснуть. Оно соблазняет меня. Я люблю его. Я ненавижу его. Оно поглощает меня и рано или поздно уничтожит, точно так же, как война уничтожит тебя, Гален.
— Значит, мы оба обречены?
—Нет, надежда есть, именно поэтому я тебя и искал.
Монах подходит ближе и говорит очень тихо, а я гадаю, кто, по его мнению, может нас услышать.
— У меня было видение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49