Что за спешное дело?
– Никуда я не собрался… разговоры одни! – буркнул Витя, уполз в темный угол печки, как в нору, и закрыл глаза. Ему и в самом деле показалось, что он заболел.
Глава 23
Мир поневоле
Рано утром Витю разбудили голоса. У порога стояла Марина Балашова и торопила отца с завтраком:
– Сейчас в район еду на подводе. Могу и вас на курсы захватить.
– Дай хоть чаю напиться, скаженная! – бурчал Никита Кузьмич.
– Вы поскорее! Чтобы к началу занятий успеть.
– Ты кто такая – буксир, толкач? В ответе за меня?
– А вы разве забыли, что правление вчера решило: обязательно вам доучиться надо. Я вот наших девчат на курсах повидаю, накажу им, чтобы они дремать вам на занятиях не давали.
Галина Никитична с любопытством поглядывала на Витю. Ни вчера вечером, ни сегодня утром он о школе с отцом не заговаривал.
Вскоре Марина и Никита Кузьмич ушли.
Витя сел заниматься и, когда время перевалило за восемь часов, отправился в школу.
На первом же уроке ему вновь передали записку с требованием извиниться перед Федором Семеновичем. И Витя, против обыкновения, не порвал ее.
В перемены он почти совсем не выходил из класса, из-за чего пришлось крепко повздорить с дежурившим в этот день Костей Ручьевым.
В большую перемену перед школой разгорелся первый зимний бой. Из-за снежных бастионов летели белые ядра, доносились воинственные крики.
Из окна второго этажа Вите отчетливо было видно. как семиклассники, стягиваясь за дровяным сараем, готовились ударить по восьмому классу с тыла.
И ему вдруг представилось, как было бы хорошо выскочить сейчас без шапки на улицу, предупредить своих о коварстве семиклассников, крикнуть «ура» и первому устремиться на противника.
Но в ладони лежала смятая записка.
Витя вздохнул и отошел от окна. Потом выглянул за дверь. В коридоре было тихо. Дверь в учительскую приоткрыта, и до нее совсем недалеко. Стоит только постучать, войти, и, может быть, через несколько минут на душе уже не будет так тяжело, как сейчас…
Витя оглянулся и направился к двери учительской. Но зазвенел звонок, и в коридор ворвались школьники. Из учительской вышел Федор Семенович. Руки его были заняты классным журналом, книгами и учебными приборами – предстоял урок физики в восьмом классе.
– Да, Витя, – заметил он мальчика, – в учительской на столе лежит такая большая стеклянная трубка. Принеси ее, пожалуйста, в класс. Она нам нужна будет на уроке.
Когда Витя принес в класс трубку Ньютона (как он потом узнал), ученики уже сидели за партами, только Костя помогал Федору Семеновичу устанавливать на столе учебные приборы. Заметив Витю, он поспешно отобрал у него стеклянную трубку:
– Можешь не стараться. Не твое дежурство.
– А ты гуляй больше…
– Ну-ну, воюющие державы! – сказал учитель. – Поссорились по пустякам, а обиды на целый год.
Вася с Пашей многозначительно переглянулись. Вот она, долгожданная минута! Пусть Костя молчит, это его дело, но они своего друга в обиду не дадут.
– Федор Семенович, они не по пустякам, – с серьезным видом сказал Вася. – У них принципиальный спор получился.
– Скажите пожалуйста, принципиальный!.. Это по поводу печеной картошки-то?
– А вы спросите Кораблева. Он скажет, как все было, – настаивал Вася,
А Паша тем временем, вытянув ногу, загородил проход между партами, по которому Витя возвращался на свое место, и шепнул:
– Ну, говори же, признавайся! Долго мы ждать будем?..
И, хотя препятствие было не так уж велико, Витя покорно остановился и повернулся лицом к учителю.
– Федор Семенович, – тихо сказал он, – это правда… Драка не из-за картошки получилась… Мы поспорили…
Костя только что сел за свою парту и сейчас с недоумением посмотрел на Кораблева. Что случилось с ним? Неужели у Вити хватит смелости рассказать всю правду?..
– Ты понимаешь, что будет? – обернувшись к Косте, встревоженно шепнула Варя.
Костя нахмурился. Да, он понимал… Сейчас Кораблев произнесет те самые слова, какие были сказаны им тогда, на берегу Чернушки. Несправедливые, оскорбительные слова!.. Нет-нет, никто не должен их слышать: ни учитель, ни ребята!..
– Поспорили так поспорили, что за беда! – сказал Вите учитель. – А в драку вступать зачем же? Не к лицу это вам! Садись-ка за парту.
– Это я виноват, Федор Семенович, – упрямо продолжал мальчик, одержимый только одним желанием – поскорее во всем признаться. – И сам не знаю, как все получилось… Мы ведь из-за чего схватились?..
– Ну что ты, в самом деле, старину ворошишь! – резко стукнув крышкой парты, поднялся Костя. – Я и забыл даже, о чем спор был… Так, мелочь какая-то. Никому это не интересно…
– Помирились бы давно, и делу конец, – подсказала Варя и посмотрела на Костю, словно хотела сказать: «Хочешь не хочешь, а придется».
Костя вздрогнул и невольно засунул кулаки в карманы. Но в ту же минуту весь класс увидел, как он вылез из-за парты, сделал шаг к Вите и протянул ему руку:
– Ладно… Забудем это дело. Мир так мир!
Ничего не понимая, Витя растерянно смотрел на протянутую ладонь.
Тогда Костя сделал к нему еще один шаг и схватил за руку.
– Вот так-то лучше! – Довольная улыбка тронула лицо Федора Семеновича. – Да здравствует мир в восьмом классе!
Заулыбались и ребята.
Только Паша с Васей оцепенело смотрели друг на друга: они, как и Кораблев, ничего не понимали.
А Костя все тряс и тряс Витину руку, словно хотел, чтобы весь класс видел, как сильно и прочно их рукопожатие, хотя глаза его при этом были серьезны и холодны.
– А у меня, ребята, к вам дело есть, – заговорил Федор Семенович, когда класс успокоился. – К Новому году электростанция должна дать свет школе, а у нас еще электропроводка не закончена. Лучшие ученики по физике из девятого и десятого классов взялись помочь монтерам. Надо кого-нибудь из восьмого выделить.
– У нас по физике Витя Кораблев хорошо идет, – сказала Варя, угадывая, к чему клонит учитель.
– Я тоже так думал, – кивнул Федор Семенович. – Так вот, Виктор… отбери еще трех-четырех ребят, хорошо успевающих по физике, и отправляйся в распоряжение электромонтеров. За старшего над ребятами будешь ты…
– Я? За старшего? – удивился Витя. – Да ребята и не захотят со мной…
– А ты не торгуйся… выполняй, раз назначили, – перебил его Костя.
– Хорошо, я соберу, – согласился Витя и весь урок просидел как в тумане.
После звонка Федор Семенович задержал в классе Костю и Варю.
– Хорошо вы меня поддержали сегодня… с полуслова поняли, – сказал он. – Молодцы!
– Я давно Косте говорила, чтобы помирился, – заметила Варя. – А у него гордости через край…
– Да как с ним можно было мириться? – не выдержал Костя. – Он же, Федор Семенович…
– Знаю, знаю, – остановил его учитель.
– Знаете? – удивился Костя. – И вы это терпите! Такую обиду?..
– Приходится иногда и потерпеть, – усмехнулся учитель. – Если от каждой вашей обиды учитель начнет из себя выходить, что же тогда в школе будет?.. А про то, что Витя обо мне наговорил, лучше сейчас не вспоминать. Его нам сейчас крепко держать около себя надо… в сторону не отпускать.
…Домой Варя с Костей возвращались вместе. С утра выпал мягкий, пушистый снег и густо запорошил поля, лощины, овраги, крыши домов. Все кругом выглядело чистым, ослепительно белым, словно искусный маляр еще раз прошелся по земле своей огромной кистью и исправил последние недоделки.
Варя набрала полные пригоршни снега и близко поднесла к лицу:
– Вот и зима пришла!
– Пришла, – отозвался Костя и скатал тугой снежок. Потом он покосился на девочку: им пора идти домой, а они почему-то все еще стоят на «школьной горе» и смотрят вниз, где уже пролегли десятки новых тропок и глубокие следы полозьев.
– А хочешь, по целине пойдем? – неожиданно предложил мальчик.
Варя согласно кивнула головой и первая побежала по склону «школьной горы», оставляя на нетронутом снегу рубчатый след калош. Когда они добрались до берега Чернушки, девочка повернула к мосту.
– Нет уж, давай через реку, напрямик, – остановил ее Костя. – Скорее дома будем.
Он ждал, что Варя сейчас растеряется и скажет: «Как можно! А если лед провалится?», но она только махнула рукой и засмеялась:
– А давай!.. Напрямик так напрямик!
Костя сбежал на лед первым, добрался до середины реки и несколько раз подпрыгнул.
– Не робей! – крикнул он. – Лед крепкий. Ты только по моему следу шагай.
Посмеиваясь, девочка вслед за Костей перебралась через реку.
До Высокова они шли, болтая о всякой всячине, и остановились около дома Балашовых, когда уже начало смеркаться.
– Вот так пошли напрямик! – спохватилась Варя и, вбежав на крыльцо, взялась за щеколду двери. Но потом, словно что вспомнив, обернулась и поманила Костю: – Я давеча про гордость сказала… будто у тебя ее через край. Так это я так… не подумала. Ты не обижайся. Ладно?
Не успел Костя ничего сказать, как девочка кинула ему в лицо пушистый снег и скрылась в сенях.
Мальчик решил в долгу не оставаться. Схватив пригоршню снега, бросился было к крыльцу, но потом махнул рукой и улыбнулся.
Дома Колька встретил брата радостным восклицанием:
– По глазам вижу: пятерку получил! По какому предмету?
– Ладно, Колька, потом расскажу… Давай-ка лучше ужинать.
За ужином Костя с серьезным видом принялся расспрашивать брата, как пионеры учатся, довольна ли вожатая их успехами.
– Всякое бывает, – уклончиво ответил Колька. – Только теперь от нашей вожатой ни одна двойка не укроется… Чуть что, так Варя и на дом к пионеру придет и на совет отряда вызовет.
– А вы бы не очень допекали вожатую… У нее своих уроков хватает.
– Разве мы не понимаем! – обиделся Колька.
Потом Костя поинтересовался, какой у пионеров план работы на зиму.
– Вы, главное, про лыжи не забудьте. Тренировки надо начинать, к состязаниям готовиться… Если, конечно, потребуется, могу и я подзаняться. Можешь передать своей вожатой.
– Вот здорово! – обрадовался Колька. – А мы как раз тебя вчера запланировали: тренер по лыжам. Мне Варя поручила договориться с тобой.
Брови у Кости полезли вверх.
– Тогда считай, что мы уже договорились.
Глава 24
Добрая память
В теплице, окруженной сугробами снега, зазеленело маленькое поле.
Первое время после появления всходов просо на опытной клетке мало чем отличалось от всходов на контрольной клетке.
Ребята заволновались, но, по молчаливому сговору, старались об этом не говорить и терпеливо ждали, что будет дальше.
И стебли проса, как бы войдя в силу, мало-помалу окрепли, начали расти быстрее и стали заметно опережать посевы на соседней клетке.
Опытное просо доставляло ребятам немало хлопот. Надо было умело топить печь, постоянно поддерживать в теплице ровную температуру, вовремя очищать стеклянную крышу от снежных заносов.
Между тем занятия в школьной бригаде шли своим чередом. Ребята изучали агротехнику высоких урожаев ржи, пшеницы, ячменя.
Марине доставалось крепко. То, что из года в год она делала в поле, теперь надо было толково и просто объяснить ребятам. Но слов и знаний не хватало. Бригадир обращалась за советами к директору школы, к Галине Никитичне, вечерами просиживала за книгами.
– И втравили же вы меня в это дело… ребятишек учить! – жаловалась она отцу. – Все время убиваю… ни погулять, ни песен попеть…
– Ничего, ничего! – успокаивал ее Яков Ефимович. – Это тебе только на пользу.
Сказать по правде, Марина и не унывала. Ей даже нравилось приходить по вечерам в школу, слышать ребячьи приветствия, вести беседу, отвечать на вопросы… К тому же Марина всегда находила себе помощников:
то она приводила к ребятам бригадира первой бригады и тот рассказывал, как сеять и ухаживать за рожью, то свою подругу – мастерицу по ячменю, то деда Новоселова.
Однажды Федор Семенович спросил Галину Никитичну и Марину, почему они изучают с ребятами только зерновые культуры и совсем забыли про картошку.
– Пригласите-ка вы Анну Денисовну Кораблеву, – посоветовал учитель. – Ведь она всю жизнь на земле трудится, в колхоз вошла одной из первых и до сих пор работает так, что молодые могут ей позавидовать. Третий год по урожаю картофеля первое место в колхозе держит.
– Это правильно, – согласилась Марина. – У тети Анны есть чему поучиться.
Членам школьной бригады совет директора школы понравился. Митя предложил организовать «картофельную конференцию».
– Какую еще конференцию? – не понял Паша.
– Позовем Анну Денисовну. Она с нами побеседует. Потом юннаты о своих опытах расскажут, потом Галина Никитична выступит…
– Это неплохо, – одобрил Федор Семенович. – Тогда уж не замыкайтесь, пригласите на конференцию все старшие классы.
А наедине он сказал Галине Никитичне:
– Надо, чтобы и Витя был на конференции.
– Не пойдет он, пожалуй…
– Непременно привести надо. Нам, учителям, частенько приходится открывать детям заново и людей и события. Твой брат, скажем, привык к тому, что мать у него ничем не примечательная: тихая, скромная, безответная. Вот пусть он и увидит ее в ином облике.
В этот же вечер Галина Никитична сказала матери, что ребята приглашают ее в школу на «картофельную конференцию».
– Меня? – удивилась Анна Денисовна. – Чего это им вздумалось?
– Интересуются школьники… Какой бы год ни былсухой или ненастный, – а ты всегда с урожаем. Почему так? Вот и побеседуй с ребятами.
– Не иначе и тебя в наставницы записали! – развеселился Никита Кузьмич, недавно вернувшийся с курсов. – Оскудели, видно, учителя наши. Нет, чтобы волшебные картинки показать или про заморские страны побеседовать, так они про картошку толкуют.
– Вот и правильно, что толкуют, – возразила Анна Денисовна. – На земле живем, земля всех нас кормитпоит, а мы еще земли чураться будем? Куда это годится!
– Так что же ребятам передать? – спросила дочь.
– Коль школьники интерес имеют, приду! Поделюсь, чем богата.
– На беседу-то как, по билетам пускать будут? Так ты и нам с Витей по знакомству парочку оставь. – И отец лукаво подморгнул сыну.
Но Витя шутку отца не поддержал и отвел глаза в сторону.
Всю неделю Анна Денисовна была занята хлопотами по хозяйству и совсем почти забыла о том, что ее приглашали в школу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43