– О сочинении Кораблева… Ну, и вообще разговор по душам.
– Вот мы и не опоздали! – неожиданно раздался голос Клавдии Львовны.
Ребята оглянулись. В дверях стояли преподавательница литературы и Галина Никитична.
Митя смущенно вышел из-за стола.
– Нет-нет! Веди собрание! – сказала Галина Никитична и вместе с Клавдией Львовной села за последнюю парту.
– Кто, товарищи, начнет? – Митя посмотрел на Варю. – Давай, Балашова!
– Я начну!.. – Варя медленно подошла к столу и обвела глазами весь класс, словно спрашивая разрешения высказаться без утайки, от всего сердца. – Вы на меня сегодня кричали: я свожу с Кораблевым личные счеты, я испортила урок, то, другое… Так я скажу наперед: нет у меня с ним таких счетов, так и знайте.
– Ближе к делу! – раздались недовольные голоса.
– Я уже близко… Почему я сегодня на уроке я не стерпела? Спору нет, Кораблев лучше всех сочинение написал. Таким словам, как у него, только позавидовать можно: «Хочу быть бесстрашным, как Сережа Тюленин, правдивым и настойчивым, как Саня Григорьев, мужественным и сильным, как Зоя». А если подумать: что он делает для этого? Какой он на самом деле?..
– Интересно, какой же? – спросил Сема Ушков.
– Все эти его слова – пустые и фальшивые, – продолжала Варя. – Присмотришься, как Витя живет, – со стыда сгоришь! Пишет да говорит одно, а делает другое…
– Это еще доказать надо! – перебил ее от доски Витя, где он со скучающим видом рисовал домики, елочки, косяки летящих журавлей.
– Ты, Кораблев, слушай! – обернулся к нему Митя. – С тобой класс разговаривает! Сядь как полагается.
Витя с недоумением посмотрел на грозного председателя и, пожав плечами, сел за свою парту.
– И докажу! – заявила Варя, беспокойно поправив в волосах гребенку. – Зачем ты ребятам задачки даешь списывать? Товарищам помочь хочешь, чтобы они учились лучше?.. Как бы не так! Просто дружков-приятелей подбираешь, чтобы они за тобой по пятам ходили…
– Мне приятелей и без того хватает, – ухмыльнулся Витя.
– А дома ты себя как ведешь? – не слушала его Варя. – К матери как относишься?
Ее словно прорвало. Она напомнила Вите о том, что он не интересуется жизнью класса, отказался работать в школьной бригаде, умолчал о переправленной Праховым отметке…
– Говори, да не заговаривайся! – вновь перебил ее Витя.
– А давай Катю спросим – она подтвердит.
Катя порозовела и поднялась из-за парты:
– Это так! Алеша нам проговорился…
Витя кинул на заюлившего Алешу недобрый взгляд и отвесил классу жеманный поклон:
– Здравствуйте! Я еще и за Прахова в ответе? Да что мне, ябедничать на него, доносы строчить?
– Да, в ответе! – вскинула Варя голову. – Мы все Друг за дружку в ответе. Прахов считает тебя первым учеником в классе, своим товарищем. Он шутом прикидывается, всякие номера выкидывает, а тебе весело, забавно. На все сквозь пальцы смотришь да потакаешь ему. И это ваша дружба! А в сочинении красивые слова пишешь: хочу быть настоящим товарищем, всегда прийти другу на помощь. Какая же цена твоему сочинению?
– Сочинение тут ни при чем! – вспыхнул Витя. – Это на потом, на будущее написано. А всякую мелочь незачем сюда приплетать: подсказки, шпаргалки, на уроках пошумели… Подумаешь, события мирового значения! Есть о чем разговор заводить… Все тихо, чинно в школе не бывает. Тут главное, чтоб учение в голову шло. А когда в жизни серьезные дела придут… характер, он скажется, не беспокойся!.. – Считая, что отразил все нападки, Витя решительным жестом засунул в сумку учебники и шагнул к двери: – Хватит, пошли! Сейчас комитет начнется.
– Нет, обожди! – резко крикнула Варя. – А человек из-за тебя в озере чуть не утонул… это тоже мелочь?!
Витя замер, обернулся: зеленоватые глаза его сузились.
– Ну-ну… накручивай… Копай яму! – сказал он вполголоса и, сложив на груди руки, прислонился к косяку двери.
– Кто утонул? – встревожились ребята.
– Когда, где?
– Рассказывай… не тяни!
Варя шумно перевела дыхание и посмотрела на Кораблева. Тот сделал вид, что не заметил ее взгляда.
– Я все ждала, что Витя сам скажет, – тихо призналась девочка. – А он молчит. Знает, что поступил нехорошо, а сознаться смелости не хватает… А теперь… раз на то пошло… все выложу начистоту!.. – И девочка принялась рассказывать про случай на Спиридоновом озере.
У Галины Никитичны болезненно сжалось сердце, но она не сводила глаз с Вари. Так же пристально смотрел на Варю и Костя Ручьев. Он уже забыл историю с худой лодкой, и она не занимала его сейчас. Он думал о другом.
Уже давно многие из ребят были невысокого мнения о Вите Кораблеве, но никто почему-то не высказывал этого вслух. А вот Варя решилась! Не пощадила ни славы первого ученика, ни своей дружбы с Кораблевым…
И девочка в этот миг показалась Косте очень большой и сильной.
– Вот и все, что я знаю, – закончила Варя, стремительно села за свою парту, но потом вновь вскочила: – Только я Вите прямо заявила: пока он такой, я за его прием в комсомол голосовать не буду. И пусть хоть одна останусь, а руки не подниму.
– Одна ты, скажем, не останешься, – сказал Митя и посмотрел на учительниц, словно хотел спросить, как же дальше вести собрание.
В дверях показался Ваня Воробьев:
– Восьмой класс, в чем дело? Сейчас комитет начинается. Давайте быстро!
Галина Никитична поднялась из-за парты.
«Загляни в душу класса, узнай,, кто из школьников чем и как живет, и тогда тебе легко будет вести их за собой», – вспомнила она слова Федора Семеновича.
– Теперь я понимаю, – шепнула ей Клавдия Львовна. – Варя не случайно выступила против Витиного сочинения…
Галина Никитична мельком посмотрела на брата и шагнула к двери. Но, чувствуя, что класс ждет от нее последнего слова, остановилась и сказала:
– Я хочу, чтобы на комитете вы вели себя по примеру Вари Балашовой: были бы так же честны, откровенны и требовательны друг к другу.
Глава 17
Окольным путем
Заседание комитета комсомола длилось долго. Первым из класса выскочил Витя Кораблев. Потом, минут через двадцать, когда заседание закончилось, вышли и остальные школьники.
Вася Новоселов, не сдержав радости, лихо съехал со второго этажа по лощеным перилам лестницы, с треском распахнул дверь и выбежал на школьный двор.
Уже много дней подряд солнце было скрыто за тучами, а сейчас оно неожиданно прорвало пелену толстых, хмурых облаков, и его лучи залили школьный двор ясным, теплым светом.
– Ребята, солнышко тоже за нас голосует! – закричал Вася и подбросил высоко вверх свою фуражку.
Паша неодобрительно покачал головой:
– Разыгрался, как телок на выпасе!
– А чего ж не радоваться? Такой день один раз в жизни бывает! – возразил Вася. – Давайте отметим его чем-нибудь.
– Отметить надо, это верно, – согласился Паша и обратился к Косте: – Ты, Ручей, как?
Костя, занятый своими мыслями, ничего не ответил.
Подойдя к краю обрыва, он пристально вглядывался в раскинувшиеся перед «школьной горой» колхозные поля, перелески, словно видел их впервые, и жадно вдыхал прохладный осенний воздух.
Вот он и комсомолец! Как много решилось за этот день в его жизни. На заседании комитета ребята говорили о нем хорошо, но ему пришлось выслушать и немало упреков: он резок, упрям, не всегда считается с товарищами.
Теперь, когда нужно, товарищи помогут ему, поправят, но и он, Ручьев, должен сделать все, чтобы ничем не запятнать чести комсомольца.
«Ничего не пожалею… все силы отдам», – думал он.
– Пойдемте сейчас в лес, костер разведем, – предложил Вася. – Большой костер! Чтобы из всех колхозов видели!
Паша замахал на него руками.
– Хорошо бы яблоньки в саду посадить и деревья вдоль дороги. Надолго бы память осталась! – напомнил Костя ребятам про давний школьный обычай отмечать вступление в комсомол посадкой деревьев.
– Хорошо бы! – поддержал его Паша. – Только уже поздно, не приживутся посадки. Придется до весны отложить.
На школьном крыльце показалась Галина Никитична и озабоченно оглянулась по сторонам.
– Наверное, брата ищет… Куда это он подевался? – шепнул ребятам Вася.
– А нелегко ей, поди, сейчас! – заметил Паша. – С Витькой-то как нехорошо получилось…
– Я думаю… – задумчиво сказал Костя и, отвечая каким-то своим мыслям, разрубил ладонью воздух: – А учительница она что надо!
Ребятам стало даже немного стыдно своей радости. Они осторожно подошли к крыльцу.
– Что вам, ребята? – вздрогнула Галина Никитична.
– Может, Витю отыскать? – тихо спросил Паша. – Вы скажите.
– Нет-нет, не беспокойтесь. Он, наверное, уже дома.
Учительница постояла еще немного на крыльце и вернулась обратно в школу. Надо было подумать, во всем разобраться…
Выскочив из класса, Витя, не оглядываясь, спустился по лестнице и выбежал на школьный двор. По тропинке, ведущей к Высокову, шли ученики. И Витя понял, что он сегодня не в силах идти домой обычным путем: тропинкой, потом серединой широкой улицы, мимо сельсовета и правления колхоза, сельпо и чайной, около которых всегда так шумно и оживленно.
А ведь сколько раз за эти годы, небрежно помахивая школьной сумкой, он входил в Высоково! Иногда Витя разрешал себе заглянуть в чайную, выпить бутылку шипучей фруктовой воды или покупал в сельпо кулечек кедровых орехов и щедро оделял приятелей.
Сейчас, засунув кулаки в карманы куртки, он свернул с тропки в сторону, обогнул школьный сад и направился к лесу.
Куда он идет? Зачем? И что, собственно, произошло?.. Члены комитета, как один человек, подняли руки против него. Значит, товарищи, которых он знал много лет, с которыми вместе бегал в школу, читал книги, играл в футбол, в лапту, не доверяют ему, не хотят принять в свой тесный круг? А ведь ему и в голову не приходило, что они могут так поступить. Разве он хотел плохого Алеше Прахову? Совсем нет. Ведь тог был ему даже благодарен… Говорят, что он плохо ведет себя дома, невнимателен к матери. Но зачем школе вмешиваться в его домашние дела?.. Наконец, далась всем эта история на озере! Но, право же, он совсем не обязан был предупреждать каждого, что лодка худая…
Отбившийся от табуна гнедой, в белых чулках жеребенок неприкаянно бродил среди кустов. Заметив Витю, он доверчиво затрусил за ним следом. Мальчик хмуро покосился на него, потом с досадой топнул ногой, и жеребенок, тонко, жалостливо заржав, отпрянул в сторону.
Может быть, пойти в Почаево, к дяде, прожить там день-два, чтобы не видеть ни ребят, ни Варьки Балашовой, ни сестры?..
Или нет, лучше заглянуть к Прахову. Все же приятель, можно отвести душу…
Витя вспомнил, как Алеша подвел его, и вздрогнул. Как же мало у него на свете верных друзей!..
Лес стал гуще, ветки деревьев цеплялись за куртку, царапали лицо, но Витя не замечал этого.
Потом потянулся мелкий, частый осинник, болотистая низина…
Только к сумеркам Витя вернулся к Высокову и задами усадеб пробрался к дому.
У крыльца Никита Кузьмич колол дрова. Заметив сына, шагающего проулком, он поднял голову:
– Ты что это за усадьбами путь держишь? Улица узка стала?
– Так вот… захотелось! – буркнул Витя и направился в сени.
Здесь мать рубила в деревянной колоде капусту. Она очистила белую хрустящую кочерыжку и протянула сыну:
– Погрызи вот… Ты ведь любишь кочерыжки.
Витя отмахнулся и взялся за скобу двери, ведущей в избу.
В сени вошел Никита Кузьмич и переглянулся с женой:
– Погоди, сынок! Чего смутный такой? С комсомолом-то как? Можно поздравить?
– Кого-то можно… – глухо выдавил мальчик.
– Это почему «кого-то»?
– А потому… не приняли меня.
– То есть, как это «не приняли»? – опешил отец. – По какому ж это праву-закону?
Злое, мутное чувство снова поднялось в душе мальчика:
– Варька Балашова с Ручьевым зло на меня имеют, я к ним в бригаду не записался. Вот и подговорили ребят. Те на меня и навалились: я такой, я сякой…
– Витя, как ты можешь так говорить! – раздался удивленный голос Галины Никитичны, которая только что вошла в сени. – Неужели ты так ничего и не понял?
– А-а, дочка заявилась! – усмехнулся Никита Кузьмич. – Что ж братца родного под защиту не взяла?.. Или твоему слову веры нет?
– Сестрица у меня такая… – язвительно сказал Виуя. – Что ребята ни скажут, она со всем согласна. И тоже против меня голос подала.
– Вот оно как! – Никита Кузьмич покачал головой. – Родство, значит, насмарку пошло!.. Ну, а директор при каком мнении? Тоже с тобой согласен?
– Федора Семеновича не было на заседании, – сказала Галина Никитична. – Он в район уехал.
– Значит, одна всем заправляла? За старшую над ребятами была?.. И такое допустила! Эх, дочка, дочка!
– А может, и впрямь, сынок, провинился ты в чем перед ребятами? – пристально посмотрела на Витю мать. – Так признайся!
Никита Кузьмич недовольно махнул на нее рукой:
– Какая у него может быть провинность! Витя ж для школы находка: и учится хорошо, и на баяне мастак играть, и по рисованию спец… Вот и завидуют парню. Да еще эта школьная бригада всех попутала!..
– Нехорошо ты говоришь, отец, – нахмурилась дочь. – Бригада тут ни при чем. Ты лучше спроси, почему Витя про худую лодку молчал!
Галина Никитична рассказала про случай на Спиридоновом озере.
Мать ахнула, выронила из рук тяпку, а Никита Кузьмич крякнул, словно обжегся:
– Это правда, сынок?
– Так не артельная же лодка, а наша, личная! – Витя пожал плечами. – Кому какое до этого дело!
– Так-то оно так, – нахмурился отец, – а все же ты лишку хватил. Минуло то время, когда каждый за свою лодку или, там, за свою телегу дрожал, от соседа прятал… В омут кануло.
– Вот видишь, отец! Товарищи не зря против Вити выступили… – сказала Галина Никитична.
– Какое там «не зря»! – с досадой возразил Никита Кузьмич. – Проштрафился мальчишка по недомыслию, а вы уж и размахнулись!
– Дело не в одной только лодке. Послушал бы, как школьники на комитете выступали! Честно, открыто, требовательно! Доброе имя комсомола им дороже всего… – И Галина Никитична принялась объяснять, за что товарищи осудили Витю. – Надо тебе подумать, отец, все ли у нас в семье ладно. Балуешь ты Витю, меры не знаешь. Вот он и заважничал, выше других себя ставит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43