Наша Государыня не так проста, чтобы служить куклой в черногорских руках. Вот и пошла у них дружба с Александрой Фёдоровной врозь… Да так остро расстались они, что теперь стали злейшими врагами и пускают о Государыне самые дикие сплетни…
Пётр наморщил лоб и задумался. Ему постепенно становилось ясно, что придворная жизнь, помимо блеска и удовольствий, скрывает в себе много тайных закоулков, капканов и липкой паутины слухов, причудливо переплетающей самые разные персонажи…
Что-то показалось ему непонятным, и он задал деду вопрос:
– Grande-per?, я не очень силён в церковной иерархии… Что такое Старец?.. Это что, очень старый монах?
Ознобишин в душе расстроился. «Вот что значит внук-полуполяк, хотя и православный… Наверное, дочка окружала Петра всякими французскими боннами да гувернёрами, а русских нянюшек, которые всё знают и с детства передают ребёнку народный опыт, у бедняги не было…» – подумал он, а вслух ответил:
– Нет, дело совсем не в возрасте или монашеском постриге… Если тебя этот сан заинтересовал в связи с Распутиным, то он совсем не стар ещё и в монахи не пострижен… Дело в том, что в религиозной жизни православного люда Старцы и Странники до сих пор играют большую роль… Этот сан им дают не священники, а сам народ. Так называют богомольцев и аскетов, которые кочуют из монастыря в монастырь, из церкви в церковь… Они ищут духовной правды, укрепляются в вере сами, молятся за себя и других людей… Старцы глубоко изучают церковные книги и предания о Святых, постятся, ведут душеспасительные беседы… Многие люди, и не только из простонародья, считают, что Старцы и Странники ближе к Богу, потому что они ведут праведную жизнь… И Сам Господь Бог даёт им указания… Их часто избирают духовниками, как и священников, им открывают душу, просят совета и благословения, заступничества перед Богом… Самые святые из них могут творить чудеса… Это типично русская форма духовной жизни, и не только среди простых людей… Старец – это посредник между богобоязненным человеком и Господом Вседержителем…
– Спасибо, grand-per?, – задумчиво поблагодарил Пётр, –. я понимаю теперь, что царь и царица нашли в Старце Григории Распутине…
10
Игра в теннис закончилась для ОТМА – Ольги, Татьяны, Марии, Анастасии, их младшенького и любимого братца Алексея, а также для Дмитрия, который был для них как родной брат, обычной юношеской вознёй, которую затеяли младшие дети. Старшие полезли их разнимать, и всё перемешалось. Кто-то повалился от хохота, его или её стали поднимать, но не тут-то было, кого-то подтолкнули, и образовалась куча мала. В детских играх это в порядке вещей. И самые маленькие всегда оказываются внизу. Когда все со смехом поднялись, никто ни на что не жаловался. Только Ольга и Дмитрий раскраснелись и запыхались немного более других. Сёстры сделали вид, что не замечают этого.
Алексей тоже поначалу ничего не чувствовал. Но то обстоятельство, что он много махал рукой с ракеткой во время тенниса и затем оказался в самом низу кучи малы, где кто-то сильно прижал его, вызвало у него лёгкую боль под мышкой.
Все пошли умыться и поменять платье перед обедом. В своей комнате Алексей тоже хотел переодеть рубаху, но из-за боли не мог этого сделать самостоятельно. Матрос Деревенько, приставленный к царевичу; чтобы оберегать его от падений, не позволять ему делать резких движений и вообще заслонять от опасностей, подстерегавших резвого ребёнка, помог ему переодеться.
Боль в локте и руке всё усиливалась. Мальчик побледнел, чёрные круги легли у него под глазами. На лицо его наползла печать ужаса: он вспомнил мучительный, почти доведший его до смерти приступ болезни год тому назад в Спале. От испуга ему сделалось ещё больнее. Он заплакал и лёг в отчаянии на кровать, но новый приступ боли заставил его вскрикнуть. Сквозь слёзы он попросил матроса отнести его к маме. Рослый и крепкий Деревенько легко подхватил худенькое тельце и быстро понёс его на второй этаж, в спальню Государыни.
Александра Фёдоровна уже давно была нездорова. Переживания из-за болезни Алексея в Спале и страх потерять его обострили её собственные недомогания. За год она постарела на десять лет, поседела и не могла так следить за собой, как делала это раньше. Ещё до приступа гемофилии у Алексея в минувшем году в Спале Аликс оставалась стройной белокурой красавицей. Но угроза жизни Маленького, как называли Алексея в Семье, изменила и её внешность. Теперь это была дебелая матрона, почти без румянца на лице, с печально опущенными уголками губ. Она немного расцветала лишь тогда, когда вместе со своими детьми смеялась проделкам и обезьянничанью Анастасии или оставалась одна с любимым Ники.
Государь, казалось, не замечал ухудшения её состояния. Он очень ей сочувствовал и всячески старался расшевелить, был подчёркнуто заботлив и внимателен. После обычного летнего отдыха в финских шхерах на яхте «Штандарт» состояние Александры Фёдоровны вроде бы стало улучшаться. Милые дети и муж, любимая подруга Аня, добрые и славные морские офицеры на корабле и приветливые финские крестьяне на островах, где Семья совершала прогулки, – всё это целительно действовало на Государыню…
Когда Деревенько внёс плачущего от боли Алексея в её комнату, в душе Александры Фёдоровны словно что-то оборвалось. Она чуть не зарыдала сама, но усилием воли взяла себя в руки и не показала ребёнку слабости, от которой ему сделалось бы только хуже. Алексея положили на её постель, и Аликс присела рядом, стала гладить больную руку. Маленький чуть-чуть успокоился, но всё ещё повторял:
– Мама, помоги мне! Помоги!..
Александра Фёдоровна звоночком позвала камер-фрау:
– Позвоните на дачу Боткину. Просите Евгения Сергеевича прийти тотчас…
Воспоминание о том, что в Спале Алексею не могли помочь ни Боткин, ни профессор Фёдоров, ни петербургские знаменитости, повергло её в холодный пот.
– И ещё… – распорядилась Государыня, – соедините меня по телефону с фрейлиной Вырубовой…
Через минуту аппарат в углу на столике робко зазвонил. Александра Фёдоровна рывком устремилась к нему, подняла телефонную трубку и спросила:
– Аня?..
Услышав ответ, она улыбнулась со вздохом облегчения и коротко сообщила:
– У Маленького начался приступ его болезни… Разыщи, пожалуйста, нашего Друга и попроси его завтра приехать к нам помолиться о здравии Алексея!
11
Лестница, по которой поднимались Николай Александрович и Родзянко, была темновата. Её освещал только висячий электрический фонарь средневековой формы и естественный свет, лившийся через стеклянную крышу. Поэтому перспектива средневекового замка, изображённая на одной из стен в полутьме, казалась реальным продолжением Коттеджа.
Государь шёл впереди, показывая дорогу гостю. Он выглядел весьма свежим, загорелым и обветренным. Царь с лёгкостью нёс по лестнице своё крепко сбитое тело. Председатель Думы, ленивый на пешие прогулки и физические упражнения, позавидовал царю. Сам он уже на втором марше лестницы стал немного задыхаться.
«Он ведь целый месяц отдыхал на яхте «Штандарт» в финских шхерах, – с завистью подумал Родзянко, – то есть часами грёб на байдарке, плавал и играл в теннис. Вот и выглядит как огурчик!.. А я тут в душных залах Таврического дворца вынужден был все эти дни отбиваться от депутатов, их запросов по поводу Распутина, призывать их сохранять спокойствие и не перебарщивать в нападках на Императрицу и монархию!.. А вот теперь иду как на заклание и не знаю, что выйдет из всей этой затеи – открыть глаза монарху на зловредность Распутина и потакание ему со стороны Александры Фёдоровны… И даже не могу по-настоящему насладиться интерьерами этого прелестного Коттеджа…»
Минуту спустя взору Родзянки предстал Морской кабинет. Это была небольшая уютная комната с видом на залив. Сводчатые стены и потолок были покрыты росписью, изображающей средневековую драпировку из лёгкой кремовой шелковистой ткани.
Мебель из ореха располагала к покою и удобству. Письменный стол и кресло перед ним стояли лицом к средневековым стрельчатым окнам и спиной к камину из серо-зелёного мрамора.
Государь предложил Родзянке расположиться на просторном диване, что для обширных размеров Михаила Владимировича было весьма удобно, а сам уселся в кресло подле стола. В большом порядке на этом столе покоились морской хронометр в деревянном ящике, две подзорные трубы – одна на латунной подставке в виде небольшого телескопа, другая – складная, а также подсвечник с двумя свечами и рефлектором и большой латунный морской мегафон.
«А ведь Ники, пожалуй, действительно любит море и флот…» – подумал Родзянко, в мыслях назвав царя его семейным уменьшительным именем. Дело было вовсе не в фамильярности Председателя Государственной думы, а в том, что Михаил Владимирович был женат на Анне Николаевне, урождённой графине Сумароковой, и через неё имел родство с Феликсом Феликсовичем, князем Юсуповым-старшим, графом Сумароковым-Эльстоном. В те дни высший свет Петербурга упивался сенсацией: великий князь Александр Михайлович и его жена Ксения – сестра российского самодержца дали согласие на помолвку их дочери Ирины, любимой внучки вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны, с единственным наследником громаднейшего состояния в России и тройной аристократической фамилии – князем Феликсом Феликсовичем Юсуповым-младшим, графом Сумароковым-Эльстоном. Юсупов-младший приходился племянником Родзянке. Таким образом, через племянника Михаил Владимирович мог породниться с Царской Семьёй, став дядей племяннице царя. Такая близкая перспектива взволновала всю родню Юсуповых. Юсуповы, Родзянки, Сумароковы уже видели себя внутри самого закрытого клуба России, называемого Домом Романовых. Спесь и честолюбие в предвкушении романтического события – свадьбы Феликса и Ирины – раздувались как на дрожжах…
Слева от Государя на письменном столе лежала аккуратная стопка кожаных папок разного цвета. Среди них Родзянко узнал и свою, тёмно-зелёного сафьяна. Николай Александрович ловко вынул её из стопки и обратил лучистые голубые глаза на Михаила Владимировича.
– Я прочитал ваш доклад и очень одобряю высказанные в нём мысли о покупке готовых броненосцев в Англии, дабы сэкономить бюджетные средства по военно-морскому флоту, – любезно начал Император, – но вы просили аудиенцию для обсуждения доклада, или у вас есть и какие-либо другие вопросы?
– Ваше Величество, разумеется, я хотел обсудить позицию Думы по военно-морскому строительству, но, не скрою, есть ещё один вопрос, терзающий меня… – изрёк Родзянко и даже вспотел от тяжёлых предчувствий.
– Хорошо, – согласился Государь, – давайте сначала обсудим морскую тему, тем более что и стены здесь нам должны помогать, – улыбнулся он своей обаятельной улыбкой.
Родзянко прокашлялся, словно дьякон перед молитвой, и начал доклад своим густым басом:
– В моём докладе, Ваше Величество, я писал о том, что в комиссии по военным и морским делам Думы стало известно о готовности на британских заводах Виккерса и Армстронга шести сверхдредноутов. Все шесть готовы отдать нам за сто двадцать миллионов. Таким образом, цена за каждый из них на десять миллионов ниже той, которую исчисляют на аналогичные сверхдредноуты в России. Эти корабли все очень хороши и уже готовы или почти готовы. Постройка подобных в России заняла бы годы. Но Морское министерство почему-то не хочет их покупать…
– Я хотел уточнить, Михаил Владимирович, – прервал его Государь, – зачем нам покупать корабли для Балтийского моря, когда нам надо усилить флот на Чёрном? Мы же не можем перетащить их туда!
– Если немцы будут тревожить нас в Чёрном море, то мы сможем потревожить их морской силой с Севера. А в дипломатических сношениях по такому случаю всегда можно напомнить Берлину, кто сильнее его в Балтийском море, – нашёлся Родзянко.
– Да, Михаил Владимирович, я поддерживаю ваши мысли и в таком духе написал резолюцию на ваш доклад. Но почему этот вопрос возник вновь? – удивился Государь.
– Потому, Ваше Величество, что Морское министерство тянет время и не спешит выполнить Ваше повеление, – убеждённо сказал Родзянко, – хотя на самый крупный из этих кораблей, по слухам, будет претендовать Турция, а Германия предпринимает усилия, чтобы два из них были изъяты из продажи. Но ещё не всё упущено. Если мы купим эти дредноуты, то будем сильнее Германии и строительство нашего флота пойдёт без форсировки. Мы сможем улучшить старые корабли и к 1915 году будем обладать мощной эскадрой на Балтике.
Николай Александрович выглядел явно заинтересованным в этой покупке и с благосклонностью смотрел на Родзянку. Председатель Думы после короткой паузы продолжал:
– Только не разрешайте обсуждать этот вопрос Морскому министерству, Ваше Величество, а прикажите прямо купить их, потому что министерство будет против…
– Отчего же? – удивился Император.
– Да оттого, Ваше Величество, что от этой покупки к рукам ничего не прилипнет.
– Что вы хотите этим сказать? – едва заметно улыбнулся Николай в усы.
– Ваше Величество, не мне Вам объяснять. Вы лучше меня знаете… – Родзянко явно намекал на одну неблаговидную историю из большого Романовского Семейства. Дядя царя, ныне покойный великий князь Алексей Александрович, был горький пьяница и распутник. Покрывая своим именем ведение дела морской обороны России, он развратил морское ведомство так основательно, что все виды уголовных преступлений в обращении с казёнными деньгами были тут налицо, и притом в колоссальных цифрах. От постройки броненосцев в лапах строителей, министров, морских и всяких других чиновников оставалось около половины ассигнованных миллионов. Подряды сдавались тому, кто больше взятку давал, и разлагающему влиянию подверглись мало-помалу даже иностранные заводы – Виккерс в Англии и Никольс в Америке. Весь Петербург знал, что сам великий князь не воровал, но миллионы прилипали к рукам его возлюбленной, артистки Михайловского театра Балетта, и морским разбойникам в мундирах, бравшим на абордаж морской бюджет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120