– Трусливых и паникёров с собой не брать!..
Брат царя покраснел. Он понял, что последняя фраза предназначалась ему. Михаил неловко повернулся и, сгорбившись, вышел из комнаты…
От Западного фасада Зимнего дворца группа полковника Кутепова вместе с Петром чётким строем перешла на другую сторону улицы и заняла здание Адмиралтейства. Но Кутепов не успел ещё выбрать помещение для своего штаба, как неизвестно откуда появился старик в адмиральском мундире, с короткой седой причёской и седой бородкой клинышком при пепельного цвета усах. Его глаза смотрели печально, но вся фигура, несмотря на старческую немощь, выражала властность. Это был морской министр Григорович. Он встал посреди коридора, перегораживая собой проход.
– Ваше высокоблагородие! – обратился военно-морской министр к полковнику. – Я возражаю против того, чтобы ваш отряд занимал это историческое здание, многие конструкции которого – из дерева, как, например, квартира министра, то есть моя… Кроме того, здесь хранится ценнейший архив Российского флота, с собственноручными чертежами Петра Великого… Он может пострадать, если начнутся боевые действия… Как морской министр, я приказываю покинуть это здание…
У Кутепова заиграли желваки на скулах, инстинктивно сжались кулаки, но строгая армейская дисциплина ещё сковывала его. Он только бросил в лицо министру, словно перчатку, гневные слова:
– Целость вашей квартиры вам дороже сохранения власти Государя Императора!
Потом он резко повернулся кругом, больно зацепив ножнами своего Георгиевского оружия ногу министра, и отдал приказ выходить на Дворцовую набережную.
Когда отряд был построен поротно на улице и пушки были вновь взяты на передки, а офицерам подали верховых лошадей, Кутепов легко сел в седло и сверху скомандовал:
– Барабанщики, вперёд! Через Троицкий мост идём в Петропавловскую крепость!
Мерно ударили поход барабаны, чётким строем, как на смотру, тысячный отряд, в состав которого входили измайловцы, егеря и стрелки 3-го стрелкового Его Величества полка, двинулся по Дворцовой набережной.
У здания посольства Британии и на съезде с моста толпилась кучка демонстрантов, не жалевшая глоток для приветствия главного союзника «общественности», посла сэра Джорджа Бьюкенена. По мосту также валила в обе стороны толпа.
Но когда голова грозной колонны с командиром впереди поравнялась с Мраморным дворцом, пространство перед ней как по мановению волшебной палочки стало очищаться от чёрно-серых масс людей.
Пётр сразу оценил обстановку. У него мелькнула шальная мысль. Его лошадь шла на корпус сзади от Кутепова. Полковник-кавалерист подъехал с командиру отряда и, наклонившись к его уху, тихо сказал:
– Может быть, пойдём так в Таврический дворец и разгоним Думу?! Видите, как крысы разбегаются от нас…
– Вижу и одобряю ваш порыв… – блеснул на Петра чёрными угольками глаз Кутепов, – но нас слишком мало, чтобы самим начать гражданскую войну… Если бы был приказ Государя или хоть кого из начальствующих лиц!..
Ни тот ни другой не ведали о приказе Императора командующему войсками Петроградского военного округа генералу Хабалову: «Повелеваю прекратить беспорядки…» Хабалов и его окружение просто-напросто утаили его от верных присяге командиров частей, готовых действовать…
Пётр немного сник. Несколько шагов не доезжая до поворота на Троицкий мост, недалеко от английского посольства, Кутепов метнул злобный взгляд на резиденцию британского посла и скомандовал:
– Барабанщики, играть тревогу!
Когда барабаны грянули нервные такты, Пётр краем глаза уловил, как заметались в окнах посольства тёмные тени, но надо было вводить колонну на мост, и всадники повернулись к дому Британии спиной. Толпа, заполнявшая ещё несколько минут тому назад пространство перед посольством, Троицкий мост и начало Каменноостровского проспекта, неизвестно куда растворилась. Для колонны не было никаких препятствий.
Отряд дошёл до Петровских ворот крепости, и запертые было дубовые створки, окованные железом, сами собой открылись. Крепостная стража с восторгом приветствовала подкрепление. Выбежавший навстречу командир караула сообщил Кутепову, что военный министр генерал Беляев находится здесь, в обер-комендантском доме.
Кутепов и Пётр мгновенно оказались у обиталища «Мёртвой головы», как в армии и гвардии называли бывшего начальника Генерального штаба, а теперь военного министра. Они спешились и вдвоём вошли в дом. Их провели к министру.
Беляев сидел и плакал навзрыд. Слёзы текли по его жёлтому, словно обтянутому пергаментом, худому и голому, без бороды и усов, лицу, он утирал их, на секунду останавливался и продолжал снова рыдать.
Кутепов щёлкнул каблуками, вытянулся и грозно рявкнул:
– Сводный отряд стрелков под моей командой в составе тысячи ста штыков, двенадцати орудий и пятнадцати пулемётов явился для обороны крепости от бунтовщиков!
Не переставая плакать, военный министр обречённо махнул рукой:
– Всё потеряно… Всё потеряно… Приказываю вам разойтись!..
Кутепов и Пётр остолбенели. Военный министр, первый слуга царю в армии, забился в какую-то дыру, где не видно никаких военных приготовлений, и в минуты, когда судьба России висит на волоске, вместо твёрдого руководства льёт слёзы, отдавая непонятный приказ боевой части! Но политика никогда не входила в сферу интересов строевых и даже гвардейских офицеров. Преображенец и улан за несколько дней беспорядков не успели ещё понять, что бунты и революции начинаются тогда, когда верхи разложены и не способны управлять. А бонапарты появляются, когда находится хоть один твёрдый и неукротимый истинный вождь…
Они молча вышли на крыльцо. Пётр спросил Кутепова как старшего:
– Это что, измена?
Тот подавленно молчал. Потом склонил голову и печально ответил:
– Думаю, ты прав! Я тоже слышал об этом… Мне говорили, главный удар по Государю будет нанесён первого марта… То есть завтра… А до этого – заговорщики-генералы лишат его опоры в армии…
…Несколько часов ожидания боя, верность присяге в дни разгула предательства и бунта, любовь к Государю сдружили Кутепова и Петра. Они обнялись на прощанье и разошлись в разные стороны.
Пётр вышел на Каменноостровский проспект. По улице снова лился поток людей, но революционного экстаза стало меньше. В толпе говорили, что час назад по Дворцовой набережной в сторону Думы прошёл полк верных царю солдат и что «временные министры» и Совет бежали.
Через час, когда полковник подошёл к Сенному рынку, на безалаберной толкучке, в которую превратилась в эти дни вся площадь вокруг рыночных павильонов и Успенской церкви, гуляли слухи о том, что целая боевая дивизия, верная Императору, ходит по городу и ждёт приказа Батюшки-царя стрелять в бунтовщиков… Только здесь Пётр понял, что слух этот родился и ширился после марша отряда Кутепова от Зимнего дворца в Петропавловскую крепость…
Пётр легко подобрал здесь для себя полный комплект нового, лишь чуть обмятого солдатского обмундирования, сложил его в солдатский вещевой мешок и отправился домой. Он собрался наутро поехать в Царское Село и посмотреть, что происходит там вокруг Александровского дворца…
За утренним кофе он поделился с дедушкой своим планом. Ознобишин одобрил его. Когда Пётр вырядился во всё солдатское, Фёдор Фёдорович внимательно осмотрел его кругом, похлопал по загривку и сказал:
– Ты горбись помаленьку… А то у тебя слишком гвардейская выправка…
Перед уходом Пётр хотел засунуть за пояс гимнастёрки тяжёлый кольт. Дед остановил его и исчез на несколько минут в кабинете. Потом торжественно появился, неся в ладони маленький чёрный браунинг:
– Оставь свой кольт… Возьми вот этот, он тебе может пригодиться!..
Пётр принял изящный пистолетик и обнял деда. Хоть браунинг и не был заметен в бездонном кармане солдатской шинели, он вспомнил нехитрый профессиональный приём разведчиков и переложил пистолет за голенище левого сапога. Ствол удобно уткнулся в шерстяной носок. Оружие стало незаметным…
Трамваи не ходили, извозчиков на улицах, где всё-таки переливались толпы демонстрантов, не было. Быстрым шагом полковник менее чем за час добрался до Царскосельского вокзала, но, как оказалось, пассажирские поезда по приказу какого-то думца – не то Баранкина, не то Бубликова – были отменены. Среди пассажиров, бестолково роящихся у закрытой кассы, прошёл слух, что будет поезд до Гатчины с Варшавского вокзала.
Пётр вышел на площадь, чтобы найти, наконец, извозчика.
Вся площадь перед вокзалом оказалась заставленной грузовыми моторами. На их платформах было полно солдат и штатских, вокруг суетились агитаторы. От Семёновского плаца и казарм подходили ещё солдаты и вооружённые люди. Почти у всех были красные банты на шинелях и тужурках.
Агитатор в форменном пальто Технологического института подошёл к Петру и, щуря подслеповатые глаза, предложил:
– Эй, служивый, давай с нами в Царское Село брать Александровский дворец!.. Заберём в тюрьму царицу-немку и царских детей!..
– А што!.. – с вызовом ответил ему Пётр. – Можно и посмотреть!..
Ему удалось втиснуться на первый грузовой мотор, почти рядом с шофёром. Ещё несколько минут – и колонна больших грузовых авто, переполненных людьми, с гамом и матерщиной, песнями и свистом тронулась по Загородному проспекту на Забалканский. Ветер бил в лицо. Пётр вместе со всей человеческой массой трясся на ухабах, хватался за соседей, чтобы устоять на поворотах. Все эти физические усилия не мешали ему думать, как отвлечь толпу от её страшной цели – захватить Царскую Семью. Он знал, что Царские Дети больны, Государыня героически ухаживает за ними; о месте пребывания Николая Александровича пока не знают даже в Генеральном штабе. Как поведут себя стрелки царского Конвоя, когда эта вооружённая банда, в которую ему удалось попасть чудом, будет приступом брать Александровский дворец?.. Вскоре у него созрел план…
Когда под колёсами застучали доски моста через речку Кузьминку и впереди показалась окраина Царского Села, Пётр во всю мощь лёгких начал орать:
– Робята!.. Вон там, за пустырём, винные склады! Их ещё не тронули!.. Айда сугреемся!..
Хотя моторы и тарахтели, призыв Петра за несколько секунд проник в души всех жаждущих рядом с ним, достиг второго, потом третьего и следующих грузовиков…
– Заворачивай к складам! – заорали солдату и штатские, истосковавшиеся по хлебному вину. – Заворачивай!.. А не то… – угрожающе стали они тыкать прикладами в спину шофёру.
Малолюдная охрана винного склада с вкопанными в землю ёмкостями, штабелями бочек и железнодорожными цистернами вмиг была смята толпой солдат, штатских, ломавших ворота и неудержимо рвавшихся к спирту. Выстрелы сторожей в воздух только привлекли внимание новых сотен мужиков, солдат, жителей хибарок и домов окраины.
Некоторые из агитаторов орали, призывая бросить спирт и немедленно идти на дворец, но большинство из них было захвачено стихией алчущей толпы. Люди черпали жидкость чем придётся, пили, проливали мимо рта на снег, упивались, падали и горстями зачёрпывали из луж снег, пропитанный спиртом… Мужчины, женщины, старики, старухи, даже дети – все хотели зачерпнуть свою долю долгожданного и бесплатного счастья…
Кто-то, опившийся до потери разума, чиркнул спичкой, желая прикурить цигарку. Открытые бочки и ёмкости одна за другой начали пылать синим огнём, но люди, пихая и отталкивая друг друга, презирая опасность сгореть заживо, черпали огненную жидкость вёдрами, чайниками, фляжками, шапками и пили, пили, пили… Некоторые ложились к чанам, вкопанным в землю, и припадали к их краям, всасывая в себя спирт. Пётр видел, как несколько человек соскользнули, опившись, в чаны и утонули в них… Другие, не обращая ни на что внимания, продолжали пить и пить из тех же чанов. Те, кто набрал горящую жидкость в вёдра, пытались их унести. Но пламя и горячее железо жгло им руки. Тогда иные из них садились на свои вёдра, чтобы потушить огонь… Другие, ещё что-то соображавшие, забрасывали свою добычу снегом, и синее пламя исчезало.
Петру сделалось противно от смеси запахов горевшей одежды, палёного человеческого мяса, спирта. Он отошёл на несколько шагов, и его вырвало. Стало легче, и Пётр пошёл по дороге в сторону Александровского парка. Вдруг он услышал за спиной чьи-то торопливые шаги.
– Господин солдат!.. Господин солдат!.. – позвал его незнакомый голос. Пётр обернулся и увидел догнавшего его того самого студента-технолога, который агитировал возле вокзала ехать захватывать дворец.
– Это вы помешали нашей антидинастической акции, натравив революционеров на винный склад?! – срывающимся писклявым голосом заорал на Петра агитатор. – Застрелю!..
Он пытался вытащить из-за пазухи большой маузер. Ребром ладони, привыкшей держать шашку, Пётр мгновенно рубанул его по шее. Студент упал как подкошенный. Полковник наклонился, вынул из его руки маузер, поставил пистолет на предохранитель и осмотрел грозное оружие.
«Вот странно, – подумал он, – пистолет совсем новый, немецкого производства, и даже фабричная смазка сохранилась в пазах… Откуда их революционеры получают?!» Бросать такую дорогую вещь было жалко. Оставлять хилому юнцу агитатору – опасно. Пётр сунул его в свой бездонный карман. Оглянувшись вокруг и не заметив более ничего подозрительного, он направился в сторону Александровского парка…
Днём служащие дворца принесли обер-гофмаршалу графу Бенкендорфу слух о том, что большой отряд революционеров на дюжине грузовых моторов двигался по шоссе из Петрограда в сторону царской резиденции. Однако свершилось чудо, и толпа повернула грабить винный склад.
Но опасность нового наступления отрядов бунтовщиков оставалась. К тому же Родзянко телефонировал гофмаршалу своё требование о том, чтобы Государыня и Ея Дети срочно выехали из Александровского дворца. Родзянко надеялся, что об этом паническом призыве узнает Император и это тоже подтолкнёт его к отречению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120