– Милорд, ведите себя прилично. Мы на людях.
– Значит, когда вокруг никого не будет, мне можно вести себя неприлично?
Эмма покраснела, вспомнив, какой неприличный вид был у Чарлза на озере.
– Милая, вы, кажется, немного покраснели. Неужели вспоминаете нашу маленькую встречу сегодня утром? Должен сказать, что я вел себя весьма прилично. Поверьте, Эмма.
– Милорд, как вы можете такое говорить?
– Потому что точно знаю, что сделал бы, не веди я себя прилично. Я сумел себя обуздать. Точно так же я повел себя вчера в вашей комнате. Любовь моя, нам нужно поговорить.
Эмма затаила дыхание. Что он хочет сказать на сей раз? Блеск в глазах Чарлза был более чем красноречив.
– Чарлз, перестань шептаться с мисс Петерсон и иди сюда, – крикнула леди Беатрис.
Эмма закрыла глаза. Оказаться бы сейчас в своей спальне. Одной. Но, открыв глаза, она увидела, что леди Беатрис машет ей рукой:
– Скорее же! Чарлз и мисс Петерсон, ваши партнеры – мистер Стоклм, мистер Фрамптон, мисс Эстер Фартингтон, мисс Оулдстон и мисс Хейверфорд.
– А почему не играет Олворд? – Робби пытался отгородиться диванчиком от мисс Пелем.
– Уэстбрук, женатые старики не в счет, – Герцог сел возле жены. – Пусть молодежь резвится.
– Смешно, сквайр, а вы? Не присоединитесь?
– Нет-нет, Уэстбрук. Удовольствуюсь ролью зрителя. Впрочем, я буду держать вашу сторону.
– Мисс Рассел? Уж вы-то наверняка, хотите участвовать.
– Нет-нет, милорд! Нет благодарю.
Робби оглядел гостиную.
– Мистер Максвелл?
Громкий храп.
– Что я вам говорил? – пробормотал Чарлз на ухо Эмме.
– Не задерживайте нас, сэр. – Леди Беатрис подала Робби листок бумага. – Вы с мисс Пелем…
Эмма закрыла, рот рукой, чтобы скрыть смех. Ну и лицо сейчас у Робби! Бедняга, мягко говоря, был в ужасе. Леди Беатрис, кажется, тоже это заметила. Она замолчала, выразительно уставившись на Робби.
– Пусть разыгрывают леди Элизабет и мистер Оулдстон.
– Сядем, мисс Петерсон? Это может оказаться забавнее, чем лучшие фарсы в «Друри-Лейн».
Эмма приняла предложение Чарлза сесть на диванчик. Но на него тут же проворно уселся мистер Стокли.
– Прошу вас, садитесь рядом, мисс Петерсон. – Он похлопал по дивану рукой.
Было, бы грубо отказываться. Эмма села на краешек дивана с другой стороны, как можно дальше от мистера Стокли. Но диван был мал. Единственное, чему Эмма порадовалась, так это тому, как болезненно перекашивается лицо мистера Стокли при малейшем перемещении по сиденью. Принни хорошо поработал! Наглец десять раз теперь подумает, прежде чем пугать ее своими бровями.
И еще двадцать, видя пристальный взгляд Чарлза, который сел на соседний стул.
Робби передал листок бумаги мисс Пелем, сложил руки на груди и застыл, стоя возле каминной полки. У мисс Пелем и мистера Оулдстона завязался ожесточенный спор; Подошла Лиззи, послушала немного и встала рядом с Робби.
– Ах, мисс Петерсон! – Мистер Стокли бросил неприязненный взгляд на Чарлза и склонился к уху Эммы: – Днем в галерее – ох!
Эмма усмехнулась:
– Не ушиблись ли вы, мистер Стокли?
– Совсем чуть-чуть. Не беспокойтесь.
Жаль, нет поблизости Принни. Пса не пришлось бы долго уговаривать отхватить от мистера Стокли кусок побольше.
– Днем в галерее? – Брови Чарлза почти сошлись на переносице. – Стокли, разве вы не ходили в «Пантеон»?
Стокли поморщился, переминаясь с боку на бок.
– Милорд, я ходил, но пробыл там недолго.
– Я встретила мистера Стокли в длинной галерее, милорд. Он осматривал портреты. – Эмма взглянула на мистера Стокли. – Очень внимательно осматривал.
– Стокли, вы знаток живописи?
– Едва ли, милорд. Лучше сказать, я только учусь. Всегда стремлюсь познать… что-то новое.
Эмма взглянула на него внимательнее. Отчего в голосе этого человека вновь зазвучали угрожающие ноты?
– Вот как? – Чарлз явно начинал злиться. – Очень интересно, каких знаний вы тут набираетесь, особенно если речь идет о мисс Петерсон.
Эмма удивленно захлопала ресницами. Чарлз почти рычал, словно вставший на дыбы цепной пес.
– Похищение!
Эмма повернулась к игрокам. Мисс Рейчел Фартингтон с криками подпрыгивала на своем стуле. Мистер Оулдстон обхватил руками мисс Пелем, которая отчаянно сопротивлялась. Робби и Лиззи давились от хохота, держась за бока.
– Какого черта? – Чарлз рванулся было вперед, но мистер Оулдстон уже отпустил мисс Пелем. Теперь они оба спустились к ногам мисс Рейчел, улыбаясь и подбадривая ее.
Чарлз недоуменно взглянул на леди Беатрис:
– Тетя, вы ведь не… не разрешили им разыгрывать «Похищение сабинянок»?
– Милорд, – раздраженно заявила мисс Пелем, – вы выдали наш замысел!
Эмма убежала к себе, как только представилась возможность. Игра в шарады не удалась. Чарлз изучил все записки, чтобы проверить, какие еще сцены тетка запланировала для игроков. Все они были объявлены неподходящими. Леди Беатрис возражала, и им пришлось выйти спорить в холл. Как только фиолетово-оранжевое одеяние скрылось за порогом гостиной, мужчины сбежали в бильярдную. Когда леди Беатрис с Чарлзом вернулись, число игроков значительно сократилось.
Жаль, что не ушел мистер Стокли. Он так и вился вокруг Эммы, отчего Чарлз злился все сильнее. Мистер Стокли не нравился Эмме. Но, оказывается, их постоянная перепалка с Чарлзом не нравится ей еще больше. Выслушав очередное резкое замечание Чарлза, девушка поняла, что у нее жутко болит голова.
Ну вот, теперь и ночная рубашка куда-то подевалась! Она дважды обшарила весь гардероб. Бесполезно. Тем более что вещей-то в гардеробе почти не было. Она бы сразу нашла рубашку, будь она здесь. Что же делать? Не спать же в платье! Она решила, что ляжет в сорочке.
Слава Богу, хоть щетка для волос не пустилась в странствия. Эмма села за туалетный столик и начала разбирать прическу. Затем посмотрела на дверь в спальню Чарлза. Как могла щетка оказаться среди бумаг на его Письменном столе? Может, там же она отыщет и ночную рубашку?
Ее кожа горела огнем. Зачем ей ночная рубашка? Сегодня ей даже в сорочке будет жарко.
Эмма посмотрела на себя в зеркало, и в голову закралась коварная мысль.
Что, если она не наденет даже сорочку? Только простыни будут ей прикрытием. Никто же этого не узнает.
От сладкого предвкушения кожу начало пощипывать престранным образом.
Эмме двадцать шесть лет. Она взрослая женщина. Кто будет возражать, если она решит разгуливать по собственной спальне в чем мать родила? У нее нет даже горничной, так что некого шокировать.
Боясь передумать, она встала и поспешно сдернула с себя сорочку. На руках выступила гусиная кожа – ночной воздух был прохладен. Соски затвердели, словно мелкие камушки.
Она опустилась назад в кресло. Шелковая обивка, гладкая и скользкая, слегка грубоватая, холодила разгоряченную кожу ягодиц. Эмма поежилась и выпрямила спину.
Взяв щетку, принялась сосредоточенно расчесывать длинные кудрявые волосы. Сначала она смотрела прямо в глаза своему отражению и старалась не обращать внимания на то, что было ниже. Словно боялась окаменеть, увидев свое обнаженное тело.
Да зачем смотреть? Она его чувствовала. Закрыв глаза, Эмма наслаждалась новыми ощущениями. Огонь в камине согревал голую кожу… Волосы струились по плечам, ласкали грудь, дразнили соски… Тело было свободно, оно могло лететь по воздуху, не обремененное ни одним лоскутом одежды.
Грудь отяжелела, приобрела особую чувствительность. Соски ныли. Ныло и в другом месте. Она едва могла терпеть. Пришлось открыть глаза. Эмма изумленно ахнула.
В черном стекле зеркала она увидела кудрявые темно-золотистые волосы, за ними проглядывала светлая кожа. Эмма собрала тяжелую массу волос и подняла вверх, чтобы рассмотреть себя получше. Она видела, как вслед за руками поднялись груди. Большие, золотистые от света огня, с круглыми упругими сосками.
Эмма знала, что мужчинам нравится ее грудь. Она выросла отнюдь не в монастыре. Не раз ловила взгляды, направленные на ее лиф. Ей хотелось укрыться от похотливых взоров, и она выбирала платья с высоким воротом, как и приличествует дочери викария. Эмма посмотрела, в сторону гардероба. Единственным исключением стало синее атласное платье. Она надела его лишь однажды – в примерочной. Хватит ли у нее смелости надеть его на бал?
Понравится ли оно Чарлзу? Вырез такой глубокий. Хватит мига, чтобы стянуть его до талии.
Она снова распустила волосы и, поколебавшись немного, обняла груди ладонями. Слегка приподняла, оценивая их тяжесть. Так делал Чарлз в ту ночь, когда расчесывал волосы. Тогда на ней была ночная рубашка. Но он гладил ее обнаженную грудь на озере. Видел ее в свете раннего утра. Ласкал соски губами и языком.
Между ног снова появилась влага, и Эмма поспешно вскочила с кресла. Не хотелось испачкать чудесную шелковую обивку.
Затем она посмотрела на сброшенную сорочку. Ей совсем не холодно. Можно спать и без нее. Эмма забралась в постель, сняла очки и задула свечу.
Ей никак не удавалось устроиться поудобнее. Тело приобрело странную чувствительность. Стоило лечь на спину, как грудь и низ живота начинали изнывать, соприкасаясь с грубой тканью одеяла и простыни. Она вытягивала ноги и чувствовала пульсирующую боль неутоленного желания. Это желание просто испепеляло. Эмма поворачивалась на бок, но бесполезно. Лежать на животе было еще хуже. Хотелось тереться о кровать, извиваясь и постанывая. Ей было жарко. Тело пылало, как от лихорадки.
Может, стоит самой потрогать себя там, где трогал ее Чарлз, где ныло сильнее всего? Может, тогда она получит желанное облегчение?
Нет, на это у нее не хватит духу. Слишком уж неприлично. Хотя что может быть неприличнее, чем то, что происходит сейчас? Распутная старая дева изнывает от страсти, лежа обнаженная в постели.
Наконец Эмма задремала. Ей снился Чарлз, голый, каким он был на озере. Снились его плечи, мышцы рук, грудь, покрытая рыжеватыми волосками, спускающимися ниже, к пупку, и еще ниже – под полотенце. Тут Эмма пробудилась от отчаяния. Ее воображению все еще не хватало подробностей.
После пятого или шестого внезапного пробуждения она сдалась. Нужно надеть сорочку, тогда она сможет уснуть.
Эмма потянулась за очками и вдруг услышала скрип, а затем шорох. Она села, подтянув к подбородку одеяло. В противоположном углу комнаты явно было какое-то движение. А затем что-то белое вышло прямо из стены.
Она хотела набрать в грудь побольше воздуха и закричать изо всех сил. Но голос ей отказал. Тогда она нырнула под одеяло и начала читать молитвы, как благочестивая дочь викария, какой она когда-то была.
«Я снова стану такой, как раньше, – говорила она себе. – Если переживу эту ночь».
Глава 13
Чарлз отложил книгу. Эту страницу он читал уже в двадцатый раз, не в силах вникнуть в смысл прочитанного.
Какого черта делал Стокли в длинной галерее, и почему он так и кружит вокруг Эммы, как надоедливая муха? Эмма не выказывала никаких признаков того, что ей нравится присутствие этого молодца.
Черт, ей лучше сразу забыть о других мужчинах. Она принадлежит ему. Осталось только закрепить право собственности.
Чарлз посмотрел на дверь, соединяющую их спальни. Вот бы пойти туда, к Эмме. Ему необходимо видеть ее, говорить с ней, держать в объятиях, а еще…
Чарлзу стало неудобно сидеть. Придется опять идти на озеро. Он так возбужден, что ему не уснуть. Да что там – ему, наверное, и брюки-то теперь не натянуть. Нужно убедить Эмму выйти за него, пока этот своевольный орган не разорвался, как пушечное ядро. Тогда прощай, наследник. Род Дрейсмитов прервется.
Он спустил ноги на пол, поморщился. Нет, это невыносимо. Нужно получить разрядку. В местной гостинице есть женщины. Нэн сумеет о нем позаботиться – он и раньше пользовался ее услугами.
Но ему не хотелось идти в гостиницу!
Ему нужна только Эмма. Поэтому озеро – единственный вариант. Эмма его просто околдовала! Если она не станет его женой, прядется ему бегать на озеро каждую ночь.
Он потянулся за брюками. Что это? Сдавленный крик из комнаты Эммы. Он замер, сердце глухо колотилось в груди. Такие сдавленные крики он слышал на войне. Так кричали женщины, когда от ужаса им не хватало дыхания.
Чарлз выскочил из постели, забыв про брюки. Схватил тяжелый бронзовый подсвечник. Этой штукой можно прекрасно проломить череп, если будет необходимо.
Распахнув дверь и подняв свечу повыше, он осмотрелся. Никого. Он проверил всю комнату, но не увидел даже Эммы. Чарлз подошел ближе к ее постели. В центре возвышался большой холм. Маркиз осторожно отогнул край одеяла и быстрым движением сдернул его.
Тут и обнаружилась Эмма. Она сидела на коленях, лицом вниз. Чудесные волосы разметались. Красивые, мягкие, белые обнаженные ягодицы были открыты его взору.
Чарлза чуть не хватил удар. Эмма вскочила, оказавшись с ним лицом к лицу.
Чарлз остолбенел – он не дыша смотрел, как двигаются ее прекрасные полные груди. Во рту пересохло, зато другая часть его тела…
Он видел ее грудь утром на озере, но сейчас она выглядела намного соблазнительнее. Он любовался линией ее длинной шеи, изящными ключицами, молочно-белой грудью, тонкими ребрами.
– Эмма… – простонал он.
– Чарлз? – Она потянулась за очками. – Вы голый!
– Как и вы, моя дорогая.
Боже, она смотрела ему вовсе не в лицо! Она уставилась на то, что было предметом его мужской гордости.
– Это и было под полотенцем?
– Да. – Чарлза разбирал истерический смех. – Как правило, я ношу это с собой.
– Но как оно помещается в брюках?
– Оно опадает, когда его отправляют на хранение. – Чарлз пристроил свечу сбоку от постели. – Не хотите ли потрогать?
Его голос охрип.
Эмма колебалась – ей было любопытно.
– А можно?
– Прошу вас.
Она нерешительно протянула руку. Он смотрел, как приближаются к нему ее тонкие пальцы. А закрыв глаза, почувствовал легкое касание – словно бабочка присела. Волшебное ощущение, но слишком уж недолгое.
– Такой… придаток… есть у всех мужчин?
Сейчас он прольет семя прямо ей в руки.
– Да, милая. И им делают детей. Потрогайте его снова. Уверяю, мне не будет больно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33