Но Олбани вырос во Франции, воспитывался матерью-француженкой и французский был его родным языком.
Кроме того, герцог служил королю Франции и был женат на французской дворянке. Сейчас Олбани слегка перевалило за тридцать, отец его умер, когда сыну было всего четыре года, и это, как думал молодой человек, оборвало все его связи с Шотландией. Герцог поддерживал великолепные отношения с французским двором – за верную службу королю получил орден Святого Михаила и звание адмирала Франции. Кроме того, Олбани был удачно женат на своей кузине Анне де ля Тур, богатой наследнице, каковая и принесла ему эти поместья в Оверни. В общем, он жил в свое удовольствие, деля время между двором и поместьями, почитая себя вполне счастливым.
Само собой, друзья как раз говорили о Шотландии. Новости о сражении при Флоддене еще оставались свежи, и де ла Басти не мог отрешиться от мыслей о том, что они означают.
– Знай вы короля, переживали бы это не менее глубоко, – говорил он. – Яков IV был так полон жизни, так обаятелен, настолько приятен в общении. Я помню, как он переоделся в Дикого Рыцаря, а потом явно испытывал неловкость, стесняясь принять все заслуженные почести и славу. А теперь… он мертв.
– Такая судьба постигнет любого из нас, – философски заметил Олбани.
– Но не в расцвете лет, будем надеяться.
Олбани немного помолчал.
– Эти Стюарты – дикий, необузданный клан.
– Все они? – с улыбкой полюбопытствовал де ла Басти.
– Во мне кровь Стюартов разведена французской. И я горд тем, что унаследовал логику и здравый смысл от матери.
– И совсем ничего – от отца?
– Помоги мне Небо, надеюсь, не его умение вляпываться в неприятности.
– Никто и не говорит, что вы это унаследовали. Вот он вы – друг короля, блестящий придворный и счастливый помещик. О чем вы могли бы еще мечтать?
– Да вроде бы ни о чем. Я не жалуюсь на судьбу. У меня нет склонности к той жизни, что вел мой отец. – Он улыбнулся. – Я не помню его, по мать постоянно о нем рассказывала. Истории о последних годах его жизни изобиловали столь фантастическими приключениями, что вряд ли имеют хоть какое-то отношение к истине.
– Он действительно был весьма странным человеком, и несчастливым вдобавок, как мне кажется, если и вправду поссорился с родным братом.
– О, мой родитель был дьявольски тщеславен, а человеку амбициозному трудно вынести, что он родился не первым, а вторым сыном короля. Естественно, такой человек только и мечтает о короне, и, когда его брат стал Яковом III, начались неприятности. А вот я предпочел бы жить мирно и никоим образом не угодить в водоворот мятежа. Говорю вам, я пошел скорее в мать, чем в отца.
Они направили лошадей к замку, и тут де ла Басти воскликнул:
– Посмотрите, у вас гости!
– Да, вы правы.
Олбани пришпорил коня, и они пустились в галоп, так что мигом достигли ворот.
Несколько слуг заметили их приближение, так как стояли наготове. Конюшие подбежали забрать лошадей и сказали хозяину, что приехали иностранцы.
В большом зале жена Олбани, до замужества – графиня де ля Тур, принимала иностранных гостей как любезная хозяйка, но Олбани, войдя туда вместе со следующим по пятам де ла Басти, невольно напрягся от странного внутреннего беспокойства, так как гости прибыли из Шотландии. Более того, они явились сюда с важной миссией, поскольку перед герцогом Олбани стоял не кто иной, как лорд-лайон.
Он понял, о чем пойдет речь, еще прежде, чем гость успел открыть рот. Это логически вытекало из недавних событий. Король-дитя… женщина-регент… он сам – внук короля Якова II…
«Никогда! – подумал герцог. – Почему я? Здесь я живу в мире и покое. Здесь я счастлив. Почему я должен оставить все это ради бесконечных передряг, каковые, естественно, станут моим уделом в этой измученной враждой стране?»
Тем не менее Олбани любезно выслушал лорд-лайона и даже намеком не выказал отвращения к его миссии.
Гостей должно принять по-королевски; Анна об этом позаботится. Она тоже явно испытывала тревогу. Но совершенно напрасно. Их семейному миру и покою ничто не грозит.
Герцог, погруженный в задумчивость, сидел у себя в покоях и вспоминал истории, слышанные от матери.
Его отец прожил яркую жизнь, но, разумеется, семейное счастье, мирные удовольствия куда желаннее любых приключений, вызванных неуемным тщеславием.
Его отец, Александр Стюарт, герцог Олбани-старший, всегда был в гуще интриг, и, естественно, когда старший брат Яков взошел на троп, Александр и его младший брат, герцог Map, стали искать почестей и славы. Из-за них Шотландию измучили мятежи. И после того как Олбани и Map вступили в схватку с баронами пограничья, Хьюмами и Хэпбернами, Яков III использовал удачный повод посадить беспокойных братьев в тюрьму. Map умер там самым загадочным образом. Утверждали, будто от несчастного случая, когда лекарь пускал ему кровь; но многие считали, что король велел перерезать смутьяну вены, чтобы тот истек кровью. Но, так или этак, Мару пришел конец.
Олбани твердо решил, что с ним подобного несчастья не произойдет, и, поскольку у него были союзники во Франции, задумал побег. Это случилось при весьма драматических обстоятельствах, что было характерно для всех приключений герцога. В тюрьму замка Эдинбург для него передали две фляги – якобы с вином. В одной действительно было превосходное вино из Малмси, зато в другой лежала веревка, благодаря которой и стал возможен побег. Кроме того, во флягу сунули записку, где говорилось, что в заливе Форт стоит на якоре французский корабль, каковой доставит узника во Францию.
Олбани готовил план побега вместе с мальчиком-лакеем, прислуживавшим ему во время заключения. Сначала Олбани пригласил капитана стражи замка прийти в камеру и вместе выпить великодушно присланного ему вина.
Капитан пришел, и, когда выпил немного больше обычного, герцог, отобрав у него меч, им же и заколол. Потом он послал мальчика-лакея сказать стражнику, что капитан малость перепил и нуждается в помощи. Как только стражник вошел в камеру, Олбани убил и его. Так повторялось дважды, и вскоре у ног герцога лежали четыре трупа.
Затем Олбани приказал мальчику спуститься по веревке, думая немедленно последовать за ним. Мальчик стал скользить по стене замка, но веревка оказалась слишком коротка, и он упал, сломав бедро. Поняв, что произошло, Олбани втянул веревку обратно, удлинил ее и, в свою очередь, спустился. Несмотря на то что герцога могли поймать, он поднял ребенка, отнес в ближайший дом и приказал, чтобы там позаботились о ранах мальчика, предупредив, что, если с ним что-то случится, хозяева будут держать ответ перед Олбани. Только потом беглец отправился к тому кораблю, что ожидал его, дабы отвезти во Францию. Забота о мальчике-лакее вызвала у народа симпатию к Олбани, и он превратился в живую легенду для всей страны. Герцог благополучно добрался до французского корабля, и когда прибыл в Париж, король Франции обошелся с ним ласково: дал поместье и невесту – французскую наследницу Анну, дочь графа Оверни и Булони.
Но беспокойный Олбани не желал вести мирный образ жизни и очень скоро вернулся в Англию, где вместе с Эдуардом IV затеял интригу, пытаясь свергнуть с шотландского престола своего брата Якова III и самому получить корону. В обмен на помощь Эдуард хотел, чтобы Олбани, оказавшись на троне, оставил супругу-француженку и женился на его дочери Сесилии. Олбани был не из тех, кого волнуют подобные мелочи. До того как покинуть Шотландию, он и так был женат на своей кузине Екатерине Синклер, от которой имел трех сыновей и дочь. Герцог развелся с ней, ссылаясь на чересчур близкое родство, так что официально его единственным наследником был нынешний герцог, сын от Анны де ля Тур.
Какая борьба началась в Шотландии из-за интриг Олбани! Многие вельможи были недовольны королем, и для восстания против Якова им не хватало только знамени Олбани. Душой этого мятежа был Кот-с-Колокольчиком, и началась великая смута.
Со временем Олбани понял, что ему необходимо бежать из Шотландии, и еще раз попросил убежища во Франции, где и умер не менее драматически, чем жил. Присутствуя на турнире, герцог был случайно убит наконечником копья, хотя даже не участвовал в схватках, а был просто зрителем.
Жизнь, полная приключений… Был ли Олбани-старший доволен ею так же, как его сын радовался своей?
Возможно, это удовлетворяло его, ведь выбирал-то сам…
«Но у меня, – сказал его сын, – другая жизнь».
Де ла Басти постигнет разочарование. Герцог знал, чего хочет его друг. Антуану хотелось бы сопровождать нового регента в Шотландию, поскольку он, несомненно, влюбился в эту непонятную, мрачную страну.
Так почему бы не отправить туда де ла Басти как свое доверенное лицо? Это была хорошая мысль. Олбани сейчас же отправится к другу и сделает ему такое предложение. Все лучше, чем прямой отказ! Олбани объяснит посланникам: «Дела не позволяют мне покинуть сейчас Францию, поэтому я посылаю друга, каковой также является и другом Шотландии, дабы он действовал от моего лица до тех пор, пока я не смогу приехать сам».
«До тех пор, пока я не смогу приехать сам?»
Олбани испытывал непонятную грусть и волнение.
Неужели в нем все-таки было что-то от отца? Неужели мысль о правлении страной все-таки привлекает его?
Итак, герцог Олбани принял решение. Не сейчас… но, возможно, когда-нибудь он пожелает ехать…
Как отличалось это Рождество во дворце Холируд от предыдущего! Маргарита всегда мучилась во время беременности, и эта не стала исключением из правила. В общем, как ни жаждала королева подарить маленькому Якову брата, ей все-таки очень хотелось бы в подобное время чувствовать в себе побольше энергии для государственных дел. Она хорошо знала, что многие вельможи неодобрительно смотрят на ее регентство; знала, что во Францию шли письма, и, поскольку там жил герцог Олбани, логика подсказывала: кое-кто из советников не прочь видеть его в Шотландии, и если даже не полностью, то хотя бы частично править вместе с ней.
Опасения Маргариты, что дело обстоит именно так, подтвердило письмо от брата Генриха, успевшего уже вернуться из Франции.
Английского короля не радовало положение в Шотландии. Между двумя странами соблюдалось перемирие, но Генрих хотел, чтобы и королева, и подданные юного Якова V знали: он согласился на это, главным образом, по одной причине – не желая воевать со страной, где регентствует его родная сестра. Генрих знал, что окружение Маргариты ищет союзников во Франции и собирается вызвать оттуда Олбани. Но этот человек был французом в душе и называл короля Франции своим господином. Естественно, Генриху Английскому не могло поправиться, чтобы подобная личность делила регентство с его сестрой. Этого следовало избежать любой ценой. Советники могли бы попытаться выдать ее замуж за Олбани. Правда, жена герцога жива, но Генрих слышал, что она не обладает крепким здоровьем и вряд ли долго протянет. В любом случае графиня де ля Тур – кузина Олбани, и расторгнуть этот брак ничего не стоит.
Маргарита уселась писать письмо своему «дражайшему брату, королю». Она уговаривала его подавить в себе недобрые чувства к Шотландии и умоляла не вредить маленькому королю, своему племяннику, такому крохотному и беззащитному, ведь ему всего год и пять месяцев от роду! Королева напоминала, что скоро станет матерью ребенка своего погибшего мужа, и признавалась, как будет счастлива, если брат проявит добрую волю.
Генрих ответил, что, если шотландцы хотят мира, они его получат, а если они стремятся к войне, то будет им война. Что касается мужа Маргариты, то его погубили собственное тщеславие, нетерпение и глупая привязанность к Франции. Тем не менее, добавил Генрих, он по-родственному скорбит о смерти Якова. Однако более всего ему неприятно видеть в Шотландии французское влияние, и, если таковое начнет усиливаться, он будет в высшей степени недоволен. Король предупреждал сестру о планах выдать ее замуж за Олбани, повторяя, что этого надо избежать любой ценой.
Маргарита раздумывала о письме брата и, увидев среди придворных молодого Арчибальда Дугласа, внезапно представила себе воистину безумный выход из положения. А впрочем, настолько ли безумный?
Королева послала за молодым человеком и, когда Дуглас пришел, сказала, что хочет выразить соболезнования, поскольку слышала, что его жена недавно умерла от родов.
Арчибальд поблагодарил, выразив удивление, что королева, перенесшая столько горя, помнит о бедах, постигших ее смиренных подданных.
– Нет, – возразила Маргарита, – мы оба обездолены, и наши несчастья схожи. В таких случаях естественно сочувствовать друг другу.
Дуглас склонил голову, и королева почувствовала, как на нее нахлынула ревность от того, как сильно он горюет по своей невзрачной жене.
Но когда молодой человек удалился, Маргарита подумала: «Может быть, нам удастся утешить друг друга. Но мне надо дождаться появления ребенка».
В приорстве Уайтхорн в Уигтауншире, где клан Дугласов собрался по зову главы дома, царило уныние.
Старый Кот-с-Колокольчиком лежал на смертном одре – он так и не оправился от катастрофы на поле Флодден, битвы, которую еще до начала кампании объявил глупой, ненужной и обреченной на провал.
На этом проклятом поле он потерял двух сыновей и несколько храбрейших членов своего клана. После этого старик отошел от дел и понял, что у него пропало всякое желание жить. Теперь он чувствовал, что конец близок, и не боялся этого.
Старик призвал к себе двух оставшихся сыновей – священника Гэвина Дугласа и сэра Арчибальда Дугласа из Килспиндла; присутствовал также его внук и наследник, сын мастера Дугласа, убитого под Флодденом, – тот самый Арчибальд Дуглас, что вызвал интерес королевы и после смерти деда должен был стать графом Ангусом и главой дома Дугласов.
– Сыновья мои, внук, – с трудом проговорил старый граф, – мое время истекает. Грустно уходить, когда дела Шотландии в столь плачевном состоянии. У вас будет много работы, и я надеюсь, что вы достойно справитесь с ней, как надлежит Дугласам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42