Она любит посетителей. Проблема с ней в том, что, начав говорить, она не знает, когда пора остановиться. Надеюсь, у вас полно времени!
— Весь день, — сказал Джон. Мы пересекли площадь.
— Что ж, — сказал он. — Мы не совсем впустую пришли.
Все было так, как сказала хозяйка дома. Мы постучали, и нам велели войти.
Миссис Клинт лежала в постели, очень бодрая старушка в белом чепце, из-под которого выбивались седые волосы; на руках, похожих на птичьи лапы, были шерстяные митенки.
— Я думала, это моя дочь, которая пришла с бульоном на обед, — сказала она. — Кто вы?
— Мы должны извиниться за то, что побеспокоили вас, — сказал Джон. — Но дама из большого дома через площадь сказала, что вы, может быть, сможете нам помочь.
— Это миссис Карстерс из Лондона. Они нездешние. Чего вы от меня хотите? Подайте стул молодой леди, а вы можете взять вон тот камышовый. Учтите, он немного слабоват. В этом году старина Боб не приходил с ремонтом. Не знаю… нынешний народ. Бывало, он приходил точно, как часы. Он чинил стулья и точил ножницы. Когда-то на него можно было положиться. Чего же вы ищете?
— Марка Чессингема или Эдварда Комптона.
— Марк как-его-там… Такого нет. А если вы ищете Эдварда Комптона, вам нужно на кладбище.
— Возможно, у нас неверное имя, — сказал Джон. — Мужчина, которого мы ищем, высок и светловолос. У него легкий акцент… Возможно, немецкий. Очень слабый… почти незаметный.
— О да, — возбужденно подхватила я. — Я помню это. Значит, вы тоже заметили.
Миссис Клинт почесала голову сквозь чепец.
— Двадцать лет или больше, как весь дом сгорел. Дети… Это был удар для деревни. Теперь немногие помнят… только мы, старики.
Она помолчала.
— Говорите, небольшой акцент, и жил он здесь… Я только раз слышала о немецком акценте. У моего сына Джимми ухо улавливало такие вещи. Он был строителем и уезжал со своим хозяином за границу на какую-то большую работу. Когда вернулся, он говорил, что у Даулингов немецкий акцент. Мать немкой была, понимаете. От Даулинга было мало проку. В то время работал в большом доме. Выпивка была… его погибелью. Так и не нашел работы после того, как поместья не стало.
— У кого был немецкий акцент? — спросил Джон.
— У нее. Ну, она не очень-то по-английски говорила. Не всегда можно было понять, что она пытается сказать. Мой Джимми говаривал, бывало, что у нее так и должно быть. Но молодые, которые родились здесь… воспитывались здесь… казалось бы у них акцента не должно быть, между тем…
— И как их звали, вы сказали?
— Даулинг.
— Могли бы мы их видеть?
— Если знаете, куда они уехали, то могли бы.
Она хрипло хихикнула.
— Что вас остановит, так это то, что вы не знаете, где они. Они уехали… все. Были мальчик и девочка… оба очень красивые. Некоторые говорили, что они уехали в Германию. Старый Даулинг к тому времени помер. Она тоже. Он перебрал больше обычного и однажды ночью свалился с лестницы. Несколько месяцев пролежал, а потом скончался. Это много лет назад было. А эти всегда вместе были… брат с сестрой. Их можно назвать преданной семьей.
— Вы очень нам помогли, миссис Клинт.
— Неужто помогла? Я рада.
— Большое спасибо, а теперь нам нужно идти дальше. Доброго вам дня.
— Хорошо поработалось этим утром, — сказал Джон, когда мы вышли на площадь.
— Так вы считаете, что мы что-то нашли?
— Даулинги были наполовину немцами, и хотя муж Лидии никогда не утверждал, что он немец, у меня впечатление, что так оно должно быть.
Это было интересно проведенное время, и мне приятно было с Джоном, как и раньше; в Суффолке мы обнаружили очень немного, и даже не знали, важно ли это; тайна оставалась такой же глубокой, как и раньше; но по крайней мере я знала, что мой Незнакомец ушел от меня к Лидии и постоянно спрашивала себя, почему же он сначала пришел ко мне, назвался фальшивым именем и почему это было имя давно умершего человека?
То, что он ушел прямо к Лидии и исчез для меня, даже не сказав, что уходит, обескураживало и как-то даже тревожило.
Несомненно, все это было таинственно, и у меня все еще оставалось грызущее ощущение, что он мог не быть человеческим существом, что он был каким-то проклятым духом, может быть привидением того мальчика — или мужчины, — жизнь которого была преждевременно оборвана и который теперь лежит на кладбище в Кростоне. Причудливые мысли, но ведь и вся история была причудливой.
Дейзи приветствовала мое возвращение и намекнула — всего лишь с легчайшим оттенком упрека — что меня недоставало. В конце концов это был отдых в середине семестра, и если выдавалась возможность уехать, это можно было сделать.
— У Юджини был еще один приступ, — сказала она. — Шарлотта пришла и разбудила меня.
— Это довольно тревожно, — сказала я. — Надеюсь, она не заболевает чем-нибудь.
— Это было то же самое… тошнота и головокружение. Ей было хуже, чем в прошлый раз. Я вызвала доктора взглянуть на нее.
— Что он сказал?
— Именно то, что я думала. Она съела что-то ей не подходящее.
— Но это случается уже во второй раз.
— Возможно, у нее есть какая-то внутренняя слабость. Может быть, она не может что-то переваривать.
— Снова была рыба?
— Нет. Как ни странно, было тушеное мясо. У всех остальных все было в порядке. Я сама тоже ела. Оно было очень вкусным.
— Вы не думаете, что она может нервничать? Как вы считаете, это может иметь подобное действие?
— Я упомянула об этом доктору. Должно быть, она скучает по сестре.
— Хотя она всегда была в более близких отношениях с Шарлоттой, чем с Фионой.
— Что ж, кровь не водица. Я думаю, она может ощущать неприкаянность. Жаль, что Фиона не привезет этого своего мужа в Холл. Думаю, это помогло бы.
— Я уверена, что со временем она так и сделает.
— Будем наблюдать за Юджини и посмотрим. Может быть, нам удастся обнаружить, что заставляет ее болеть.
— Да, так мы и сделаем.
Когда я поехала на свою дневную верховую прогулку, я встретила Джейсона Веррингера. Он явно ждал, чтобы перехватить меня.
Я сказала «Добрый день» и галопом помчалась прочь. Но он не отстал.
— Не спешите, — сказал он. — Я хочу поговорить с вами.
— У меня нет желания с вами разговаривать, — бросила я ему через плечо.
Он поставил своего коня прямо перед моим, так что мне пришлось придержать своего.
— С меня довольно, — гневно сказал он. — Сколько я вас не видел?
Я ощутила, как возбуждение охватывает меня, и заново осознала, насколько мне нравятся наши сражения. Он мог подчинить меня физической силой, но никогда морально. Я была ему ровней и не могла удержаться от наслаждения продемонстрировать это.
— Вы ожидали, что я зайду? Оставлю карточку с выражениями благодарности?
— Дражайшая моя Корделия, как чудесно быть снова с вами! Мне было так скучно… Я был так несчастен…
— Я всегда полагала, что вы склонны жалеть себя. Мне пора возвращаться в школу.
— Вы только что выехали.
— Это такой короткий перерыв.
— Я слышал, у вас появились новые очаровательные друзья. Маркемы. Я знаю это имя. Банкиры из Сити. Очень респектабельная семья.
— Как хорошо вы осведомлены!
— Я забочусь о том, чтобы знать, чем вы занимаетесь.
— Вы понапрасну теряете время, поскольку это не может иметь для вас значения.
— Перестаньте. Вы знаете, это чрезвычайно важно. Давайте заедем в лес. Мы сможем привязать лошадей и поговорить с удобствами.
— Должно быть вы считаете меня очень легковерной, если полагаете, что я когда-нибудь поставлю себя в уязвимое положение с вами поблизости.
— Неужели вы никогда не забудете?
— Никогда.
— Не будь вы настолько лишены духа предприимчивости, это могло бы оказаться поворотным пунктом. Я мог бы показать вам, чего вы лишаетесь.
— Вы мне очень ясно показали. Поэтому я и просила вас не пытаться снова увидеть меня наедине. Я знаю, что из-за школы некоторый контакт необходим и неизбежен. Но я не хочу большего.
— Вы, конечно, провели чудесные летние каникулы, не так ли?
— Да.
— Я слышал от Юджини.
— Тереза болтала, не так ли?
— Я понял, что у этого банковского парня все достоинства. Я слышал, что он что-то вроде образца добродетели.
— Это будет версией Терезы. Тереза склонна славить тех, кто ей нравится.
— И чернить тех, кто не нравится.
— Это свойственно молодости.
— Корделия, прекратите это. Мы должны поговорить. Бесполезно пытаться делать вид, что вы ко мне равнодушны. Неужели вы думаете, я не знаю, что вы чувствуете? Если бы вы прекратили вести себя так сдержанно, а были бы естественны, вы тотчас же пришли бы ко мне. Это то, чего вам хочется. Но вы так себя контролируете… настолько школьная учительница. Только вы не в классе. Мы два живых существа… мужчина и женщина, и самым естественным на свете для нас было бы быть вместе.
— Вы совсем меня не понимаете.
— Как раз понимаю. Вы хотите меня… меня. Я тот, кто вам предназначен, а вы все время с этим сражаетесь. Почему? Потому что рядом с вами стоит респектабельность и побуждает вас не иметь дела с человеком, который, возможно, помог одной женщине умереть и убил другую, оттого что она ему досаждала. Вы прислушиваетесь к сплетням. Вы обвиняете меня… когда все это время вы меня желаете. Я мог бы показать вам, что вы хотите меня так же сильно… или почти так же… как я хочу вас.
Я боялась его, когда он так говорил. Почему же я оставалась с ним? Почему он вызывает во мне такое волнение? Неужели в его словах что-то есть?
Он продолжал:
— Вы считаете, что я убил свою жену… Передозировка опия… Так легко это сделать. А потом вторая… удушение… удар по голове… а потом я закопал ее тело в лесу… нет, я бросил его в рыбные пруды. Эта идея получше. Член моей семьи уже сделал это раньше. Несмотря на все это… сплетни, скандал и ваше недоверие, вы меня хотите. Что же может быть более сильным показателем? Вы отворачиваетесь от меня, но не можете спрятать правду. Вы хотели меня в Логове дьявола. Вы томились по мне. Вы хотели, чтобы я взял вас силой. Тогда вы могли бы примириться со своей совестью. Но старуха Респектабельность стояла рядом с вами. «Беги, — сказала она. — Разбей окно. Выпрыгни». Все, что угодно, лишь бы дорогая старушка Респектабельность была удовлетворена. Вы думаете, это меня остановило бы?
— Да, остановило.
Я засмеялась, потому что это было сильнее меня, и он смеялся вместе со мной. Он продолжал:
— О Корделия, вы отбрасываете то, чего больше всего хотите. Если вы отвергнете меня, вы будете жалеть об этом всю свою жизнь. Этот рыцарь в сверкающих доспехах… этот Галахад, этот символ чистоты, этот злосчастный банкир, который всегда правильно складывает свои цифры и у которого никогда не было ни одной любовницы, на котором нет ни пятнышка… вы считаете, что он вам подходит?
Я снова рассмеялась.
— Вы совершенно абсурдны, — сказала я. — Я уверена, что его позабавило бы, что его так описывают. Уж несомненно нет ничего достойного презрения в том, что кто-то правильно складывает цифры, и мне представляется, что некоторый объем этого есть и в ведении хозяйства. Мне кажется, вы очень озабочены тем, чтобы выдать меня замуж. Я могла бы сказать вам, что мне этого не предлагали, и я удивлена, что вы слушаете болтовню школьниц.
— Предложение последует. Банкиры всегда знают, сколько нужно ждать и как получить нужный ответ.
— Восхитительные люди, — заметила я.
— О, я устал от вашего учительского отношения к жизни. Вы боитесь жить… боитесь скандала.
— Чего вы никогда не боялись. Видите, какие мы разные. Мы бы никогда не подошли друг другу.
— В отличие от вашего банкира. Педантичный, традиционный, домашние счета всегда в порядке, занятия любовью каждую среду ночью, четверо детей, поскольку это правильное количество. Вы смеетесь. Вы все время надо мной смеетесь. Вы ведь счастливы со мной, не так ли?
— Прощайте, — сказала я и галопом ускакала по направлению к школе.
В чем-то это было правдой. Если я и не была совершенно счастлива с ним, я была оживлена. Нет, я не была счастлива с ним; но, с другой стороны, я была несчастлива без него.
Было бы лучше, если бы я не встречала его наедине. Я просто выброшу его из головы. Буду вспоминать те мирные дни на ферме.
Я направилась прямиком в свою комнату, чтобы переодеться перед уроком.
Эльза с метелкой для пыли стояла на лестнице около моей комнаты.
— Добрый день, мисс Грант, — сказала она с присущей ей улыбкой.
— Добрый день, Эльза.
Я собиралась пройти мимо, когда она сказала:
— Мисс Грант, с Юджини Веррингер все в порядке?
— Юджини? Почему?
— Ну, она же была больна, разве нет? Два раза. Я беспокоюсь за нее.
— С ней все в порядке. Это просто были колики.
— О, я рада. К некоторым девушкам привязываешься…
как это было со мной в Шаффенбрюккене. Там были вы и француженка, и немка и та англичанка.
— Лидия, — сказала я. — Лидия Маркем. Тебе будет грустно услышать, что она погибла из-за несчастного случая на лыжах.
Она ухватилась за дверь и выглядела по-настоящему расстроенной.
— Не та же Лидия…
— Да. Я узнала это недавно. Ее брат пришел навестить меня и рассказал об этом. Она была замужем.
— Она была совсем девочкой.
— Достаточно взрослой, чтобы выйти замуж. Кстати, Эльза, ты помнишь, как ты сказала, что нам стоит пойти в лес? Ты рассказала нам об Охотничьей луне и всякое такое.
— Это просто была чепуха, чтобы вас позабавить.
— Ну, в тот раз ты оказалась права. Мы встретили мужчину, и потом он познакомился с Лидией. Он женился на ней.
— Не может быть!
— Довольно странно, не так ли?
— И потом чтоб она так вот умерла. На лыжах, вы сказали? Не подумала бы, что она из тех, кто занимается спортом.
— Нет. Должно быть, жизнь с мужем преобразила ее.
— О мисс Грант, для меня это вроде потрясения. Конечно, с тех пор как я ее видела, прошло много времени… Надо же, чтоб вы так вот с ее братом встретились. Должно быть, это был шок для вас.
— Ужасный шок. Я виделась с Моник… ты помнишь ее? Она рассказала мне о Лидии.
— О Господи, это все так странно сложилось… Что вы не знали и всякое такое. Но на самом деле я только хотела спросить вас о Юджини. Я слышала, к ней доктора вызывали. Что он сказал?
— Ничего серьезного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49