— Это Чарльз, — сказал Джон. — Ему не терпится познакомиться с вами. Он много слышал о том, как мы проводили время на ферме.
У Чарльза было такое же открытое лицо и красивая внешность. Он мне понравился сразу.
Появилась горничная.
— О да, Сара, — сказал Джон. — Дамы захотят пройти к себе. Тереза, ваша комната по соседству с комнатой Корделии.
Мы поднялись по богатой, устланной алым ковром лестнице и вышли на площадку. Горничная открыла дверь, и я оказалась в жизнерадостной спальне с большой кроватью с колоннами, нисколько не похожей на ту с тяжелыми бархатными занавесями, что была в Холле. У этой кружевные занавески были задрапированы на каждом из торцов и подхвачены бантами бледно-лиловых атласных лент, бронзовые шарики и спинки сияли, и казалось, что она светится свежестью. В комнате была легкая элегантная мебель, которая напоминала Францию восемнадцатого века. Я подошла к окну и выглянула в маленький мощеный сад, в котором стояли горшки с зеленью. Она наверное буйно цвела летом и весной. Сейчас у серой кирпичной стены отцветали хризантемы и маргаритки.
Вошла Тереза. Она сияла. У нее была чудная маленькая комнатка, и между ее спальней и моей была дверь. Я вошла и огляделась. Очевидно, это была гардеробная.
— Ну разве не замечательно? — воскликнула Тереза.
Она была счастлива не только вырваться из школы, но и встретиться здесь с Джоном, поскольку была из тех людей, кто прочно привязывается, когда находит объект для восхищения. Она обратилась ко мне в отчаянии, и благодаря нашей дружбе в ее жизнь вошли люди, которых она полюбила. Я. Тетя Пэтти. Вайолит. А теперь она в эту компанию добавила Джона. Это было потрясением для нее: не было никого и вдруг появилось множество близких.
Я боялась, что Тереза склонна к драме: я не могла забыть, как она бросила в пруд серьгу Марсии Мартиндейл. Она была так молода, так плохо управляла своими эмоциями и, будучи неопытной, видела во всех дьяволов и ангелов… и ничего в промежутке. Ей придется учиться, но в течение следующих нескольких дней она будет с теми, кого любит и кем восхищается, и радовалась этому.
Обед в тот вечер прошел чрезвычайно интересно. Столовая была изысканной комнатой с высокими окнами, выходящими на улицу. Во время еды мы слышали цокот проезжающих мимо лошадиных упряжек, а иногда крики продавца вечерних выпусков газет.
Мы говорили о проведенной в деревне неделе, о школе, о Лондоне и о том, что будем делать во время нашего визита в столицу.
— Вам так много нужно показать, — сказал Джон. — Ну так что же будет первым?
— У меня встреча со старой школьной подругой, — сказала я. — Она пригласила меня зайти. Это на послезавтра.
— Значит, что у нас на завтра? Тереза, у вас есть идеи? Зоопарк?
— Я люблю животных! — воскликнула Тереза.
— Решено. Завтра утром зоопарк. Как вам понравится проехать по Роу, Тереза?
Она так полностью и не оправилась от своего падения, хотя я и убедила ее снова приняться за верховую езду.
— Да, — с колебанием сказала она.
На том и договорились.
Утро прошло чудесно. Не одна только Тереза была в восторге от животных. Мы наблюдали, как кормят тюленей, поражались красоте львов и тигров, смеялись над проказами обезьян. Мы потягивали лимонад на одной из террас, и я думала о том, что я счастлива. Мне не хотелось, чтобы этот визит заканчивался.
Обед оказался невероятно веселым, поскольку все — теперь, когда к нам привыкли — пытались говорить одновременно. Мы сидели в элегантной гостиной с французскими окнами, выходящими в маленький похожий на патио сад.
Мы беседовали, пока не почувствовали, что засыпаем, и довольно неохотно разошлись спать, потому что это был конец еще одного счастливого дня.
На следующее утро Джону нужно было идти в свой банк, а по пути туда он отвез меня по адресу, который дала Моник.
Это был элегантный дом на Албермарль-Стрит, недалеко от Пиккадилли. Мы проехали через Гайд Парк, который показался очаровательным, Затем свернули на Пиккадилли, где прогуливались модно разодетые люди, а запряженные лошадьми кареты живописно проплывали по главной магистрали.
Джон ввел меня в дом. Молодая горничная сказала, что мадам ждет меня и провела в гостиную, где я нашла Моник, которая действительно выглядела очень хорошенькой в своем бирюзовом утреннем платье с кружевами.
Я представила Джона, и Моник стала упрашивать его выпить с нами кофе или вина, но он сказал, что у него дела в Сити и что он заберет меня через два часа.
— Так скоро? — сказала Моник на своем привлекательном английском языке.
— Мне придется уйти, — сказала я, — потому что мы договорились сегодня проехаться по реке.
Джон оставил нас, и мы устроились поудобнее.
— Какой очаровательный мужчина! — сказала Моник, когда он ушел. — Анри тоже вышел по делам. Он надеется встретить тебя, когда вернется. Я ему так много о тебе говорила.
Я заметила:
— Замужество тебе идет, Моник.
— О, Анри… он очень хороший.
— Значит, все обернулось превосходно… Ты когда-то называла это своим manage de convenance . Помнишь?
— О да. Это было решено с колыбели. О, бумаги и юристы… контракт… споры.
— И это сработало!
— А этот мистер Маркем… Он для тебя?
— О нет. Он просто друг. Мне следовало тебе сказать. Он брат Лидии.
— Конечно… Лидия Маркем. Но где же Лидия?
— О… ты не знаешь… Лидия умерла.
— О нет!
— Несчастный случай во время катания на лыжах.
— Лидия… на лыжах! Я удивлена. Но как ужасно! Я не знала.
— Ну, полагаю, я тоже не услышала бы об этом, если бы не написала ей. Ее брат открыл письмо и потом приехал меня навестить, когда я была у тети.
— О да, тетя. Как ты говорила о тете! Как ты называла ее?
— Тетя Пэтти.
— Добрая тетя Пэтти.
Вошла горничная и принесла кофе. Когда она вышла, Моник разлила его по чашкам.
— Не могу перестать думать о Лидии… Умереть вот так. В это трудно поверить.
— Да, ужасный шок. Я была удивлена, когда ее брат сказал мне, что она вышла замуж.
— О, это я знала. Лидия написала мне и сообщила об этом. Она была безудержно счастлива.
— Мне она не написала.
Моник молчала, и я внимательно посмотрела на нее. Ее губы были сжаты. Я вспомнила эту старую привычку: она знает что-то, о чем не следует говорить.
— Я не понимаю, почему она мне не написала, — сказала я. — Когда я написала тебе, я и ей написала тоже. И получила ответ от тебя и Фриды, но не от Лидии.
— Ну, она не писала тебе, потому что…
— Потому что?
— О… не думаю, что теперь это имеет значение. Она полагала, что ты можешь расстроиться.
— Расстроиться? С чего бы?
— Из-за того, что именно она вышла замуж, понимаешь.
— Отчего же мне расстраиваться?
— Ну потому что мы считали, не гак ли, что именно ты была избранной.
Я смотрела не понимая.
— Я уверена, теперь это не имеет значения. Это с тобой могло быть несчастье во время катания на лыжах. Однако я не думаю, что с тобой это случилось бы. Ты лучше каталась.
— Я в самом деле не понимаю, Моник.
— Вернись к тем дням. Помнишь Эльзу?
— Да, и представь себе, она сейчас в моей школе.
— Эльза… в твоей школе? Ну это и впрямь очень странно. Конечно, это то, что называют совпадением.
— Она сказала, что ей надоел Шаффенбрюккен, и она приехала в Англию. У нее была одна работа, которая ей не понравилась, и она оказалась в моей школе.
— Очень странно. Но жизнь вообще такая.
— Ты говорила мне о Лидии.
— Я говорила, помнишь ли ты, как Эльза сказала нам, что если мы пойдем в лес во время Охотничьей луны, мы можем встретить своих будущих мужей?
— Да. Мы были глупенькими. Поверили.
— Ну, в этом что-то было. Помнишь мужчину, которого мы называли Незнакомцем?
— Да, да, конечно, помню.
— Мы думали, ему понравилась ты. Он производил такое впечатление. Поэтому Лидия и не хотела, чтобы ты узнала, что она вышла замуж. Она думала, ты можешь расстроиться, потому что узнаешь, что все-таки не ты ему понравилась. Это была Лидия.
Комната поплыла вокруг меня. Я не могла поверить, что слышу правильно.
Я сказала:
— Его звали Эдвард Комптон.
— Нет, не так. Это был…э… дай подумать… Марк как его там. Марк Чессингем… или —тон… или что-то в этом роде.
— Не может быть.
— Да, так и было. Она была очень взволнована. Она сказала, это правда, что встретишь своего будущего мужа. Эльза была права. Но она сказала, что не говорит тебе, потому что ты можешь обидеться. В чем дело?
— Ничего, просто это кажется настолько странным…
— Ты действительно задета, Корделия. Думаешь, он…
— Я его почти забыла. Я убедила себя в том, что он не существовал.
— О, еще как существовал! Он был мужем Лидии. Бедная Лидия! Он был очень красив, верно? Я видела его только один раз, но он на самом деле был… чарующим. Пожалуйста, выпей еще кофе.
Она продолжала говорить, но я не слушала ее слов. Значит, он ушел и женился на Лидии. Но почему же он назвался именем человека, который был мертв уже лет двадцать?
Не думаю, что Моник нашла мой визит настолько интересным, насколько она ожидала. Джон заехал за мной, как было условлено, и я почувствовала огромное облегчение, когда мы попрощались с Моник и ее мужем, который вернулся как раз перед нашим отъездом.
По пути в Кенсингтон я сказала:
— Я сделала тревожное открытие.
Потом я рассказала ему о мужчине из леса и о том, как я видела его на пароходе, а потом в Грантли, как он внезапно исчез и что я ездила в деревеньку в Суффолке, где по его словам был его дом. Я нашла, что якобы принадлежащий ему дом сгорел, а имя, которым он назвался, было высечено на могильном камне человека, умершего двадцать лет тому назад. И это, если верить Моник, был муж Лидии.
Он напряженно слушал. Затем сказал, что это невероятная история. Он хотел знать, что бы это значило.
— Я скажу вам, как мы поступим, — продолжал он. — Поедем в ту деревушку в Суффолке, где вы видели могилу, и посмотрим, что обнаружится.
В восемь тридцать на следующее утро был поезд на Бери Сент-Эдмундз, и мы с Джоном решили успеть на него. Чарльз повез Терезу по реке от Вестминстерской лестницы до Хемптон Корта, так что от них мы благополучно избавились.
Было облегчением иметь возможность поговорить с Джоном об этом странном деле, потому что я чувствовала, что оно касается не только меня, но и Лидии.
Он попросил меня описать этого человека. Это было нелегко, потому что описание могло подойти к столь многим. Хотя он ни в коем случае не был ординарен. Однако вьющиеся светлые волосы, голубые глаза, точеные черты… это было у многих, а описать качество, делающее его словно не от мира сего, было нелегко.
Я говорила себе, что должна обнаружиться ошибка. Лидия не могла вообразить, что ее любимый — это тот романтический Незнакомец, которого мы встретили в лесу во время Охотничьей луны.
— Не могу поверить, что она могла это сделать. Лидия не была мечтательницей. Она была на самом деле очень практичной.
— Это верно. Как мы начнем поиски?
— Что ж, его имя Эдвард Комптон или Марк Чессингем.
— Но зачем ему два имени?
— Не знаю. Это мы и должны раскопать. Он упомянул местечко под названием Кростон в Суффолке и имя Эдварда Комптона. Вы поехали туда и увидели имя на могильной плите. Должна быть какая-то связь.
— Однако на самом деле он был Марком Чессингемом.
— Очень странно. Дело сейчас в том, как нам начать наводить справки?
— Там были какие-то дома. Возможно, мы можем спросить у людей.
— Посмотрим, как пойдет.
Мы сошли с поезда и поехали по небольшому ответвлению, ведущему в Кростон. Воспоминания вернулись ко мне. Сначала мы прошли на кладбище, и я показала Джону могильную плиту с именем Эдварда Комптона.
— Что дальше? — спросила я.
— На площади я заметил довольно большой дом. Что если мы скажем людям, что пытаемся отыскать кого-то. Возможно, они сумеют помочь.
Мы отправились к дому, который явно был самым важным в деревне. Нас впустила горничная, и Джон спросил, не можем ли мы поговорить с хозяином или хозяйкой дома. То, что нам соизволили выделить время для беседы, многое говорит о деловых манерах и респектабельном виде Джона.
Миссис Карстерс оказалась уютного вида пожилой женщиной, которая была явно несколько заинтригована, обнаружив, что посетители ей незнакомы. Она мило пригласила нас сесть и изложить свое дело. Изысканные манеры Джона явно произвели на нее впечатление. Он передал ей визитную карточку с названием своего банка.
— Мы наводим справки о мужчине, который, как мы полагаем, в какое-то время жил здесь. К сожалению, мы не уверены в его имени. Возможно, Марк Чессингем.
Он подождал. Она не подавала признаков того, что узнает имя.
— Или Эдвард Комптон, — добавил он.
— О, это должно быть семья, которая жила в поместье. Теперь его нет. Сгорело дотла. Поговаривали о том, чтобы отстроить заново, но, похоже, у них так руки и не дошли. Но Комптоны там жили. Это была трагедия. Мне кажется, несколько членов семьи сгорели заживо. Теперь Комптонов нет.
— О Господи, — сказал Джон. — Похоже, след обрывается. Может быть, есть какая-то ветвь семьи?
— Я об этом никогда не слышала. Не думаю, что могла бы вам помочь. Кажется, вы говорите о людях, которые уже давно мертвы.
— Мы вам очень благодарны. Мы понимаем, что это трудная задача.
— Нужно тут прожить века, чтобы местные люди признавали вас за своих. На нас смотрят почти как на иностранцев, хотя мы переехали сюда уже почти пятнадцать лет тому назад. О, погодите минутку. Есть же старая миссис Клинт. Она всезнайка. Она прожила здесь всю свою жизнь, а ей уже должно быть около девяноста лет. Она должна помнить пожар. Если хотите узнать что-нибудь о людях, которые здесь жили, она тот человек, который может вам рассказать.
— Вы очень добры и очень нам помогли. Где мы можем ее найти?
— Я провожу вас до двери и покажу. Ее коттедж как раз напротив через площадь. Она наверняка дома. Теперь она не очень-то много передвигается. Ее дочь приходит и делает все необходимое.
— Что ж, большое спасибо.
— Я только жалею, что не могла помочь больше.
Она остановилась в дверях и указала на коттедж через луг, считающийся площадью.
— Постучите, — сказала она. — Она крикнет вам, чтоб заходили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49