– К какому порту приписано ваше судно? Как вы оказались в зоне военных учений? Все страны были предупреждены о том, что этот квадрат закрыт для судоходства на четыре дня.
– Мы – мореплаватели, терпящие бедствие. У нас не было никакой связи с миром вот уже четыре недели.
– Я должен предупредить, что объект, которым вы завладели, является в высшей степени секретным. Если я увижу, что кто-то из вас пытается зарисовать его или сфотографировать, последствия могут быть весьма тяжелыми для вас.
– Я повторяю – мы терпим бедствие. У нас нет ни воды, ни еды, ни топлива. На борту – больные. Нам нужна срочная помощь.
Постепенно мистеру Себежу удалось втолковать лейтенанту серьезность положения. Тот заявил, что ему нужно связаться с командиром корабля. Но по условиям учений они обязаны хранить полное радиомолчание. Поэтому он должен будет вернуться и доложить лично.
И вот, пока мотобот, поплыл обратно к крейсеру, мистер Себеж сделал вещь, которой он вправе будет гордиться до конца дней своих. Это – из тех поступков, о которых потом рассказывают внукам у горящего камина. Сохранить такую ясную голову в такой ситуации! Нет, я преклоняюсь перед этим человеком. Ибо он приказал своему штурману принести весь электрический провод, какой у них оставался. И с этим проводом они поспешно спустились вниз и крепко-крепко привязали голову ракеты к двигателю. По счастью, у нее нашлись удобные выступы, на которые можно было накинуть проволочные петли.
И как вовремя они это проделали! Как правильно оценили психологию людей, вовлеченных в дела военно-секретные!
Ибо вернувшийся лейтенант заявил, что, увы, они не могут прервать свою важную миссию и заняться спасением «Вавилонии». Принять на борт экипаж они тоже не смогут – их крейсер набит секретами, которые никто не должен видеть. Правда, мотобот доставил им ящики с провизией, медикаментами и едой, канистры с бензином. Они также забросили в трюм шланг и в несколько минут выкачали набравшуюся там воду. Но это – все, чем они могут помочь. О «Вавилонии» они сообщат на берег, как только им будет разрешено прервать радиомолчание.
На хвост ракеты накинули проволочный трос. Потянули. Ракета сидела прочно. «Вавилония» медленно двигалась вслед за мотоботом. Мистер Себеж поспешно открывал доставленные ящики. Нет, не пакеты с печеньем он хватал, не банки с апельсиновым соком. Какая выдержка! Он искал какой-нибудь гаечный ключ, плоскогубцы, цепь. И нашел! В британском аварийном ящике оказался полный набор инструментов, болтов, гаек! Капитан со штурманом снова спустились вниз и примотали голову ракеты намертво.
– Тем временем буксирный трос передали на корабль, – продолжал мистер Себеж. – И рванули со всей силы. Но ракету мы примотали на совесть, сидела как приваренная. Тогда лейтенант прокричал, что он вынужден послать своих матросов на «Вавилонию», чтобы освободить секретный объект. Он так ни разу и не употребил слова «ракета». Я сказал, что запрещаю кому бы то ни было подниматься на борт. Что это приведет к конфликту между Великобританией и США. Что, раз они не хотят помочь нам, мы будем защищать нашу территорию с оружием в руках. Показал наш автомат. (Он же не знал, что патронов у нас не осталось.)
Но лейтенант сказал, чтобы мы не валяли дурака. Мотобот стал приближаться. И конечно, они бы вынули свою ракету и бросили бы нас посреди океана, если бы не Линь Чжан.
Пять тысяч лет китайской цивилизации что-нибудь да значат. Что она сделала? Она подошла к борту и показала лейтенанту бумажную обертку от шоколадки из спасательного ящика. «Листок, – сказала она. – На нем схема. Я зарисовала. Всю ракету от головы до хвоста. Указаны все размеры. Места расположения лампочек и объективов. Высота полета над уровнем океана. Можно хорошо заработать. Продать хоть Москве, хоть Пекину. Теперь смотрите. Беру пластиковый пакетик. Скатываю бумажку в маленькую трубочку. Трубочку в пакетик. И…» Вот какая девушка! Положила пакетик в рот, открыла банку апельсинового сока и выпила ее целиком. «Теперь, говорит, можете бросить нас посреди океана. Посмотрим, кто больше заплатит за ваши секреты в моем животе».
Я упрашивал мистера Себежа, упрашивал врачей устроить мне хотя бы короткую встречу с этой замечательной женщиной. Но она ни на минуту не отрывается от ребенка, которого они называют «морским подкидышем». Конечно, после того, что она сделала, у англичан не было иного выхода, как отбуксировать «Вавилонию» в свой ближайший порт. Ближайшим оказался Мусорный остров. Только здесь Линь Чжан отвезли в больницу и извлекли секретный пакетик. Было ли что-то на бумажке? Не знаю, не знаю. Об этом сейчас подан запрос в английском парламенте.
Но главное – героическая четверка спасена, все они поправляются, а «Вавилония» срочно ремонтируется в доке Мусорного острова. Неужели они решатся продолжать свое опасное путешествие после того, что им довелось пережить? Кто знает. Во всяком случае, каждому ясно, что команда, подобранная мистером Козулиным, оправдала самые смелые его ожидания.
11. Мусорный остров
Океанский ветерок шевелил бахрому на шезлонгах, нежно скользил по тонкой кожице подживающих язв. Влажные полотенца пузырились на прутьях балконной решетки. Гладко причесанные волны катились на пустынный пляж внизу. На острове не было ни туристов, ни стариков, ни детей. Вообще ни одного праздного человека. Когда четверо спасенных мореплавателей выходили рано утром искупаться, им порой казалось, что они снова одни посреди равнодушной воды, навеки забытые, отброшенные к рыбам и птицам – мягкие моллюски без скорлупы, сухопутные медузы, слизняки.
Но потом они возвращались обратно, пританцовывали под теплым душем у больничной стены, смывали соль и песок, ловили ртом тугую струю. И первый глоток утреннего кофе проскальзывал близко у сердца, и волшебная смесь молока и меда ласкала язык, и поджаренный кусочек белого хлеба казался приманкой, на которую бог цивилизации будет безотказно ловить и ловить их каждое утро, а потом добродушно отпускать в белый садок палаты.
Они упивались бездельем. Они почитывали газеты. Они удивлялись, что иногда пишут не о них. Они ждали прилета адмирала Козулина.
Антон выздоравливал медленнее остальных. Мышцы его вели себя как индусы, навеки уверовавшие в спасительную силу тихого неповиновения. «Зачем? Ради чего тебе понадобилось тянуться за этой книгой? – говорила правая рука. – Что нового ты надеешься в ней прочитать? Разве может быть что-нибудь лучше, чем просто лежать и упиваться нежностью чистой простыни? И почему всегда я? Ведь левой гораздо ближе. Черепаший панцирь с водой, поднятый миллион раз, – неужели я не заслужила отдыха?»
Особенно трудно было справляться с мускулами лица. Эти окаменели, казалось, навеки. Никакими уговорами ему не удавалось убрать с губ блаженную бессмысленную улыбку. Рональд намекал на то, что тут нужна специальная медицинская помощь. Но ни в штате маленькой больницы, ни на всем Мусорном острове, конечно, не было ни одного психиатра.
Он постоянно ощущал приятный холодок в груди, какую-то незнакомую пустоту. Отдаленно это напоминало счастливые мгновения школьных лет, когда звонок уже прозвенел, а учитель все не появляется и не появляется. Задержали? Или заболел? Урок отменят? И что же делать с этой внезапно свалившейся свободой?
Казалось, что это опустевшее место было занято когда-то золотым петушком из сказки, непрерывно посылавшим его в течение четырех недель отбивать многоликую смерть – то из волн, то из ветра, то с востока, то с запада, то сверху, то снизу. А теперь этот петушок, этот намахавшийся указкой учитель, то ли заснул непробудно, то ли вообще пропал навеки. Но в приятном холодке, оставшемся на пустом месте, таилась еще и жуть ненужного покоя. Ему хотелось, чтобы золотой учитель, чтобы петушок с указкой вернулся. Или чтобы кто-то другой занял его место. И чтобы привычно послал его в завтрашний день. Потому что он почти забыл, куда они плыли. И зачем.
Мысли его блуждали только в прошлом. Будущее было отделено дамбой непроницаемого сейчас. Там, за дамбой, все было расплывчато, тревожно, испещрено тайными тропами Горемыкала. Туда не хотелось. В прошлом же можно было бесконечно скользить по знакомым проливам, рекам, озерам, прудам. Снова и снова его заносило в залив, называвшийся жена-5. В какой восторг она пришла бы, если б увидела его сейчас. Как накинулась бы лечить, обхаживать, спасать. Что за несправедливость судьбы – иметь двух мужей, четырех детей, и всех – с отменным здоровьем? Правда, детей от первого брака вполне здоровыми назвать было нельзя. Но болезнь у них была такого сорта, что лечение их никакого удовольствия не могло ей доставить.
Все же это было нечестно со стороны жены-5 – даже не попытаться приготовить Антона заранее. Они вернулись из недельного свадебного путешествия, разбирали чемоданы, бродили по дому (мужу-5-1 так и не удалось отсудить его – шалишь, руки коротки!), поднимали шторы, сталкивались на лестнице и в коридорах, мимоходом целовались, бежали дальше. Детей должны были привезти на следующий день от тети Кларенс.
Что-то показалось Антону странным в приготовлениях жены-5. Почему нужно было запирать на ключ все дверцы и ящики буфета? Привинчивать винтами настольные лампы? Прибивать ковер к полу гвоздями? Ведь он своими ушами слышал, своими глазами видел метеорологического толстяка на экране телевизора – никаких штормов, никаких смерчей острый глазок спутника не обнаружил в их краях. Уж не землетрясения ли она опасалась?
– Я знаю, что делаю, – говорила жена-5 печально и загадочно. – Поверь мне.
Он все понял в первые же пять минут. От подъехавшего такси до матери, вышедшей с распростертыми объятиями на крыльцо, было всего каких-нибудь тридцать футов шелковистого газона, но дети так и не сумели преодолеть их.
Семилетний сын-05-2 (пасынков и падчериц Антон решил помечать нулем) выскочил из правой дверцы и начал быстро-быстро перебирать ногами, не дожидаясь, чтобы твердая земля коснулась подошв его кед. Конечно, упал. Это дало время девятилетнему сыну-05-1 выскочить из левой дверцы (проезжавший по улице хлебный фургончик должен был при этом шарахнуться к кустам на противоположной стороне), обежать автомобиль, отстучав барабанную трель на багажнике, и рвануться к финишу без соперников. Но пробежать мимо лежащего братишки и не ткнуть его лицом в траву – у кого хватило бы спортивной выдержки? А младшему только и нужна была эта секунда: он ухватил старшего за щиколотку руками, нацелился зубами.
Оба покатились по траве.
Мать бежала к ним, чтобы разнять.
Но они сами вдруг вскочили на четвереньки и уставились на кошку на соседнем газоне. Кошка, почуяв беду, глухо завыла. Братья понеслись на нее, не поднимаясь с четверенек, заливаясь лаем. Кошка обрела балетную невесомость и взлетела на соседскую магнолию, едва коснувшись когтем коры. Только здесь, под чужим деревом, среди лая и воя, удалось жене-5 поймать своих сыновей, расцеловать, увести в дом мимо ошеломленного Антона.
– Это называется повышенная возбудимость, – объясняла она два часа спустя, когда уморившиеся дети заснули среди разбросанных на полу вещей, подсунув под щеку один – заводной автомобильчик, другой – два позолоченных кирпича «Британники». – В общем-то очень распространенное сейчас расстройство. Им страдает каждый десятый ребенок в стране. Разбитые чашки, разбитые носы – это бы все ничего. Главная беда – им трудно сосредоточиться на чем-то надолго. Трудно учиться. В классе они поднимают шум, мешают другим. В прошлом году директор школы заявил мне, что он не допустит их до занятий, если я не начну давать им риталин. Но это слишком сильное лекарство. Дети от него становятся как истуканы. Одна знакомая рассказывала, что ее семилетнего сына довели риталином до попытки самоубийства. Да-да, он съел ложкой почти полную коробку соли. Он мог заживо просолиться изнутри. В больнице ему промывали желудок целый час.
Повышенную возбудимость нужно было лечить не лекарствами, а диетой – так считала жена-5. Все эти искусственные добавки к еде, все новые вещества, все красители, ароматизаторы, увлажнители, окислители – вот что сводит детей с ума, превращает в диких зверенышей. Если сын-05-1 в очередной раз разбивал головой цветочный горшок, сразу же после наложения повязок и пластырей ему устраивался подробный допрос: что ты ел за завтраком? что давали на ланч в школе? не залезал ли без спроса в холодильник? Лучше сознайся, чтобы мы узнали, чего нельзя покупать. Маринованный огурец, шоколадная конфета, свиная сосиска, засахаренный ананас – виновный всегда находился. И его немедленно вносили в черный список подозреваемых или осужденных продуктов, запрещенных к вносу в дом.
Антон с тревогой ждал рождения дочери-5-3. Они уже знали, – о, чудеса медицинских прорицаний! – что это будет дочь, и заранее обсуждали разные способы защиты ее от неуправляемых братьев. Кроватка должна быть прикреплена к полу болтами – это само собой. Но не следует ли добавить и решетчатую крышку на замке, чтобы девочку нельзя было без спроса извлечь для каких-нибудь игр. Два года назад младший загляделся на мать, поливающую цветы. «Зачем я это делаю? Чтобы они выросли большими-большими». Через день его застали поливающим телевизор, велосипед, солдатиков. Не может ли эта поливальная мания возродиться в нем при виде маленькой сестренки? А как быть с их последней страстью – раскрашиванием? Ведь они пускают в ход не только акварельные краски и мелки, купленные им, но даже материнскую косметику. Где гарантия, что в один прекрасный день они не доберутся до ребенка, не накрасят ей губы, щеки, ресницы?
К изумлению родителей, все страхи оказались напрасными. В присутствии сестры мальчики благоговейно утихали. Не дать подержать ее на руках – это стало наказанием, которого они боялись больше всего. Они напоминали матери, что подходит время кормления, они требовали, чтобы им рассказывали результаты последнего визита к педиатру, они спорили из-за очереди катить коляску, менять пеленки, взвешивать, купать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69