Сразу после полудня из сада, где трудились рабы, донеслись какие-то восклицания. Жозеф поднял голову.
Жанна увидела, что Жоашен медленно бредет от моря к дому с ребенком на руках. Усталость его бросалась в глаза, более того: он выглядел удрученным. Жозеф побежал к нему.
Ребенок умер! – подумала Жанна, и сердце у нее сжалось.
Жоашен медленно взошел на крыльцо.
Карибские женщины смотрели на него с невыносимым напряжением.
Ребенок пискнул. Жоашен показал его женщинам, держа на вытянутых руках. Все устремились к нему. Ребенок зашевелился. Карола взяла его у Жоашена и вгляделась в него: цвет лица изменился. Он порозовел. Открыл глаза. И пищал все громче.
Стелла бросилась Жоашену в ноги. Все женщины сделали то же самое. Они целовали ему ноги и руки. Он поднял их. Жозеф ринулся к нему, чтобы поддержать, ибо его шатало. Из сада прибежали рабы.
– Дайте ему отдохнуть, – сказала им Жанна. – Он устал.
Она велела Стелле приготовить Жоашену легкий обед и дать стакан хереса.
Жозеф рукой обнял деда за плечи под задумчивым взглядом Франца Эккарта.
Жанна обратилась к рабам:
– Сегодня вечером я не хочу праздника. Люди говорят, что Каса-Нуэва-Сан-Бартоломе – пристанище колдунов. Это плохо для нас. Если вы нас любите, не устраивайте никаких манифестаций.
Итак, не было никаких праздничных торжеств, подобных тому, какое произошло после дождя, загасившего пожар, и Жанна надеялась, что ни падре Бальзамор, ни губернатор не узнают об исцелении больного ребенка. Однако на следующий день, отправившись вместе со Стеллой на рынок, она по взглядам карибов поняла, что им все известно. У нее отказывались брать деньги за покупки. Какая-то старуха кинулась целовать ей руки.
А еще через день в Каса-Нуэва прибыл губернатор собственной персоной. Он хмурился, и поклон его выглядел явно напряженным.
– Я вынужден признать, мадам, что есть некоторые основания считать все эти слухи о колдовстве в Каса-Нуэва-Сан-Бартоломе достоверными. Мне сообщили, что ваш друг Хоакин Кордовес исцеляет умирающих. Сам же я обнаружил, что треть моих стеблей сахарного тростника не растет, тогда как ваши цветут на диво.
Жанна собрала все свое хладнокровие.
– Хотите, ваше превосходительство, мы вместе поедем и посмотрим ваши посадки? – спросила она ровным тоном.
– Полагаю, вы заставите их зеленеть?
– Нет, ваше превосходительство, – ответила она с улыбкой. – Я покажу вам причину вашей неудачи.
– Вы уже разбираетесь в сахарном тростнике?
За его спесью скрывалась явная досада.
– Нет, но когда-то я была фермершей и разбираюсь в черенках. Вы ведь посадили черенки? Я знаю, как их сажать правильно.
Она пристально посмотрела на губернатора. Ей было хорошо известно, что собственная выгода для него куда важнее, чем любые слухи. Но она подозревала, что Бобадилья ухватится за этот предлог, если будут затронуты его интересы.
Он пригладил усы и кивнул:
– Прекрасно. Вы наездница, как мне сказали?
Она тоже кивнула. Это было что-то вроде испытания: он хотел удостовериться, что она и в самом деле ездила верхом на Пегасе.
– Что ж, возьмите лошадь моего секретаря.
Она поставила ногу в левое стремя и села в седло по-женски. Он с удивлением посмотрел на нее, затем, как велит вежливость, занял место слева. Секретарь двинулся за ними пешком.
Когда они приехали на плантацию, секретарь помог ей спешиться. Губернатор указал на высохшие растения. Она наклонилась, осмотрела погибший черенок и выдернула его из земли.
– Вот и причина, ваше превосходительство. Ваш черенок был посажен верхней частью вниз. Соки из земли не могли подняться. И корни не развились.
Он был потрясен. Она отбросила растение и пожала плечами.
– Но почему же все ваши растения поднялись?
– Вспомните, ваше превосходительство, что мой зять сам высаживал их. А вам это быстро надоело. Он предложил посадить и ваши черенки, но вы сказали, что с этим могут справиться и рабы. Но они не сумели распознать ход внутренних токов. Вот и все колдовство.
Губернатор хлопнул себя по бедрам и недоверчиво рассмеялся.
– Вы примите мои извинения? – спросил он.
– Ваше превосходительство, они льстят мне. Но теперь надо не допустить, чтобы ваши рабы повторили эту ошибку. Пока вы потеряли только пятьдесят черенков. Будь их пятьсот, дело обстояло бы куда хуже. Поэтому мой зять Феррандо и предложил вам свои услуги.
Она вернула губернатору практический взгляд на вещи. Он взглянул на секретаря, но тот лишь развел руками.
– Кажется, вы упомянули еще один случай колдовства? – продолжала Жанна.
– Этот человек, Хоакин Кордовес… В Санто-Доминго говорят, будто он исцеляет умирающих?
– Аптекари порой тоже, ваше превосходительство.
– Я не понимаю…
– Жоашен знает травы. Ему принесли больного ребенка. Он пошел в рощу за целебными травами и корнями. Поскольку эти снадобья действуют на новорожденных сильнее, чем на взрослых людей, он спас ребенка. Невежественные карибы стали рассказывать об этом всякие басни. Что ж, обвинять теперь в колдовстве всех травников и аптекарей?
Губернатор вздохнул и опустил голову. Потом усмехнулся. На сей раз он сам помог ей сесть на лошадь.
– Все эти слухи порождены невежеством карибов, – сказала она, оказавшись в седле. – Они почему-то совершенно не разбираются в травах.
Бобадилья несколько раз кивнул. Когда они вернулись в Каса-Нуэва, он спешился первым, помог Жанне сойти с лошади и поцеловал ей руку.
– Счастливы те, кто делит с вами жизнь, – сказал он.
– Счастливы те, кто пребывает под неусыпным оком вашей мудрости.
– Будьте уверены в неизменности моих дружеских чувств к вам.
Отвесив нарочито церемонный поклон Францу Эккарту и Жоашену, стоявшим на террасе, он сел на лошадь и уехал.
– Я в очередной раз спасла нас всех, – сказала Жанна своим спутникам. – Ну и ремесло! Мне надо искупаться в море.
Между тем события получили свое логическое развитие.
Два дня спустя Жоашен не пришел к завтраку. Сначала Жанна подумала, что он с утра пораньше отправился на прогулку в лес, но потом заметила, что Стелла поглядывает на нее с каким-то непонятным лукавством.
– Думаю, Жоашен провел брачную ночь, – объяснил, в конце концов, Франц Эккарт.
Жанна изумилась.
Жозеф втихомолку посмеивался.
– Совет карибов решил, что такой изумительный человек, как Жоашен, должен оставить острову свое потомство. И постановил дать ему девственницу.
– Откуда ты знаешь?
– Слышал кое-какие разговоры рабов. Хотел расспросить Жоашена, но он уже исчез. Конечно, ни в чем нельзя быть уверенным…
Внезапно Жанна вспомнила, что Жоашену всего пятьдесят лет и тело его отнюдь не немо. Посмотрела на Жозефа, и тот сразу понял значение ее взгляда. Ему исполнилось двенадцать, и, когда он бежал обнаженным в море, его мужские достоинства бросались в глаза.
Быть может, она находилась в раю, но здешние ангелы обладали всеми половыми признаками.
– Что ж! – сказала она.
И с улыбкой села.
– Ты видел эту… девушку?
Франц Эккарт покачал головой.
– Скоро я обзаведусь дядюшкой или тетушкой, которые будут моложе меня, – сказал Жозеф.
Жанна задумчиво выпила кокосовое молоко и съела сваренное вкрутую яйцо. Снесенное испанской курицей. Не было даже сливочного масла, чтобы сделать яичницу. Потом она принялась за сладкий картофель. Ей не хватало настоящего молока, но корова на Эспаньоле выглядела бы столь же неправдоподобно, как единороги во Франции.
Франц Эккарт начертил в центре сада круг, разделил его на двенадцать частей, а в середину воткнул колышек, острие которого прокалил на огне. Если колышек не отбрасывал тени, было около полудня. Эти солнечные часы выглядели довольно примитивными, с чем соглашался и сам Франц Эккарт, который предпочел бы иметь дело с астролябией, но все же днем они показывали довольно точное время.
Около десяти часов появился Жоашен. Со спутницей. И с улыбкой на лице.
Его подруга походила на античную нимфу, какими их описывали латинские поэты, но только с бронзовой кожей.
Жанна была потрясена.
Франц Эккарт и Жозеф – тоже.
Женщины-рабыни смотрели на новобрачных так, словно те спустились с неба. Жанна встала, чтобы приветствовать их.
– Ну, Жоашен, – сказала она, – к завтраку вы опоздали. Присаживайтесь вместе с вашей… супругой.
Он смотрел на них всех – на своих родных и на взволнованных рабов – с неуловимой усмешкой. Потом сел за стол.
Служанки, не помнившие себя от счастья, летали как на крыльях.
Когда с завтраком было покончено, Жоашен направился в спальню Жанны. Она последовала за ним. Он взял чернила, бумагу, перо.
Она никогда не видела, чтобы он писал.
Записка гласила следующее:
Жанна, Франц Эккарт, Жозеф, не ждите меня вечером к ужину. Я буду иногда заходить к вам, потому что люблю вас, но жить отныне буду в горах. С Эстефанией.
Жоашен.
Жоашен и в самом деле иногда появлялся в Каса-Нуэва-Сан-Бартоломе: чаще всего приходил к ужину вместе со своей женой. Он играл в шахматы с Жозефом и Францем Эккартом.
Взгляд его блуждал далеко.
Так гораздо лучше, подумала Жанна. Христианское общество, созданное пятнадцать веков назад еврейским мятежником, отнюдь не благоволило ни к бунтовщикам, ни к провидцам. В Европе Жоашен, скорее всего, кончил бы жизнь на костре.
В испанской колонии на Эспаньоле много судачили об этом. Но осторожно, ибо губернатор и интендант почитали за честь отужинать в Каса-Нуэва.
Сверх того, было известно, что кухня там отличается невероятной изысканностью, и гурманы сладострастно обсуждали кулинарные достоинства какого-нибудь фрикасе из утки в хересе с дикими ягодами.
Епископ выказывал Жанне холодность: она покровительствовала колдуну, совершающему такие чудеса, на которые сам он не был способен. Но губернатор не известил его о переходе в дикое состояние одного из обитателей Каса-Нуэва-Сан-Бартоломе. Ибо Феррандо вернулся на «Стелле Матутине» с тысячью саженцев сахарного тростника. И руководил установкой мельницы. Шестеро рабов под присмотром генуэзского мастера делали с помощью резца и кувалды плоский каменный диск с отверстием посередине.
В конце 1507 года Жоашен пришел с ребенком на руках – своим сыном от Эстефании. Этот мальчик приходился сводным братом Францу Эккарту и дядей Жозефу.
Наследник Яноша Хуньяди и волшебницы Мары пустил корень. Как черенки сахарного тростника.
Жозеф взял младенца на руки, стал укачивать его, поцеловал, и новорожденный протянул ручку к щеке того, кто, вообще-то говоря, был его племянником. Задумчивый Франц Эккарт безмолвно наблюдал за этой сценой. В душе своей Жозеф уже стал отцом.
В 1508 году в Кадикс отправилось первое судно с двумя тысячами фунтов рыжего сахарного песка, произведенного на плантациях губернатора и Морской компании Нового Света. Затем год испарился, словно вода в печке.
За ним последовал 1509-й. Шесть тысяч фунтов сахара в плетеных мешках, сделанных руками карибов.
Епископ громогласно обличал христиан, которых тропическая жара вновь превратила в язычников. Тщетно: все знали, что сам он живет с карибской женщиной. И поскольку лошади у него не было, передвигался он пешком, осыпаемый насмешками на протяжении всего пути.
Жанна попросила Феррандо привезти еще пятьсот экю. Почти все деньги она потратила на предметы роскоши: серебряную посуду, безделушки и прочие маленькие радости.
В 1510-м случилось неизбежное: Жозеф не устоял перед чарами карибской девушки-ровесницы: Валерии едва минуло пятнадцать лет. В Каса-Нуэва его теперь почти не видели: разве что иногда он заезжал на Пегасе, чтобы поцеловать отца и Жанну. На плече у него красовался попугай, на лошади за его спиной сидела Валерия.
Чтобы удержать его, Жанна предоставила ему в доме две комнаты. В одной из них Валерия родила девочку, которую, естественно, назвали Хуанитой.
В том же году на Эспаньолу приехал Деодат с Ивонной и детьми. Однажды вечером все со смехом попытались установить степень родства между Хуанитой и Жоржем, младшим сыном Деодата. Выяснилось, что он ей двоюродный дедушка – при четырех годах разницы в возрасте.
Жанна видела, что у них голова идет кругом от этого нового мира. Они рисковали раствориться в нем.
Ей хотелось пристроить еще одно крыло к Каса-Нуэва. Но она долго колебалась и, увы, знала причину. Семьдесят пять лет. Слабеющее зрение. И тело. И желание. Слишком много она уделяла времени другим – и отчасти принесла в жертву свою личность.
Однажды ночью ей приснился сон. Огромная неторопливая река стекала с небес. Река душ. Ее душа тоже была там – и медленно плыла к земле. В этой реке находились дорогие существа – родители, Дени, Франсуа Вийон, Матьё, Бартелеми, Жак, Жозеф, Об… Она сближалась с ними, потом удалялась от них, потом вновь с ними соединялась. Они и тысячи других были частью этой реки.
В конце концов, и она полностью слилась с ней.
В то утро Жоашен пришел позавтракать с ними. Он привел с собой Эстефанию и сына Яноша. Эстефания считала, что они его назвали так в честь Жанны.
Деодат и Ивонна с изумлением смотрели на этого дикаря – знакомого и незнакомого.
– Он, наконец, обрел себя, – сказал Франц Эккарт. Однажды за ужином у губернатора разговор зашел о Южном континенте, который узнавали все лучше и лучше.
Жанна вдруг поняла, что это ей совершенно безразлично.
На Рождество 1511 года новый губернатор не пригласил ее, поскольку король Людовик XII созвал в Пизе собор, чтобы низложить папу, объявив его схизматиком. Она отвечала за преступления своего государя.
В очередной раз сбывалось предсказание Франца Эккарта.
На следующий день она спросила Жозефа в присутствии Франца Эккарта:
– Ты хочешь жить здесь или вернуться во Францию?
Вопрос удивил его. Зачем выбирать? Разве не живут они все счастливо на Эспаньоле?
– У меня тут жена и ребенок, – ответил он.
Попугай пощекотал ему щеку.
Человек всегда выбирает самый пологий склон. В новой сахарной стране Жозеф поддался сладости существования.
– Я возвращаюсь во Францию, – объявила она ему. – Дарю тебе Каса-Нуэва. Ты получишь свою долю из доходов компании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42