– Для этого требуется не один урок.
Деодат взял большой горшок, чтобы снова набить листьями страстно любимую трубку. Он сделал это поспешно, чем привлек внимание своего собеседника. Когда крохотный горшочек задымился, Франц Эккарт завладел большим, встряхнул его и запустил руку внутрь. Деодат озадаченно наблюдал за ним. Франц Эккарт извлек со дна горсть семян, похожих на чечевицу.
– Твой дикарь сделал тебе чудесный подарок, – объявил он, изучая свою находку.
– Семена! – вскричал пораженный Деодат. – Семена!
Франц Эккарт кивнул. Деодат протянул руку. Племянник отвел ее.
– Предоставь это мне, – сказал он. – Я изучил листья. Они наверняка большие и очень водянистые. Само растение должно быть высоким. На мой взгляд, ему нужна жирная влажная почва. Если ты посеешь его в глинистую, получишь хилые ростки. Кроме того, сейчас август. Когда семена дадут всходы, будет холодно. Они перестанут расти, и первые же заморозки убьют их. Поэтому семена надо прорастить в горшках, чтобы перенести в дом, как только похолодает. Весной мы пересадим растения в сад, и через год ты сможешь дымить сколько захочешь.
Жанна, высунувшаяся в этот момент из окна, увидела, как Деодат бросился на шею Францу Эккарту: чем тот привел в такой восторг ее сына?
Как бы там ни было, через неделю Деодат уехал в Лион.
– Не знаю, что ты сказал ему. Но я рада, что он к тебе прислушивается. Теперь мне хотелось бы увидеть цветы этого ростка, – объявила она.
Франц Эккарт, втихомолку посмеиваясь, сказал себе, что цветы невинности, взращенные на ниве риторики, стали, наконец, тем, чем и должны быть, – объектом ботаники, как трехлепестковая лилия.
Внезапно Жанна повернулась к нему и, устремив на него долгий взгляд, спросила:
– Зачем тебе понадобилась старуха?
Она с поразительной ясностью вдруг увидела это молодое сильное тело, которое любила ночами. Но ведь у нее уже не могло быть детей. Ей было стыдно за свое бесплодное наслаждение.
– Ты не хочешь других детей? – продолжала она.
– Все дети мира мои, – ответил он. – Что до моей крови, Жозеф сумеет ее увековечить. И пора тебе прекратить столь обидным образом говорить о Жанне Пэрриш.
О Жанне Пэрриш! Она чуть не расхохоталась. Никто уже давно не называл ее так.
– Живот у нее гладкий, а груди твердые, – продолжал он. – Связывает меня с ней брак, заключенный перед звездами. Она не рабыня моя, взятая, чтобы давать потомство, но вторая половина того совершенного андрогина, который мы являем собой. – Он нахмурился. – Я был бы тебе признателен, если бы ты говорила о ней с большим почтением.
Она рассмеялась и обняла его.
Они долго стояли, прижавшись друг к другу. Он склонил голову и заставил ее опустить свою. Когда их лбы соприкоснулись, он сказал:
– Смотри, мы образуем стрельчатую арку. Между нашими головами ключ свода.
22
Тайный союз банкиров
Весной 1501 года три ростка табака поднялись в горшочках, развернув листья, очень похожие на те, которые мысленно нарисовал себе Франц Эккарт. Он высадил их в солнечной части сада и посеял другие семена – тоже в горшках. Но Деодат не смог сразу раскурить первые листья, хотя ему страстно этого хотелось: они были слишком зелеными и водянистыми, а потому плохо горели; впрочем, и Окиепа подарил ему полусухие. Франц Эккарт посоветовал ему вывесить несколько листьев на изгородь, под прямые солнечные лучи. Он так и поступил.
Тем временем Франц Эккарт заказал в Лиможе три глиняные копии Деодатовой трубки. И Жанна смогла, наконец, попробовать дым, к которому так пристрастился ее сын. Она обещала себе, что в следующий приезд Деодата они будут курить табак втроем.
Но тут неожиданные новости нарушили все ее планы: мессир Деодат де л'Эстуаль обручился в Лионе со старшей дочерью местного суконщика Ивонной Дульсе. Деодат приехал вместе с невестой, семнадцатилетней брюнеткой с синими глазами. Семья ее состояла в родстве с Франсуа Дульсе, казначеем короля. Сердце Жанны подпрыгнуло от радости. Наконец-то! Сын не будет больше разглагольствовать о невинности дикарей и не отправится плясать вместе с ними.
Свадьбу отпраздновали в июне, сам епископ обвенчал Деодата и Ивонну в соборе Сен-Морис. Франсуа и Одиль по такому случаю приехали из Страсбурга и преподнесли новобрачной золотую брошь, украшенную четырьмя великолепными жемчужинами, громадной бирюзой и цветочками из коралла. Феррандо и Анжела, прибывшие из Женевы, подарили ей зеркало в оправе из драгоценных камней. Как обычно, клан л'Эстуалей-Бовуа пировал три дня, и гостей развлекали музыканты с танцорами.
По завершении свадебных торжеств Жанна, Деодат, Франц Эккарт и Феррандо собрались на тайный совет. Ибо Деодат предложил ссудить значительную сумму – двадцать пять тысяч экю – королевскому казначейству. Людовик XII был теперь самым могущественным государем Европы. Его завоевания в Италии казались очень прочными, и даже Габсбург смирился с этим. Будущее представлялось ему ослепительным. Заем сулил верную прибыль и расположение монарха. Вдобавок и новая родня Деодата наседала на него, уверяя, что это пойдет на пользу всем.
Франц Эккарт твердо высказался против.
– Тысяча пятьсот пятый год будет жестоким для Людовика, – провозгласил он. – Мы потеряем эти двадцать пять тысяч экю. Сверх того, в нынешнее время не следует привлекать внимания своим богатством. Я советую тебе помалкивать о банкирских делах. Стой на том, что у тебя есть суконные мастерские и виноградники: ты честный зажиточный буржуа, но отнюдь не купаешься в деньгах. От всяких сделок во Франции откажись и лучше вообще об этом не говори, чтобы не пронюхали королевские шпионы.
Жанна одобрила каждое слово Франца Эккарта. Феррандо тоже поддержал его, приведя множество дополнительных доводов.
Деодат, который привык уважать суждение своего племянника, тем не менее, удивился.
– Что я скажу Ивонне? – спросил он.
– Что у нас нет ничего, кроме земель и кондитерских в Париже. Для нее этого будет достаточно.
За ужином Жанна пожаловалась в присутствии новой снохи на слухи о ее будто бы огромном богатстве.
– Мой старший сын владеет печатней в Страсбурге, за которую много не выручишь. Сама же я, кроме трех кондитерских в Париже, этого дома и парижского да двух ферм, ничего не имею, разве что виноградники, из которых Деодат пытается извлечь хоть какую-то прибыль. Вот и все семейное достояние.
– У вас еще есть суконная мануфактура в Лионе, – заметила Ивонна, которая слушала очень внимательно.
– Она отойдет Деодату и Франсуа, поэтому я о ней не упомянула, – ответила Жанна.
Это была явная ложь. Клан л'Эстуалей-Бовуа стоил около трехсот тысяч экю. Жанна умолчала о двух домах в Париже, равно как о доме на Санкт-Йоханн-гассе в Страсбурге. Число ферм не ограничивалось двумя, а денежный капитал в два раза превышал стоимость всего этого. Но ситуация не располагала к откровенности – особенно с племянницей королевского казначея, которому требовалось набрать как можно больше денег.
В первое десятилетие XVI века некий лукавый дух, казалось, проник в высшие сферы человеческого общества. Он задался целью не только унизить тех, кто обрел могущество в прошлом столетии, но и низвергнуть их в грязь. В доме л'Эстуалей обо всех таких историях большей частью узнавали от Феррандо, с которым делились сведениями генуэзские, а теперь и флорентийские судовладельцы, связанные делами с Испанией и Португалией. Первой мишенью стали мореплаватели-исследователи.
Первооткрывателям будущего мира пришлось туго.
Так, Христофор Колумб, вернувшийся в Испанию в цепях, был освобожден, а королевский дознаватель Бобадилья, заковавший его в кандалы, подвергся порицанию. Но Колумб потерял титул вице-короля обеих Индий и остатки былого престижа. Во-первых, он открыл вовсе не Индию – теперь в этом были убеждены все. Среди моряков ходили, по меньшей мере, две карты с изображением двух континентов – Южного и Северного; первый именовался Бразилией, и было очевидно, что это не Индия; Северный, пока не получивший имени, выглядел как самый настоящий континент, а не просто горсточка островов. Словом, адмирал осрамился: он оказался не готов к великим свершениям как физически, так и морально.
Было получено еще одно оглушительное опровержение иллюзии о западном пути в Индию: в 1497 году Васко да Гама, отправившись с целой эскадрой в Индию – настоящую, азиатскую, – избрал восточный путь. Он обогнул Африку у мыса Доброй Надежды и вскоре достиг города под названием Каликут. Там была основана торговая колония под охраной пяти кораблей. Сверх того, португалец привез в Лиссабон подлинное сокровище: триста пятьдесят тонн перца, имбиря, корицы и мускатного ореха. Этих пряностей хватило бы на пять лет всем жителям страны!
Кстати говоря, появившееся в Каликуте торговое предприятие было первой компанией такого рода.
А в 1500 году флорентинец Америго Веспуччи, ставший подданным испанского короля, встретился с Колумбом на Эспаньоле. К этому времени он уже исследовал Великий Южный континент – тот самый, на который так и не посмел высадиться Колумб. О своем открытии он уведомил короля, но от него презрительно отмахнулись. Испанские государи не желали больше слушать ни генуэзцев, ни флорентийцев: к черту всех этих итальянцев, которые то и дело что-нибудь открывают!
Тогда Веспуччи перешел на службу к сопернику Испании, Жуану II Португальскому. Через год он отправился во вторую экспедицию и продолжил исследование Великого Южного континента, войдя в бухту, которую назвал без особых изысков по месяцу открытия – Январская река, Рио-де-Жанейро. Спустившись еще ниже к устью громадной реки, чьи воды словно отсвечивали серебром, он дал ей имя Серебряная, Ла-Плата.
– Почему, – спросила Жанна у Феррандо, – ты проявляешь такой интерес к этим экспедициям? Разве собственное путешествие не излечило тебя от жажды экзотики?
– Нет, – со смехом ответил он. – Путешествия только начинаются. Будут возникать торговые предприятия по образцу компании Васко да Гама в Каликуте. Судовладельцам, которые станут их снаряжать, понадобятся страховые гарантии, чтобы не потерять все деньги в случае шторма или иного несчастья. За этим будущее: даже если страховщик окажется в проигрыше один раз из десяти, он выиграет многократно. Вот почему я думаю, что нам нужно создать при банке страховую компанию.
Он затянулся табаком из белой глиняной трубки, подаренной Деодатом, и продолжал:
– Не надо обращать внимание на пренебрежение, которое Фердинанд Арагонский демонстрирует по отношению к Колумбу и Веспуччи. Испанская корона прекрасно знает, что эти новые земли – банковский билет с неограниченным сроком действия. Именно поэтому она, ссылаясь на договор в Тордесильясе, предъявляет права на Северный континент, открытый нами вместе с Гаспаром и Мигелем Кортереалями. Кроме того, эти будто бы разочарованные короли по-прежнему финансируют экспедиции. И братья Кортереаль уже готовятся к следующему путешествию.
Рассуждения Феррандо повергли в задумчивость Жанну, Франсуа, Жака Адальберта, Франца Эккарта и Деодата. Ибо деловая проницательность миланца стоила не меньше, чем умение Франца Эккарта читать звездное небо.
– Это еще не все, – добавил Феррандо с лукавой улыбкой. – Судя по тому, что я видел, земли эти должны быть огромны. Рано или поздно их начнут обрабатывать. Местное население нельзя обратить в рабство, поскольку эти люди показались мне очень гордыми. К тому же они малочисленны и не пригодны к работе на земле, так как живут охотой и собирательством. Следовательно, рабов будут привозить с Востока или из Африки.
– Рабов? – неодобрительно переспросила Жанна. – Разве это по-христиански?
– Сам я никогда не стал бы превращать человеческое существо в раба, – ответил Феррандо. – Но другие сделают это. Надо думать о том, что мы оставим детям и внукам.
Встав с места, он начал мерить залу широким шагом завоевателя.
– Я хочу оставить им процветающие торговые предприятия. Не только банк, но еще и страховые и морские компании. Они будут независимы от прихоти королей, имея отделения в Генуе, Неаполе, Марселе, Барселоне, Кадиксе, Севилье. И даже на других континентах.
Жанна кивнула.
– Слушайте его, – сказала она Жаку Адальберту и Деодату. – Он прав.
Еще одна отменная выходка Слепой распутницы: если бы существовала хоть какая-нибудь справедливость, Новый Свет должен был бы называться Каботиния, Корте-Реалика или хотя бы Колумбика. Но нарекли его именем последнего из первооткрывателей – Веспуччи. Из Америго получилась Америка.
Другие несчастья, обрушившиеся на тех, кому удача улыбнулась в конце ушедшего столетия, сразу стали известны всем, поскольку речь шла о короле Франции.
Хотя Людовику XII казалось, будто он твердо закрепился в Италии, осенью 1503 года власть его пошатнулась. Упорствуя в своем намерении вернуть Неаполитанское королевство, наследие Рене Анжуйского, который всю жизнь преспокойно без него обходился, Людовик столкнулся с испанской армией Фердинанда Арагонского, также не желавшего отступать. Погода стояла ужасная, французские военачальники постоянно грызлись, денег у короля не хватало.
Он воззвал к банкирам. Те уже и так изрядно раскошелились. Сейчас у них требовали около пятисот тысяч экю. Сумма баснословная и к тому же не окончательная, ибо когда короли начинают занимать деньги, никто не знает, когда это прекратится. Короче, Людовик перешел из категории завидных клиентов в безнадежные. Он начал собирать средства по крохам: обратился к двору; изъял содержание у парламентов, сенешальств, бальяжей и судов – на что не имел никакого права; взял ссуду в двести тысяч ливров у провинциальных штатов и парижского муниципалитета, которые тоже не надеялись вернуть свои деньги. Иными словами, он обескровил свое королевство, чтобы воцариться по ту сторону Альп. Но перечить ему никто не смел.
Придворные льстецы неизменно именовали его «Отцом народа» – это стало началом долгой и скверной традиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42