И тут же наступила гробовая тишина.И Мишель почувствовал, как подле него совершенно ощутимо сгустилась и наэлектризовалась атмосфера. И как обступившие доску болельщики подались назад, а многие так и вовсе в сторонку отошли.Никто не знал, как реагировать на его сообщение.— Вот так дела! — присвистнул кто-то.«Ну все — сейчас растерзают», — печально подумал Мишель.Но растерзать, может, и собирались, да не успели, потому что обстановку разрядил Троцкий.— Кто?.. Полицейский?.. Из охранного? — крикнул он поверх голов. — Вот так славно! Раньше они нас по тюрьмам да каторгам гоняли, а нынче с нами в одной камере сидят! Да еще в шахматы нас обдирают! — и весело, как-то совсем по-детски, засмеялся.И тогда уж все засмеялись.— Я не гонял, — попытался, совершенно стушевавшись, объясниться Мишель. — Я не по вашей части, я по уголовной. По ворам и душегубам.Но его никто не слушал — все опять веселились!— Давай, Лев Борисович, не осрамись перед царским держимордой!..Мишель обыграл всех.А уж по ходу игры во всем разобрались.— Вы, батенька, зря так своими должностями козыряете, — сказали ему. — Солдатики, случись они здесь, могли бы, прежде чем разобраться, стрельнуть вас за милую душу. Потому как настрадался народ от вашего брата, жандарма!..— А за что вас, собственно, сюда посадили? — спросили его из задних рядов.— Ума не приложу! — честно признался Мишель. — Никакой вины я за собой не знаю. О чем пишу прошения, да только, видно, они до адресатов не доходят.— Не просить надобно — требовать! — наставительно сказал Троцкий. — А хотите — ваше письмо хоть до самого премьера дойдет?Все заинтригованно замолчали.— А что?.. Вот мы его возьмем, да прямо сейчас и здесь всей нашей фракцией подпишем! — озорно предложил Троцкий.— Верно! — поддержал кто-то. — Пусть увидят, что мы выше личных обид и что хоть даже за полицейского, когда он честный и от временщиков пострадал, ходатайствовать можем!И тут же все, смеясь и предлагая формулировки, принялись составлять письмо.Составили. И подписали. Почти все, кроме нескольких воздержавшихся.Вот как странно все обернулось — за бывшего полицейского каторжане заступились! Да как удачно-то! Потому что месяца не прошло, как зачастили к Мишелю следователи. Да не похожие на гимназистов, без году неделя, милиционеры, а представительные на вид чины. И уж не о том, как он революционеров преследовал, спрашивали, а все больше о его связях с большевиками!А еще чуть позже явился за ним в камеру караул из трех солдат и офицера.Брякнул запор, и вот они стоят в дверях, переминаясь с ноги на ногу и оружием бряцая.— Фирфанцев?— Я...— На выход!— Куда? — спросил, драивший песком миску, Мишель.Но офицер его ответом не удостоил.— Побыстрее прошу!— С вещами?— Как вам будет угодно!..Мишель собрался в одну минуту. И вышел в коридор. Где его тут же, словно он особо опасный преступник, обступили солдаты. И по округлившимся, испуганным глазам надзирателя, по тому, как он угодливо суетится подле офицера, понял, что такое здесь случается не часто. Отчего Мишель заподозрил — что дело его плохо.Все это — офицер, солдаты с примкнутыми к винтовкам штыками, обращение, взгляды — напоминало тот, первый его арест. Но тот — кончился «Крестами».А этот?..— Должен предупредить, что при всякой попытке побега либо неповиновения караул будет стрелять! — предупредил офицер. — Шагом марш!..И куда?И зачем?И чем все на этот раз закончится?..Ох... видно, недобрую службу сослужили ему господа большевики!.. Глава 43 — Ну? — с надеждой спросил Мишель-Герхард-фон-Штольц.— Он обещал, — кивнула Ольга и замялась. Но все же нашла в себе силы спросить: — Только скажи... Скажи, что это нужно не кому-нибудь, а тебе!— Конечно — мне. Вернее, нам! — ответил ей Мишель.И она ему поверила, потому что ему невозможно было не поверить!И уже ничего больше не говоря, протянула какую-то, сложенную в несколько раз, бумажку. На которой была проставлена цифра. С рядком нулей.Н-да... Приятно иметь дело с деловыми, которые знают, что хотят от жизни, людьми...Таких денег у Мишеля не было.Конечно, была машина... Но она была не здесь.Здесь были только костюм и туфли. Но они были единственными и были ношеными.Наверное, можно было попытаться деньги занять — без проблем, но тоже, увы, не здесь, а там, откуда он прибыл и где он имел неограниченные кредиты у самых известных людей.Здесь у него ничего не было!Оставался вариант обратиться к непосредственному начальству, поклянчив деньги на оперативные нужды.Но как объяснить, на какие, если его расследование — чистой воды самодеятельность, за которую, если только о ней узнают, ему голову снимут!К кому же тогда обратиться ?..— У тебя есть деньги? — спросил Мишель у Ольги.— Да, конечно! — с готовностью ответила та, начав шарить в сумочке. — Вот, пятьсот рублей!Она, конечно, перепутала. Пятьсот, да еще рублей, это не деньги.— Спасибо, — улыбнулся ей Мишель. — Я не о таких деньгах. Мне нужно минимум тысяча долларов. Лучше две. Если бы у тебя было хотя бы три тысячи, это могло спасти положение.— Есть, — обреченно вздохнула Ольга.— Что есть? — не понял он.— Три тысячи двести. Долларов. Я их на «десятку» копила. Хотела продать свою «шестерку», добавить и...Брать деньги у дамы сердца — это самое распоследнее дело! Джентльмен не должен брать у дам денег — ни цента! Наоборот, он должен тратить на нее — и, конечно же, не центы! Он должен засыпать ее цветами, водить в дорогие рестораны и бутики, дарить машины и кольца с бриллиантами.Но, с другой стороны, он ведь не для себя берет, а на дело. И не навсегда, а лишь на время... Впрочем, в данном случае имеет смысл спросить, наверное, в том числе мнение дамы.— Ты можешь дать мне эти деньги? — проникновенно спросил Мишель. — Под честное слово.— Твое? — спросила она, глядя на него широко распахнутыми глазами, в которых, вот-вот готовые пролиться через край, блестели слезинки.Наверное, ей было ужасно жаль этих денег!Но для него не было жалко даже жизни!..— Мое! — твердо сказал Мишель. — Под слово Мишеля-Герхарда-фон-Штольца!— Под твое — с радостью!..Но... ведь этого все равно будет мало!Какая умница, она поняла — для чего, вернее, для кого предназначены эти деньги! Их, конечно, будет недостаточно, но, если они у него будут, он мгновенно увеличит их вдвое, втрое — хоть даже вдесятеро. Во столько — во сколько надо!— Не беспокойся, — сказал он. — Этих денег мне хватит с избытком! Еще и останется. Тебе на новую машину. Только не на «десятку» — «десятка» это не машина, это «Жигули». Я думаю, тебе следует купить что-нибудь поприличней. Например — «Мерседес». Лучше всего двухместный родстер, в котором ты, как мне кажется, будешь выглядеть просто потрясающе.— Но у меня не хватит на «Мерседес»! — вздохнула Ольга.— Хватит, — уверил ее Мишель, — потому что ты имеешь дело с везучим человеком!— С очень? — игриво переспросила она.— Нет, не с очень, — покачал он головой. — А — с очень-очень!.. Глава 44 Арестантская карета тряслась по булыжнику мостовых. Мишеля мотало из стороны в сторону, отчего он то и дело наваливался на конвойных солдат, которые сидели впритирку по обе стороны от него.Было неясно и оттого тревожно на душе. Куда его?..Ехали в город, в самый центр — не иначе как в Петропавловку.Но приехали не в Петропавловку и не в Особую Комиссию, которой не раз стращали Мишеля следователи, — приехали к зданию Министерства финансов.А сюда-то зачем?!Мишель был готов ко всему — даже к тому, что его отвезут куда-нибудь за город, где застрелят без суда и следствия, изобразив попытку к бегству.А привезли — вон куда!..— Выходите! — приказал конвойный офицер.Мишель сошел с подножки арестантской кареты. За ним попрыгали солдаты. Сойдя, арестант замер в нерешительности, думая, что, может быть, случилась какая-то ошибка и его теперь повезут куда-нибудь дальше.Но ошибки, кажется, не было, потому что его подтолкнули в сторону крыльца.Поднявшись на ступени, прошли сквозь высокие стеклянные двери. В просторном вестибюле остановились. Тут только Мишель вспомнил, как он выглядит — нечесаный, с вечера не бритый, в плохо стиранной, мятой одежде, в казенной смене белья, пахнущего дешевым мылом.Ах, как неловко!Офицер куда-то ушел, но скоро вернулся с господином в штатском платье. Которому, козырнув, с рук на руки передал привезенного из «Крестов» арестанта.— Прошу вас.Господин указал кивком головы куда-то наверх. И сам пошел в шаге сзади, показывая путь. И даже солдат с ними не было и, кабы Мишель решился вдруг бежать, он это мог бы сделать без всякого труда!Ничего не понятно!Вошли в шикарную приемную, где в креслах скучало несколько просителей.— Подождите минуточку! — сказал господин, прошел вперед и скрылся за еще одной дверью, оставив Мишеля одного!Просители удивленно поглядывали на странного, неопрятного, в несвежем платье, посетителя, торчащего посредине приемной. Раньше ничего такого решительно не могло бы случиться, а теперь, как видно, все, что угодно!Мишель чувствовал себя отвратительно, не зная, что делать и куда девать руки — не решаясь сесть на дорогие кожаные диваны и не имея возможности никуда уйти! Он стоял ровно там, где его оставили, как и положено арестанту!Через несколько минут господин вышел из-за двери, поманив его к себе.— Прошу вас! — сказал он, отступая в сторону.Просители и вовсе растерялись. Они тут не один час высиживают, будучи весьма важными особами, а какого-то непонятного — немытого и нечасаного господина — вперед них без всякой очереди пропускают! Что за чертовщина нынче царит в министерствах!..Высокая, в два человеческих роста, дверь закрылась.Мишель оказался на пороге просторного кабинета.После крохотной камеры-одиночки здесь все казалось огромным — уходящие в бесконечность стены, высоченные потолки, широкие, в полстены, окна... Все это давило на него!.. Не там, не в «Крестах», именно здесь Мишель осознал себя по-настоящему арестантом, поняв, насколько за эти месяцы он свыкся с тюремной обстановкой и бытом. В нормальном помещении он чувствовал себя неуютно, теряясь от обилия воздуха и света.И в этом просторе, оглушенный и подавленный, он не сразу заметил стол и сидящего за ним, быстро проглядывающего какие-то бумаги, человека.— Проходите, — не глядя, кивнул ему человек за столом.Мишель подошел и встал. И стоял. Вновь ненавидя себя за то, что в него так глубоко въелись арестантские привычки. Потому что кивок, по-видимому, был приглашением присесть в просторное, вблизи стола, кресло. В которое раньше он бы тут же, не задумываясь, плюхнулся. А теперь он этого жеста даже не понял, а поняв, все равно не решился сесть!Каким же рабом он стал! И что тогда случается с людьми, которые провели в тюрьме или на каторге пять или десять лет?!Он уже было хотел, перебарывая себя, подойти к креслу, но тут человек за столом, заметив странную, непонятную ему нерешительность посетителя, удивленно взглянул на него.— Присаживайтесь, прошу вас! — указал он на кресло.На этот раз Мишель сел.— Господин Фирфанцев, если я не ошибаюсь?— Да, — привычно кивнул Мишель.— Михаил Иванович, — в свою очередь представился человек за столом. — Терещенко. Министр финансов.Вот так-так!..Министр был молод, щеголеват и уверен в себе. Он был из нового, вознесенного к вершинам власти, поколения российских политиков. Сахарозаводчик, миллионер, жуир... Ничего в нем не было от прежних величавых, с бородами и пышными бакенбардами, в шитых золотом парадных мундирах, чиновников, от одного вида которых у подчиненных в зобу дыхание спирало!— Вы, кажется, сударь, служили в полиции? — поинтересовался министр.— Служил-с, — кивнул Мишель. И, сам себя за это ненавидя, на всякий случай уточнил: — В уголовном сыске.Только зря он это сказал, потому что видно было, что министру совершенно безынтересно, где и в каком качестве служил Мишель, что не для того он его к себе пригласил, чтобы вести беседы личного характера, а зачем-то совсем иным...Но зачем?..— Это вы изволили написать? — нашел он в ворохе бумаг и показал какой-то исписанный мелким, каллиграфическим почерком, лист.Это было прошение Мишеля — одно из многих.— Да, — кивнул он.— Вы, кажется, вели расследование по делу хищения ценностей, принадлежащих царской фамилии?Это так?— Совершенно верно, — подтвердил Мишель.— Вот здесь вы утверждаете, — Терещенко быстро нашел нужное место и отчеркнул ногтем заинтересовавшую его фразу, — что общая стоимость всех содержащихся в восьми ящиках драгоценностей может составлять что-то порядка миллиарда золотых рублей?..— Это не я утверждаю, — поправил его Мишель. — Это сообщают свидетели по делу.— Миллиард? — недоверчиво приподнял министр одну бровь.Миллиард — это большие деньги. На них можно сформировать и вооружить целую армию, которую бросить в прожорливую мясорубку германского фронта.Новый министр, хоть и принадлежал к новой, демократической волне, был прагматиком, умеющим считать деньги и из всего, к чему только ни прикасался, извлекать выгоду.— Где теперь могут находиться эти ценности? — спросил Терещенко.— По последним сведениям, в Москве, в Кремле, в подвалах Арсенала.Министр финансов о чем-то напряженно задумался, быстро барабаня по зеленому сукну стола пальцами.— Вот что, милостивый государь, вы ведь теперь, кажется, свободны?..— Совершенно, если считать свободой камеру-одиночку в «Крестах», — грустно усмехнулся Мишель.— Ах это!.. — досадливо поморщился министр. — Об этом можете не беспокоиться. Я нынче же похлопочу о вас перед министром внутренних дел, и, думаю, не далее как через неделю ваш вопрос будет решен в положительную для вас сторону. В свою очередь, я бы попросил вас изложить письменно все подробности расследуемого вами дела — все, что только вам относительно него известно.Мишель согласно кивнул.Арестанты министрам не отказывают.— Благодарю вас! — довольно сухо кивнул Терещенко, трогая кнопку электрического звонка.Где-то глухо задребезжало, и сей момент в кабинет, бесшумно растворив дверь, вошел тот самый, что сюда Мишеля привел, господин.— Проводите, — кивнул министр в сторону примостившегося на самом краешке кресла посетителя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34