Теперь добра не жди. Теперь точно на дыбе висеть!.. Глава 25 В участке было пустынно — никто не ходил, дверями не хлопал, не жались по стенам просители, не носились стремглав туда-сюда со стопками исписанных бумаг нижние чины, не скользили тенями тайные агенты, жандармы не таскали упирающихся злодеев, погоняя их ударами шашек плашмя чуть пониже спины.Жизнь в сыскном отделении после февральского переворота замерла. Из разбитых, наскоро зашитых досками окон первого этажа тянули сквозняки. Несколько разгромленных и разграбленных толпой кабинетов были заколочены.Разор... Некогда хорошо налаженная «государева служба» рассыпалась почти в прах. Кого-то в первые дни волнений лишили жизни пьяные толпы бунтовщиков, кого-то призвали к ответу новые, временные правители России, рассовав, до времени, по кутузкам, кто-то, испугавшись, сам поспешил уйти и скрыться, кто-то выжидал, рапортов об отставке не подавая, но и на службе не появляясь.Но были и такие, кто продолжал служить, поверив в заявление нового министра внутренних дел князя Львова, что в грядущих реформах не должны пострадать честные, не запятнавшие себя политическими преследованиями, полицейские уголовных сыскных отделений.Впрочем, что будет дальше, доподлинно никто не знал.Одно слово — Смутное время!..В маленькой комнатке с оконцем, забранным кованой решеткой, за казенным, исшорканным столом находился бывший следователь бывшего сыскного отдела Мишель Фирфанцев. Против которого, понурив голову, безучастный ко всему, сидел Поставщик Двора Его Величества. И боле никого. И даже жандарма за дверью не было!На столе стояла большая чугунная чернильница с крышкой и лежащими поперек перьями, рядом стоял стакан горячего чая в подстаканнике, о который следователь грел озябшие пальцы. В участке почти не топили — некому было.— Будьте так любезны назвать ваше полное имя, — попросил Мишель, с видимым сожалением отрываясь от стакана, беря перо и макая его в чернильницу.— Рейнгольд Осип Карлович, обер-камергер, действительный Поставщик Двора Его Величества, — торжественно, по привычке кивнув головой, сказал ювелир. Хотя не на приеме по случаю вручения ордена Святого Владимира представлялся, а в полицейском участке....Осип Карлович... — вывел Мишель на бумаге.«Значит, отчество Анны — Осиповна, — автоматически и совершенно некстати, подумал он. — Анна Осиповна Рейнгольд. Если, конечно, Рейнгольд. Если она теперь не замужем...»— В какой губернии, какого числа, года и месяца изволили родиться?..Писал он очень быстро и аккуратно, каллиграфическим почерком, часто макая перо в чернила и выводя ровные буковки, украшенные кое-где завитушками. В день он, бывало, особенно нынче, когда писарей не хватало, исписывал до шести десятков страниц кряду! Так что привык.Заполнив титульный лист, он перешел непосредственно к дознанию.— Что вы имеете сообщить следствию по поводу найденных в сумке вашей дочери драгоценностей?Ювелир занервничал и даже попытался вскочить на ноги.— Послушайте вы!.. — крикнул он. — Аннушка не имеет к этому делу никакого касательства! Она решительно ни о чем не догадывалась! Это все я, я — один!.. Не смейте впутывать ее в это дело!Он сжал кулаки и, казалось, хотел броситься на следователя. Но быстро взял себя в руки, сник, сел обратно на стул и уже совсем иным, просительным тоном сказал:— Простите бога ради... Сегодня вы уже выполнили одну мою просьбу, за что я вам крайне признателен. Так выполните еще одну.Мишель кивнул.И повторил вопрос, сформулировав его иначе:— Откуда эти драгоценности?— Из царской коллекции... Глава 26 Война с немцами шла уже четвертый месяц.Ура-патриотические настроения первых недель, когда мобилизационные пункты обступали очереди добровольцев, а толпы горожан радостно громили немецкие магазины и кондитерские, прошли, так как всем стало ясно, что на быструю победу рассчитывать не приходится. Русская армия, испытывая хроническую нехватку в снарядах, винтовках, патронах и даже сухарях, терпела поражения, отступая то на одном, то на другом фронтах, бросалась в контратаки, возвращая утраченные позиции, и тут же переходила к обороне, не имея сил развить наступление. Война принимала затяжной и отнюдь не победоносный характер.В городах и самых дальних деревнях империи стали появляться первые безногие, безрукие, безглазые инвалиды, которые рассказывали жуткие истории про массированные артобстрелы и газовые атаки. Такой войны Россия еще не знала. И даже та, приснопамятная и позорная Японская с этой, нынешней, ни в какое сравнение не шла!Скоро выяснилось, что, желая воевать и побеждать злого ворога, Россия, как всегда, к войне была не готова. Воевать было нечем, да, пожалуй, и некому. Регулярная армия была почти поголовно выбита в первые месяцы кампании, а призванные из деревень рекруты не знали, с какой стороны к винтовкам подступиться. Не было редкостью, когда на орудийный ствол выдавали лишь по одному снаряду на сутки, а вновь прибывшие на передовую воинские части вооружали вместо винтовок палками. Безоружных, почти сплошь необученных солдат, без всякой артиллерийской подготовки, угрозами и кулаками гнали в атаку, под немецкие пулеметы, которые резали их целыми взводами... А если немцы пускали газ, то потери, из-за нехватки противогазов, становились просто катастрофическими.Россия медленно, но неуклонно и неудержимо втягивалась в страшную мировую бойню, которая ей ничего хорошего не сулила...И хотя никаких пораженческих настроений еще не наблюдалось и все надеялись, не теперь так после, совместно с союзниками войти в Берлин, кое-кто не исключал самого худшего. Того, что враг, отчаянными усилиями и волей случая, может прорваться к столице, которая была стараниями Петра выдвинута к самой границе. Вслух такое не допускалось, но... подразумевалось... И, значит, нужно было быть к этому готовыми!..Декабрь девятьсот четырнадцатого в Петрограде, который жители по привычке все еще называли Санкт-Петербургом Особым указом Николая II после начала войны с немцами Санкт-Петербург был переименован в Петроград.

, выдался особенно холодным. По схваченной льдом Неве и каналам ледяной, дующий с залива ветер тащил снежную поземку, наметая вдоль гранитных набережных громадные сугробы. Прохожих видно почти не было — кому интересно шляться ночью по морозу, рискуя отморозить нос. Да и на руку, что не было...К Зимнему дворцу со стороны Дворцовой набережной, стреляя синим выхлопом, подъехал открытый грузовик, в котором, закутавшись в шинели, прижавшись друг к другу и нахохлившись, сидели солдаты.Им бы теперь аккурат второй сон глядеть, а их вынули по тревоге из нагретых постелей, построили, перечли, и дежурный офицер, ничего не объясняя, а лишь страшно, потому что тоже встал ни свет ни заря, ругаясь, приказал разобрать винтовки и не мешкая спускаться во двор.На ходу оправляясь, пристегивая подсумки с выданными боевыми патронами, отчаянно зевая и махом крестя щепотью пальцев перекошенные рты, сетуя на судьбу и начальство, солдаты, грохоча ботинками по мраморным ступеням, сбегали вниз. Хотя сетовали не очень-то — здесь, в столице, в каменных казармах, в глубоком тылу, служба была не в пример легче, чем где-нибудь у черта на куличках в Карпатских горах, в мокрых землянках, под обстрелом немецкой артиллерии.— Стройся!Быстро разобравшись, построились в две шеренги. Фыркая и дергаясь, подъехал белый, заиндевевший грузовик.— Садись!Подсаживая друг друга, попрыгали в кузов.— Смотри, не спать у меня!.. Держись крепче! — крикнул, погрозив кулаком в кожаной перчатке, офицер и, накинув на голову башлык, рысцой побежал в кабину.Куда их везут, зачем, никто не знал и не спрашивал. Начальству — ему виднее будет...Заворачивая с набережной к дворцу, грузовик, хоть и был перемотан поперек колес цепями, пошел юзом по накатанной санями до ледяной корки мостовой. Солдаты, хватаясь друг за друга и за воздух, качнулись к борту, уперлись, выругались по матери.Грузовик выровнялся, проехал еще метров тридцать и встал перед какими-то большими деревянными, крашенными в полоску воротами, ожидая, когда их откроют. Офицер выскочил из кабины, по-быстрому переговорил с высунувшимся из деревянной будки караульным, зашел через калитку внутрь, и через несколько минут ворота распахнулись.— Проезжай.Водитель дал газу, и грузовик въехал во внутренний двор.Заскочивший на подножку офицер показывал дорогу. Остановились подле какого-то крыльца.— Слазь!Окоченевшие солдаты попрыгали вниз, где рассыпались по сторонам, подскакивая на месте, колотя ногой об ногу и стуча друг дружку кулаками по спинам, чтобы согреться. Из их ртов, оседая серебристым инеем на волосах, густо валил пар.— А ну, кончай разброд! Стройся! — гаркнул офицер.Недовольные солдаты построились.И еще минут десять ждали, переминаясь с ноги на ногу, в строю. Потом дверь распахнулась, кто-то крикнул:— Заходь!И мечтающие о тепле солдаты разом, гурьбой бросились вперед, оскальзываясь на заснеженном крыльце.— Отставить! В бога, в душу!.. — остановил их офицер. — Куда прете, скоты?! Порядок забыли?! Заходить по одному!.. Шагом... арш!Солдаты, разобравшись в цепь, нетерпеливо подгоняя впереди идущих жесткими тумаками в спину, стали забегать в дверь. Последним, стряхивая с башлыка и погон снег, зашел и офицер.В просторном вестибюле, не проходя далее двери, солдаты остановились, встав плотной кучкой, опасливо озираясь по сторонам.— Гляди, ребяты, сколько золото-та!..Офицер, приказав замереть на месте, побежал куда-то вверх. Но совсем скоро вернулся в сопровождении какого-то господина в сюртуке.— Сюда, будьте любезны, — показал тот.Офицер, заступив за его спину и страшно гримасничая — вращая глазищами и шевеля губами, — украдкой показал кулак.Мол, вести себя как подобает, а не то... мать вашу ети!.. скулу набок, а все зубы — в горсть! Но солдаты и без его стращаний боялись лишнего шагу ступить.По лестнице, распугивая дробным топотом сумрачную тишину, спустились куда-то, в освещенный электрическими лампочками подвал, где у стены, рядком, были сложены большие деревянные ящики с прибитыми с боков ручками.— Вот эти! — ткнул господин пальцем в ящики. — Общим числом — восемь. Только, прошу вас, голубчик, осторожней!Офицер кивнул. И, обернувшись к солдатам, приказал:— По четверо — разберии-сь!Солдаты рассыпались на четверки.— Берете с четырех углов, подымаете и нежно, как мамка — дитё, несете наверх в машину! И не дай вам бог!..— Не извольте беспокоиться, ваше благородие, доставим в лучшем виде! — крикнул кто-то из солдат.— То-то!..Солдаты, забросив винтовки на спины, ухватились за ручки, разом разогнулись, крякнули от натуги и, коротко семеня ногами, потащили неподъемные ящики к лестнице.— Куда прешь-то? Куда толкаешь дьявол?! Осаживай, осаживай, — переругивались они, таща ящики вверх по ступеням. Холодно уже никому не было — всем было жарко.Офицер зорко наблюдал за происходящим и, когда кто-нибудь случайно спотыкался или ненароком задевал углом ящика перила лестницы, подскакивал и, суя в самый нос черный, обтянутый кожей кулак, прикрикивал:— А вот я тебя... раззява!..Во дворе, дымя выхлопами, стояли еще два, кроме того, на котором они приехали, грузовика. Ближний — сдав задом к самому выходу.— Подавай по одному!В машины ящики грузили прямо с крыльца, через сброшенный задний борт — четверо подавали снизу, еще четверо, перехватывая, принимали, пятясь и таща их на себя.Погруженные ящики, чтобы они не елозили, крепко привязали к бортам и прикрыли сверху рогожей.— Садись!..Разбитые на три команды солдаты расселись в трех грузовиках, прямо на ящиках.— Трогай!Первая машина на малой скорости вырулила из ворот. За ней вторая. За ней — третья...Улицы были пустынны, но колонна все равно еле-еле, так что любая полудохлая кляча обгонит, плелась по заснеженным улицам, прорезая мельтешню снега светом электрических фар.— Чего так медленно-то, чай не яйца на ярмарку везем! — ругались, коченея и хлопая себя по плечам, солдаты.Хотя отчего ж не яйца — и яйца тоже!..Ехали долго, хотя совсем недалече — в пакгаузы Московского вокзала, где еще некоторое время петляли среди занесенных путей, пробуксовывая на переездах на обледеневших рельсах.— Куда ехать-то?— Да вон туда, к стрелке...Наконец — нашли.— Вылазь, приехали!Впереди, в тупике, на запасном пути, под одиноким, иссеченным ветром электрическим фонарем стоял товарный вагон.И вновь солдатам пришлось прыгать и переминаться с ноги на ногу, чтобы хоть чуть-чуть согреться, потому что куда-то запропастился кондуктор.Наконец его отыскали в теплой будке стрелочника, извлекли на свет божий и приволокли к вагону.— Вы чего, чего, я же туточки, рядом был! — возмущался тот.— Туточки!.. — передразнивали его солдаты.Первый грузовик сдал задом к вагону.— Ближе, ближе подгоняй!Солдаты откатили вбок дверь и, разом подхватив, поволокли внутрь первый ящик.— Шибче, шибче, ребяты! Налегай!.. — подбадривали они сами себя, надеясь побыстрее управиться и оказаться в теплой казарме. — Ну чево стоишь, чево рот раззявил — тяни давай!..Ящики рядком, как в подвале дворца, легли в вагон.— Закрывай!С грохотом накатившись, захлопнулась дверь.Кондуктор свел вместе усики проволоки, запечатав их свинцовым пломбиром и, кутаясь в огромный овчинный тулуп, полез на открытую, позади вагона, площадку.Откуда-то, весь в клубах пара, подлетел маневровый паровоз, который, дав длинный свисток, подцепил вагон и поволок его за стрелку, а оттуда, сдавая назад, — к отстаивающемуся неподалеку пассажирскому составу. Тому, что утром пойдет на Москву.— Сади-ись!Радостные от того, что всё, что наконец отмучились, отмерзлись, солдаты с удовольствием выполнили распоряжение вышестоящего начальника, вразнобой попрыгали в грузовик и, понарошку, шутейно переругиваясь и пихая друг дружку, расселись по скамьям.И даже офицер, который надеялся скоро, сдав дежурство, отбыть домой, чтобы успеть закатиться под теплый бочок жены, не погонял их, не ругался и в рожи кулаком не совал, пребывая в отличнейшем расположении духа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34