– И папа, и другие говорят, что он сущий дьявол, так он относится ко всем нам и…
– Довольно, Кэсси. – Миссис Крэндел вдруг как-то спала с лица. – Я не желаю слушать, что говорит твой папа и другие про сенатора. Меня касается лишь то, что происходит в нашем классе, и неуважения к властям я не потерплю, тебе ясно? – Ее голос вдруг сделался резким и высоким. – Держи про себя высказывания своего папы, когда приходишь в класс. Я не хочу расплачиваться за твой язык. И не собираюсь терять работу, как твоя мама, слышишь?
Я ничего не ответила.
– Ты меня слышишь?
– Да, мэм, – пробормотала я, решив про себя, что не так уж мне нравится миссис Крэндел после всего этого. – Я могу идти?
Миссис Крэндел кивнула, избегая встретиться со мной глазами. Но когда я была уже у двери, она окликнула меня:
– Кэсси!
– Да, мэм?
Она глядела на меня, как будто извинялась. Но помочь ей в этом я не собиралась.
– Нет, ничего, – произнесла она наконец. – Можешь идти.
Во дворе меня ждали, не могли дождаться Мэри Лу Уэллевер, Элма Скотт и Грэйси Пирсон, чтоб поиздеваться надо мной. Когда я начала спускаться со ступенек, они захихикали.
– Тебя опять выпороли, Кэсси? – спросила Мэри Лу.
Не удостоив ее ответом, я прошла мимо. Но это ее не устроило, этой дурочке казалось, что раз она дочка директора школы, значит, как по волшебству, защищена от моих кулаков.
– Мой папа сказал, если Кэсси еще что-нибудь натворит, не только учительница ее выпорет, он сам добавит, – сообщила она Элме и Грэйси.
Задержавшись, я перевела взгляд с Мэри Лу на мистера Уэллевера, стоявшего возле своего кабинета и разговаривавшего с другими учителями. Он был небольшого роста, очки не носил и вообще не выглядел таким уж страшным. Тогда в ответ на улыбку Мэри Лу я стрельнула своей, откровенно угрожающей. Ее улыбка быстро увяла, она сдалась.
– Пошли отсюда, – сказала она и поспешила прочь с Элмой и Грэйси.
Я внимательно оглядела двор, решая, где бы присесть, чтобы опустошить жестяную банку с завтраком из яиц и домашней колбасы. Заметив на пне у дороги Генри Джонсона и Мейнарда – они ели свой завтрак, наблюдая за группой старшеклассников, игравших в салки, – я подошла к ним. Стейси, Крошка Уилли и Мо стояли рядом.
Крошка Уилли указал на дорогу, но которой с восточной стороны катил черный «гудзон», и крикнул:
– Смотрите-ка!
В машине сидел Джо Билли Монтьер, но вел ее Стюарт Уокер, его приятель. Семье Стюартов принадлежала плантация по другую сторону Стробери, а кроме того, они вместе с мистером Грэйнджером владели местной хлопкоочистительной фабрикой. Еще один молодой человек Пирссон Уэллс – он работал у Уокеров – сидел на заднем сиденье. Машина притормозила, и все трое заговорили с двумя старшеклассницами, Элис Чарлс и Джейси Питерс, стоявшими ближе к дороге.
– Полюбуйтесь на них, – зашипел-зашептал Крошка Уилли, вперившись в машину. – Попробовали бы они подъехать к одной из моих сестер, гады! Уж я бы их приголубил!
Пирссон о чем-то разглагольствовал, мы не слышали о чем, а девочки хихикали. Потом из машины выглянул Стюарт и, улыбаясь во весь рот, позвал:
– А ну-ка, поди сюда!
Стюарт был ничего, красивый, и сам знал это. Девочки опять захихикали.
– Ну иди же, вот ты, красотка в клетчатом.
Джейси, девчонка хорошенькая и отчаянная, известная своей бойкостью, отошла от Элис и направилась к машине. Но не успела дойти, как на лужайке появилась мисс Дэйзи Крокер. Своими огромными шагами она быстро пересекла лужайку и, задержав Джейси, крикнула:
– Молодым людям что-нибудь надо?
Продолжая скалить зубы, Стюарт помотал головой.
Затем, рассмеявшись, рванул с места, и машина умчалась, оставив за собой клубы пыли. Громко браня девочек, мисс Крокер повела их назад к зданию школы. Стейси, Мо и Крошка Уилли хмуро смотрели вслед машине, потом нехотя вернулись к игре на лужайке. Я прислушалась к доносившемуся слабым эхом вещанию мисс Крокер и была счастлива, что хотя бы на этот раз она пропесочивает не меня. И наконец, занялась завтраком. Однако не успела даже открыть банку, как на дороге появился запыхавшийся Сынок.
– Эй, Кэсси! – орал он. – Тетушка Ли Энни зовет тебя.
– Меня? Зачем?
Сынок пожал плечами и готов был бежать назад.
– Кажется, хочет, чтобы ты ей что-то написала. Иди скорей!
Он побежал к ребятам, игравшим в мраморные шарики, а я пустилась по дороге со своей жестяной банкой в руках. Вбежала по дощатым ступенькам дома тетушки Ли Энни и постучала в дверь. Она почти тут же распахнулась, и меня встретила улыбающаяся тетушка Ли Энни.
– Здравствуйте, тетушка Ли Энни! Сынок сказал, вы хотите, чтобы я для вас что-то написала?
– Именно, именно. Вот пришло письмо из Джексона. – Она взяла со стола голубой лист бумаги. – Мне же надо ответить.
– Тетушка Ли Энни, разве вы не умеете писать?
– Ну, для такой старой женщины, как я, я пишу прилично, но все-таки в школе я не так уж много училась, Кэсси. Между прочим, это письмо от одной белой и очень образованной женщины. – Она смущенно засмеялась. – А уж образованной белой даме я ответить и вовсе не сумею. Знаешь что, сначала положи-ка свою жестянку вот сюда и садись со мной обедать. У нас сегодня хрустящий хлеб и тушеный горох.
Я расплылась в улыбке. Тетушка Ли Энни знала, как я люблю хрустящий хлеб.
– Тетушка Ли Энни, – спросила я, когда она разложила по трем тарелкам еду, – значит, Уордел дома?
– Да, он там, в комнате. Уордел, ау! – позвала она. – Иди, мой мальчик, обед на столе.
Я ждала, не сводя глаз с занавески, разделявшей комнату.
– Уордел, ау! – снова позвала она.
Он так и не появился, тогда она подошла и отдернула занавеску. Открылась узкая постель. На дальнем краю ее, отвернувшись к окну, сидел Уордел.
– Ты что, парень, не слышал, как я зову? – рассердилась тетушка Ли Энни.
Уордел перемахнул через кровать и встал.
– Привет, Уордел, – сказала я.
Уордел поглядел на меня, словно не узнавая, и рванул куртку с крюка на стене.
– Куда это ты собрался? Ты не слышал, я звала тебя обедать?
Не обращая внимания на бабушку, Уордел отворил заднюю дверь и выскочил из дома.
Тетушка Ли Энни проследила, как он прошел, и вернулась ко мне.
– Ешь, детка, пока не остыло.
Я зачерпнула горох.
– Тетушка Ли Энни, а почему Уордел так мало говорит?
– Когда ему хочется, он говорит, – ответила она, усаживаясь напротив меня.
– А со мной почти ни слова.
– Что верно, то верно, он бережет слова, но, знаешь, если уж этот парень откроет рот, он всегда скажет что-нибудь толковое, вот ведь как. А уж если ему что нравится, он уж так это оберегает. Пусть человека или вещь какую, завсегда старается оберечь. Тут он всегда на страже. – Она кивнула на комод: – Видишь вон?
– Губную гармошку?
– Да, да. Ее привез Уорделу Рассел, аккурат когда был у нас недавно. Уордел играет на ней, ну словно говорит. Очень уж хорошо играет. Его мама ведь очень любила музыку, знаешь?
– Я не помню ее.
– Да и не можешь. Она умерла вскоре как родился Уордел. Так у меня появился второй внук, которого мне пришлось самой растить. Первый – Рассел. Моя дочка Труси оставила его мне, когда во второй раз замуж вышла.
Мне хотелось еще спросить про Уордела, но тетушка Ли Энни не дала: она снова взялась за голубой конверт и переменила тему разговора.
– Как у тебя с письмом, Кэсси?
– С чем?
– Ну, почерк у тебя какой? Такой же красивый, как у твоей мамы?
Я пожала плечами.
– В общем, ничего, нормальный.
– Сейчас уж постарайся, чтоб был совсем хороший, а не просто нормальный. Потому как я хочу попросить тебя написать за меня письмо, а потом взять его домой и показать маме, чтобы она посмотрела. Завтра я собираюсь отправить его по почте. Как ты думаешь, справишься?
– Конечно, мэм.
Мы кончили обедать, и тетушка Ли Энни дала мне прочитать письмо. Оно было от дочери человека, у которого тетушка Ли Энни обычно работала. Она сообщала, что человек этот умер.
– Хейзел прислала мне еще вот эту книгу. – И тетушка Ли Энни протянула ее мне.
Я глянула на обложку: «Конституция штата Миссисипи. 1890 год» – увесистый том большого формата. Я открыла его. Шрифт был мелкий, слишком мелкий, и читать было трудно. Я прочитала вслух несколько строк, но мне стало скучно, и я бросила.
– Тетушка Ли Энни, здесь ничего не понятно. Зачем она вам ее прислала?
Тетушка Ли Энни громко рассмеялась:
– Глупышка, ведь эта книга принадлежала отцу Хейзел, а он был судья. Так вот, я частенько пробиралась в его кабинет, когда его там не было, и пробовала читать эту книгу. Ох, а однажды он меня застал, когда я читала, и сказал: «Ли Энни, как же тебя угораздило заняться чтением того, что тебя не касается?» А я ему: «Ведь вы же сами говорили, что в этой книге сказано про каждого из нашего штата Миссисипи, вот я и хотела найти, что тут про меня написано». Он вроде как смутился и говорит, что книга эта только для белых и мне не надо ее трогать. И еще говорит: мол, если я хочу что узнать, могу спросить его, и он мне все объяснит. – Она снова рассмеялась: – Что ж, вот теперь я хочу сама в этом разобраться. Зачем мне спрашивать старого белого господина, он-то мне скажет, только что сам захочет, чтоб лишнего чего не узнала. – Она задумалась, перебирая огрубевшими пальцами страницы книги. – Соображу, что к чему, и, может, еще пойду голосовать.
– Голосовать?
– Сперва меня опросят, прежде чем голосовать. Какие такие вопросы, вот в этой книге и написано. В конституции.
Тут я поглядела на тетушку Ли Энни ну прямо новыми глазами.
– Тетушка Ли Энни, вы вправду собираетесь пойти голосовать?
Она чуть задумалась, но потом опять засмеялась и покачала головой:
– Куда уж такой старухе, как я! Нет, конечно же, нет. А вот мой папа голосовал. Это было еще во времена Реконструкции. Всем черным тогда дозволили голосовать. Не женщинам, только мужчинам. Он пошел туда, где голосовали, и поставил свой крестик. И ни на какие вопросы не отвечал.
Лицо у тетушки Ли Энни сделалось тут грустным-грустным.
– А потом появились те самые «ночные гости». Мазали дегтем черных, что шли голосовать, били их и линчевали. Моего папу ужас как били… я сама видела. Волочили его по дороге… О господи… – Она снова покачала головой, словно стараясь стряхнуть эти воспоминания. – После уж никто не ходил голосовать, почти что никто… – Она вздохнула и помолчала недолго. Потом посмотрела прямо на меня: – Кэсси, детка, может, захочешь почитать мне из этой книги? Я сама не очень-то обучена читать, а ты так славно читаешь.
– Ой, тетушка Ли Энни, не могу я это читать, непонятно там все.
– Ну ты ж только что так хорошо читала. Или, знаешь, попроси сначала у мамы разрешения.
Я нахмурилась: вот уж в чем я не была уверена, так это захочу ли спрашивать маму, могу я тратить время на чтение каких-то занудных законов штата Миссисипи или нет. Но тетушка Ли Энни не заметила моего колебания и протянула мне бумагу и карандаш и стала диктовать свое письмо. Кончила она как раз когда раздался первый школьный звонок.
– Мне пора идти, тетушка Ли Энни, – сказала я, складывая письмо, чтобы взять его с собой.
– Спасибо, детка, спасибо, Кэсси, – тетушка Ли Энни встала из-за стола и проводила меня до двери. – Я надеюсь, ты не забудешь показать его маме, прежде чем начнешь переписывать чернилами. Мне бы очень хотелось, чтобы в письме мисс Хейзел уж не было ошибок.
– Да, мэм, – пообещала я, сбегая со ступенек.
– И непременно спроси у мамы разрешения, чтоб приходить ко мне читать, ладно? – крикнула она мне вдогонку.
Вечером, когда я спросила у мамы и у папы, могу ли я ходить к тетушке Ли Энни, чтобы читать ей, папа раскурил свою трубку – он часто так делал, когда хотел что-нибудь обдумать, – и глядел в огонь дольше, чем, мне казалось, нужно для решения такого простого вопроса. Наконец он заговорил, но, к моему удивлению, сначала кивнул в сторону мальчиков:
– Конечно, можешь, но Кристофер-Джон и Малыш пойдут с тобой.
Я не поняла, почему он хочет, чтобы мальчики шли со мной, но в общем мне было все равно. А может, он, как и некоторые другие, думал, что Уордел не совсем в своем уме?
– Папа, неужели ты думаешь, что Уордел тронутый?
Папа внимательно поглядел на меня.
– Почему ты это спросила?
– Да я сегодня видела его у тетушки Ли Энни, он вел себя немножко чудно, – собственно, как всегда. Некоторые так говорят про него, а ты что думаешь?
– Честно говоря, голубка, я уверен, голова у Уордела не хуже, чем у кого другого. Все мы иногда немножко чудные, но что в этом плохого?
– Да, сэр… и правда ничего, – ответила я, но про себя не могла отделаться от мысли, что, если человек очень уж чудной, он может что-нибудь не то выкинуть.
Некоторые так и говорили, что он не в своем уме. Они клялись, будто сами видели (или слышали от тех, кто видел), как Уордел катался по земле, словно собака, и «глаза как бешеные». А другие говорили, мало того, вот однажды кто-то наблюдал, как он больше часа простоял неподвижно в лесу позади школы Грэйт Фейс. В руках он держал птичку. Больше ничего. Стоял и держал птичку!
Те, кто думал иначе, развеивали эти сказки. Просто его часто видели с Джо Маккалистером, слабоумным, но совершенно безобидным парнем, и потому их как-то объединяли. Вдобавок ко всему Уордел мало говорил. Словом, он был для всех загадкой, и чем больше я о нем слышала, тем больше он вызывал у меня любопытства. Как-то я даже завела об этом разговор со Стейси: Уордел дурачок или не в себе?
– Спроси его сама, – поддразнил меня Стейси.
– Ты что, спятил? Считаешь, я вот так прямо могу спросить?
Стейси посмотрел на меня с раздражением.
– Кэсси, я же не сказал: подойди и так прямо спроси. Если тебя заедает любопытство, поговори с ним по-дружески, вот и все.
– О чем? – спросила я.
– Да о… о чем угодно.
– А в тот раз, когда ты заговорил с ним в суде, что ты сказал?
– Сказал про Ти-Джея и что мы хотим остаться до конца, до решения суда.
– А он что сказал?
– Ничего особенного. Подошел прямо к Джо и сказал: «Пусть они останутся».
– И все?
– Все. Да он на тебя не рассердится, он ответит.
Несколько дней я обдумывала совет Стейси, а потом бросила, решив, что все равно бесполезно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40