Научное исследование, руководящееся производными признаками сохранения
вещества, также не может обосновать этого постулата уже потому, что в каждом
отдельном случае установить путем взвешивания сохранение вещества a можно
только, предположив сохранение какого-либо другого вещества b326. Между тем
этот постулат может похвалиться почти такой же древностью, как и сама
философия. Каким же образом разум открыл его, и на чем основывается доверие
к нему? Присматриваясь к тому, как усваивается истинность этого постулата,
нетрудно убедиться, что этот процесс имеет характер умозрения. Частные
примеры, вроде ссылки на то, что вещество сгоревшего дерева сохраняется в
форме газов, паров и золы, помогают нам только освободиться от доверия к
противоположным показаниям зрения и осязания, доверие же ко всеобщему и
необходимому значению постулата получается тогда, когда мы поставим в
сознании, произведя глубокую дифференциацию действительности, материальное
бытие вообще, нечто непроницаемое, т.е. сопротивляющееся вообще, и проследим
его свойства. Тогда мы без труда заметим, что, какие бы силы ни действовали
на это бытие, оно всегда остается наличным и может разве только исчезнуть из
данного места или распасться на части, в случае же давления со всех сторон и
невозможности передвинуться с места мощь его самоутверждения, т.е.
сопротивление, представляется безграничною.
Это умозрение имеет чрезвычайно грубый, примитивный характер: оно
оперирует с помощью сложных недифференцированных представлений327, и потому
весьма возможно, что оно заключает в себе какой-либо недосмотр. Доверие,
питаемое нами к постулату, показывает, правда, что в этом умозрении, как это
согласно нашей теории почти всегда должно быть, действительна содержится
некоторая истина, однако возможно, что она требует какого-либо дополнения,
т.е. ограничения. И в самом деле, присматриваясь ко всем доводам
житейски-чувственного, научно-экспериментального и философски-умозрительного
знания, убеждающим нас в неуничтожимости вещества, можно заметить, что при
этом мы всегда имеем в виду материальные силы, внешние по отношению к
подвергающейся действию их частицы материи. Но если так, то мы имеем право
лишь на утверждение следующей гораздо более частной истины, чем принятый в
науке постулат: частица материи неуничтожима внешними по отношению к ней
силами других частей материи. В таком случае, нисколько не противореча этому
положению, можно допустить уничтожение вещества, в особенности если
держаться одного из динамистических учений о материи. Можно представить
себе, напр., что на известной ступени эволюции материи деятельность
отталкивания, исключительного самоутверждения, создающего пространственную
внеположность, заменится по собственному почину материального начала или под
влиянием каких-нибудь внешних для него, но не материальных сил другими
деятельностями, так что пространственный мир или некоторая часть его
исчезнет и окажется лишь одним из фазисов эволюции вселенной. Умозрение,
обнаруживающее невозможность уничтожения материи посредством толчков или
давления, не находит ничего невозможного в уничтожении ее иными путями.
Правда, при этом мы вовсе не утверждаем, будто вместо материи получается
ничто: мы представляем себе только превращение материальной деятельности в
некоторую другую форму обнаружения бытия. Иными словами, отрицая постулат
неуничтожимости материального бытия, мы вовсе не отрицаем гораздо более
общего постулата неуничтожимости бытия вообще. Следовательно, если закон
сохранения вещества и будет отвергнут со временем, он не просто исчезнет, а
будет заменен двумя другими постулатами, одним более частным и другим более
общим, уже содержавшимся в нем в недифференцированной форме. Неудивительно
поэтому, что в известном периоде развития науки его принимают за адекватное
выражение истины. В особенности на той ступени эволюции научного сознания,
когда оно полагает, что всякое бытие есть бытие материальное, постулат
неуничтожимости бытия должен выражаться в форме "закона неуничтожимости
материального бытия".
Приведенных примеров достаточно, чтобы показать, какого рода недостатки
несомненно присущи современным научным аксиомам. Мы не будем рассматривать
других случаев; в заключение напомним только об аксиомах механики328,
которые могут подвергнуться такой же эволюции, как и аксиомы геометрии, в
особенности если принять в расчет, что внешние силы, толчок и давление,
могут произвести свое действие не иначе как при известном отношении к ним
внутренних сил подвергающегося их влиянию тела.
Возможная и даже необходимая ввиду этих соображений эволюция аксиом
открывает перед нами широкие перспективы такой же эволюции и в сфере науки и
дает надежду на возможность научного познания, а вслед за тем и более
всестороннего приобщения нашего к "мирам иным", чем тот, в котором мы живем
теперь.
Глава XI. Характерные особенности интуитивизма
Интуитивизм вскрывает и устраняет ложную предпосылку разобщенности между
познающим субъектом и познаваемым объектом, лежащую в основе теорий знания
индивидуалистического эмпиризма, докантовского рационализма и кантовского
критицизма. Отрицая источник знания, доставляющий большую часть познаваемого
материала, эта предпосылка приводила к односторонним теориям знания, которые
преувеличивали значение то одной, то другой из субъективных деятельностей и
таким образом пытались выйти из затруднений: индивидуалистический эмпиризм
преувеличил значение ощущений, докантовский рационализм - значение разума,
кантовский критицизм - значение структуры всей познавательной способности
вообще (чувственности, рассудка и разума). Устраняя ложную предпосылку,
интуитивизм освобождает теорию знания от всех подобных односторонностей; его
отношение к старым направлениям характеризуется главным образом тем, что он
отрицает их отрицания, но сохраняет их утверждения, стремясь дополнить их
новыми истинами. Таким образом, он вовсе не отрицает старых направлений, а
скорее, наоборот, стремится к возрождению их, однако в обновленной форме,
освобожденной от исключительности и открывающей возможность примирения и
слияния их.
В самом деле, устраняя предпосылку, бывшую источником односторонности
старых направлений, интуитивизм вместе с тем не то чтобы разрешает важные
спорные вопросы в пользу одной или другой из тяжущихся сторон, а идет еще
глубже, именно устраняет самую почву для возникновения спора, показывает,
что он основывается на недоразумении и что спорящие партии как односторонние
были отчасти правы и отчасти не правы. К числу важнейших устраняемых таким
образом спорных пунктов принадлежат противоположности знания и бытия,
рационального и иррационального, априорного и апостериорного, общего и
частного, аналитического и синтетического, и потому мы рассмотрим их каждую
в отдельности.
Индивидуалистический эмпиризм, докантовский рационализм и критицизм
вырывают непроходимую пропасть между знанием и бытием. Только
действительность как явление сближается в критической философии с процессом
знания, но это сближение достигается путем подчинения бытия знанию, именно
путем утверждения, будто явления, т.е. мир нашего опыта, суть только
процессы знания и больше ничего329. Подобным же образом примиряет знание с
бытием и послекантовский мистический рационализм: он или прямо утверждает,
или склонен утверждать, будто бытие есть не что иное, как процесс мышления.
Между тем интуитивизм, утверждая, что знание есть не копия, не символ и не
явление действительности в познающем субъекте, а сама действительность, сама
жизнь, подвергнутая лишь дифференцированию путем сравнения, устраняет
противоположность между знанием и бытием, нисколько не нарушая прав бытия.
Наравне со всеми другими направлениями он признает, что знание как знание
есть бытие в том смысле, что оно действительно существует; но этого мало, в
противоположность другим направлениям он еще утверждает, что знание содержит
в себе как элемент бытие, которое само по себе, т.е. помимо процесса
сравнения, вовсе не есть знание. Иными словами, примирение достигается путем
утверждения, что знание-бытие содержит в себе как элемент бытие-незнание.
Таким образом знание приобретает в учении интуитивизма гораздо более высокое
значение, чем в учении индивидуалистического эмпиризма и докантовского
рационализма, и в то же время менее высокое, чем в мистическом рационализме:
оно не есть только тень (копия и т.п.) бытия, так как оно включает в себя
реальную жизнь, но оно не есть также единственная форма бытия, так как оно
только включает в себя реальную жизнь, а не создает ее. В сравнении же с
критицизмом интуитивизм (мистический эмпиризм) придает знанию, с одной
стороны, более высокое значение, поскольку признает, что явления не суть
только представления, но, с другой стороны, менее высокое значение,
поскольку не соглашается признать остов мира явлений за продукт
познавательной деятельности. Это не мешает, однако, интуитивизму считать мир
конечных вещей миром явлений, но само собою разумеется, термин явление имеет
здесь совершенно иной смысл, чем в критической философии: им обозначается
некоторое своеобразное отношение мира конечных вещей не к познающему
субъекту, а к абсолютному: поэтому весь этот вопрос относится, по учению
интуитивизма (мистического эмпиризма), к онтологии, а не к теории знания.
Все содержание знания складывается из самой мировой действительности.
Познавательная деятельность только подвергает ее внешней обработке путем
сравнения, не внося в нее новых по содержанию элементов: ей не нужно ни
создавать, ни хотя бы только воссоздавать действительность: она сама дана в
оригинале. Поэтому интуитивизм (мистический эмпиризм) не имеет оснований
переоценивать в познавательной деятельности роль ощущений, как
индивидуалистический эмпиризм, или роль субъективного разума, как
рационализм. На долю деятельности мышления он относит только результаты
сравнивания, именно усмотрение сходства и различия, тожества и противоречия.
Тесная связь между этими сторонами бытия и деятельности мышления никогда не
отрицалась логикою, недаром она считает специфически логическими законами
мышления закон тожества, противоречия и исключенного третьего и специфически
логическою необходимостью аналитическую необходимость следования предиката
из субъекта или вывода из посылок, так что логически обоснованным
оказывается только то знание, которое аналитически необходимо. Однако
интуитивизм (мистический эмпиризм) резко расходится с этими учениями в
следующих отчасти уже разъясненных выше отношениях. Он полагает, что
логическое тожество и противоречие, усматриваемые мышлением, существуют лишь
там, где есть реальное тожество или исключение одного другим330.
Следовательно, необходимость, обусловливаемая законами тожества,
противоречия и исключенного третьего, имеет в такой же мере логический, как
и реальный характер. Далее, интуитивизм (мистический эмпиризм) показывает,
что одна лишь аналитическая необходимость не может быть основанием знания:
она может быть критерием истины лишь там, где уже есть истины, установленные
иным путем, именно опирающиеся на чисто реальную синтетическую
необходимость, т.е. на необходимость наличности бытия и данных в нем
синтетических отношений реального основания и следствия.
Существует глубокое различие между аналитическою и синтетическою
необходимостью. Аналитическая необходимость имеет мертвенный характер: она
состоит в том, что возникшая и осуществленная уже действительность (имея в
виду реалистическое учение об общем, слова "возникшая и осуществленная" не
следует здесь понимать во временном смысле) остается вечно тожественною и не
противоречащею себе. Эта мертвенность не удивляет нас: аналитическая
необходимость присуща бытию, поскольку мы его рассматриваем как готовый
продукт сил, не выходя за его сферу ни в область его причины, ни в область
его действий; при таком рассмотрении самое жизненное бытие, кипящее
творческими силами, стоит перед нами как нечто мертвое, как что-то такое,
что, просуществовав, быть может, одну секунду, навеки остается тожественным
себе в безвременном целом мировой действительности. Совершенно иной характер
имеет синтетическая необходимость. Она состоит в том, что некоторое бытие A,
во-первых, принуждает меня признать, что оно налично, и, во-вторых, выводит
меня за свои пределы, именно заставляет признать также наличность некоторого
B, которое вовсе не содержится в A как элемент, а происходит из A или
следует из него. Эта необходимость есть не что иное, как раскрытие силы331;
она обладает свободным и творческим характером: она свободна, поскольку
обусловливается собственною природою самого познаваемого бытия, она -
творческая, поскольку из одного бытия необходимо следует другое,
отличающееся от первого по содержанию.
Реальная синтетическая необходимость есть первоначальный критерий истины.
Мы совершаем открытия именно тогда, когда руководимся ею, так как
усматривать реальную необходимость это значит следовать за потоком реальной
жизни самой природы, развертывающей все новые и новые формы бытия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55