"Если бы мы сказали, что это долженствование и его
признание все же должно существовать, и поэтому составляет только часть
действительности, то это возражение основывается только на употреблении
слова бытие для обозначения всего обсуждаемого или подлежащего обсуждению
как сущее, причем оно имеет, конечно, такое же значение, как
действительность. Но в положении: долженствование и его признание есть, -
"быть" только предикат суждения, и кто "быть" понимает всегда только как
предикат суждения, не только не должен более говорить о трансцендентном
бытии, но если он допускает, что нечто следует мыслить только как сущее,
там, где обсуждается, стало быть, признается долженствование, то он не
сможет остановиться перед утверждением, что трансцендентное долженствование
и его признание в понятии существует раньше, чем имманентное бытие"271. Этот
приоритет долженствования хорошо поясняется также следующим заявлением
Риккерта: "Допущение трансцендентного бытия не только не может быть
обосновано, но даже если бы его и можно было обосновать, оно не давало бы
именно той связи познания, которую справедливо предполагает реалист, хотя ее
нет в данном. Всегда только можно указать, что эта связь возникает благодаря
совершающемуся в категориях процессу суждения, который для своей
объективности нуждается в трансцендентном долженствовании, но не в
трансцендентном бытии"272.
Риккерт таким путем освобождается от явного непосредственно очевидного
противоречия, но достигает этого дорогою ценою: оказывается, что его
гносеология соответствует второму из наших предположений, именно, она
опирается на принцип, трансцендентный не только в отношении к познающему
субъекту, но и в отношении к знанию. Это видно из того, что в противном
случае, как мы показали уже, риккертовское понятие бытия и долженствования
не согласимы друг с другом. Это видно также из прямых заявлений Риккерта о
там, что он приходит "к метафизике, которая опирается на безусловную
обязательность ценностей", хотя прибавляет он: "хорошо будет отделять это
метафизическое убеждение от всякой рациональной метафизики, так как
сверхчувственная реальность никогда не может стать предметом нашего знания,
и нам даже приходится употреблять в данном случае слово "реальность" в таком
смысле, которого оно вовсе не может иметь в науке"273. Если эта теория
заключает в себе ссылки на трансцендентные в отношении к знанию начала, то
нам незачем подробно разбирать ее, чтобы показать таящиеся в ней
противоречия. Вся первая часть настоящего сочинения посвящена выяснению того
положения, что познавательный процесс не только не может дать сведений, но
даже не может и намекнуть о чем бы то ни было трансцендентном в отношении к
нему. Утверждать, что мы не можем знать трансцендентного бытия, но можем
знать о трансцендентном долженствовании, это значит выпутываться из
затруднений с помощью чисто словесных различений. Такой же оценке приходится
подвергнуть и заявления, что трансцендентное долженствование не может быть
предметом знания, но зато оно есть предмет необходимой веры. Если
познавательный процесс не может заключать в себе даже и намека на что бы то
ни было трансцендентное в отношении к нему, то ясно, что трансцендентное не
может быть также и предметом веры.
В борьбе с гносеологиею, опирающеюся на трансцендентное для знания бытие,
кантианцы строят гносеологию, опирающуюся на трансцендентное для знания
долженствование. На первый взгляд они строят совершенно новое
миросозерцание; на деле, как мы старались показать уже в главе о философии
Канта, их взгляды опираются на ту же предпосылку, что и докантовская
философия, а потому они неизбежно, хотя бы отчасти, приходят к тем же
противоречиям, что и докантовская философия. Совершенно иной характер имеет
гносеология, возвращающаяся опять к бытию, но усматривающая критерий истины
не в согласии знания с бытием, а в наличности самого бытия в знании.
Построить такую гносеологию и не впасть в солипсизм, субъективизм и т.п.
можно только тогда, когда показано, что бытие, будучи имманентным знанию,
вовсе еще не должно быть имманентным познающему субъекту. Выполнив эту
задачу в первой части сочинения и таким образом расчистив почву для новой
гносеологии, свободной от неразрешимых проблем, вытекающих из предпосылки о
разобщенности между бытием и знанием, мы получили возможность развить новое
учение о суждении как о процессе дифференциации непосредственно
усматриваемого наличного бытия вследствие сравнивания. Теперь мы
воспользуемся этим учением для решения одной из самых важных проблем
гносеологии: мы покажем, каким образом наличность бытия в знании может
привести к необходимости, общеобязательности и всеобщности знания.
Глава VII. Необходимость, общеобязательность и всеобщность знания
Знанию подлежит наличный объект. Так как нет ничего обсуждаемого, что бы
не было в том или ином смысле слова наличным, то знанию подлежит не то, что
предмет существует, а то, как он существует, не quod sit, a quid sit.
Знание о том, каков объект, получается путем сравнения. Так как существо
ограниченное не может сравнить объект сразу со всем остальным миром, то в
силу этого всякий акт человеческого знания есть акт дифференциации
какой-либо стороны объекта. Поэтому всякое человеческое знание должно
выражаться в форме суждения, т.е. состоять из объекта (субъект суждения),
дифференцированной стороны объекта (предикат) и отношения между этими
элементами.
Истинное суждение отличается характером обязательности, принудительности.
Это свойство истины осуществляется в следующих трех отношениях: во-первых, в
истинном суждении предикат присоединяется к субъекту с необходимостью,
во-вторых, суждение сохраняет эту свою необходимость для сознающего субъекта
навсегда, т.е. сколько бы раз и когда бы ни начинал размышлять познающий
субъект об одном и том же объекте, для него всегда оказывается обязательным
одно и то же суждение; наконец, в-третьих, истинное суждение обязательно для
всякого мыслящего существа, а не только для лица, высказавшего его. Первое
свойство истинного суждения мы будем называть необходимостью суждения, а
второе и третье свойство - общеобязательностью суждения. Заметим тотчас же,
что общеобязательность суждения не следует смешивать с всеобщностью
суждения, которая вытекает из закономерности явлений. Мы здесь ни слова не
говорим о законах явлений и общих суждениях: та общеобязательность, которая
интересует нас здесь, есть свойство всех истинных суждений, хотя бы они были
и единичными.
Приступая к исследованию условий необходимости и общеобязательности
суждений, мы можем на основании всего предыдущего прямо признать, что они не
кроются ни в каком смысле слова в мире трансцендентном (в отношении к
знанию), потому что такого мира нет: они должны заключаться или в субъекте,
или в познаваемых объектах. Но в акте знания субъекту принадлежит только
деятельность сравнивания, а результаты ее вполне определяются свойством
объектов. Поэтому искать условий необходимости знания надо в свойствах
объектов; но так как весь мир, не исключая и познающего субъекта, может быть
объектом знания, то, говоря проще, обязательность истинного знания
определяется какими-то всеобщими свойствами самого мира, а не какой-либо
части его. Чтобы найти эти свойства, исследуем прежде всего характер
необходимой связи между субъектом и предикатом суждения.
Субъект суждения S есть часть мировой действительности, заключающая в
себе, как и все в мире, бесконечное, еще не дифференцированное в знании
содержание, а предикат P есть некоторая сторона (aspest) этой
действительности, дифференцированная в данном акте суждения. Так как сама
познаваемая действительность имманентна процессу знания, то, следовательно,
каково отношение между частями действительности, таково же отношение между
частями суждения S и P. Если бы между частями действительности не было
никакого отношения, то тогда не было бы и суждений. Если бы стороны
действительности были лишены внутренней необходимой связи, тогда опять-таки,
найдя элемент мира P, мы не чувствовали бы объективной необходимости
присоединять его к S. На деле мы находим иное: в истинном суждении о каких
бы то ни было вещах, явлениях, процессах и т.п. субъект S таков, что, если
он дан, к нему необходимо присоединяется предикат P, точно так же и всякая
часть действительности такова, что, если даны одни стороны ее, то другие
стороны с необходимостью органически причленяются к ним, подобно тому как не
может существовать голова позвоночного животного без туловища и наоборот.
Отношение, состоящее в том, что если дано некоторое A, то к нему с
необходимостью присоединяется B, встречается в различных видоизменениях - в
форме причинной связи, в форме функциональной зависимости, в форме связи
между мотивом и действием в волевых актах и т.п. Мы не будем заниматься
этими разновидностями необходимой связи; нас интересует только общее родовое
понятие связи, состоящей в том, что к некоторому данному X необходимо
причленяется Y. Такую связь в ее всеобщей родовой форме мы условимся
называть связью функциональной зависимости или связью основания и следствия,
не придавая этим терминам рационалистического или вообще
интеллектуалистического характера.
Итак, если сама действительность находится налицо в суждении, то
необходимость суждения объясняется необходимостью самой действительности,
органическою, функциональною связью между всеми сторонами ее. Как бы ни были
различны суждения, все равно необходимый характер их сводится только к этому
источнику274. Чтобы разъяснить это, возьмем два противоположных в известном
отношении вида суждений - суждения восприятия и суждения аподиктические,
имеющие, по-видимому, какой-то особенный характер рациональной
необходимости, и покажем, в чем они сходны и в чем различны. Если, пройдясь
по саду и осмотрев растения в нем, мы высказываем суждение "розовый куст на
круглой клумбе засох", то это суждение имеет не менее необходимый характер,
чем суждение "сумма углов этого остроугольного треугольника равна двум
прямым углам"; если мне даны субъекты этих суждений, я не могу не
присоединить к ним их предикатов. Следовательно, и в первом и во втором
случае субъект суждения заключает в себе основание для предиката. И в первом
и во втором случаях субъект есть бесконечно богатая по содержанию часть
действительности, опознанная, т.е. дифференцированная в сознании познающего
лица только отчасти, и различие между двумя приведенными суждениями зависит
только от того, какие элементы субъекта дифференцированы в них. В субъекте
первого из этих суждений дифференцировано лишь то, что это "розовый куст" и
что он находится "на круглой клумбе". Возьмем из живого субъекта только эти
дифференцированные определения, абстрагируем их от всей полноты содержания
"этого куста" и поставим их в сознании - при этом мы тотчас заметим, что в
них нет ничего обязывающего присоединить к ним предикат "засох".
Следовательно, опознанные стороны этого субъекта не заключают в себе во всей
полноте основания для предиката; значит, основание для предиката кроется в
неопознанной глубине субъекта, оно должно крыться в ней, потому что иначе на
было бы принуждения приписывать "этому кусту" предикат, и оно выступило бы
на свет знания, если бы мы могли исследовать строение всех тканей этого
куста и все физиологические процессы в них. Иной характер имеет второе
суждение. В нем основание для предиката кроется в дифференцированной стороне
субъекта, и мало того, субъект дифференцирован в нем более, чем это
необходимо для предиката: нет необходимости в том, чтобы треугольник был
"остроугольным" или "этим треугольником", если есть налицо плоскость, на ней
три прямые линии, пересекающиеся друг с другом под какими угодно углами и
ограничивающие часть плоскости, то вместе с этим должно оказаться, что сумма
углов их пересечений равна двум прямым углам. Итак, есть два вида суждений.
В одних суждениях предикат вытекает из неопознанных сторон субъекта, и
только смутное восприятие связи в целом ручается за то, что субъект в самом
деле служит основанием для предиката; сосредоточивая внимание в этих
суждениях на абстрактно мыслимой дифференцированной стороне субъекта, мы
ясно чувствуем, что она еще не обязывает нас присоединить к ней предикаты;
большинство суждений восприятия имеет такой характер. В других суждениях
предикат вытекает из опознанной стороны субъекта, и потому, даже и
сосредоточиваясь только на ней как на абстрактно мыслимой, мы сознаем, что
предикат присоединяется к ней необходимо; таковы некоторые суждения в
наиболее высокоразвитых науках, напр., в математике. Умы, склонные
сосредоточивать внимание преимущественно на опознанной стороне вещей,
пренебрежительно относятся к суждениям восприятия и даже не доверяют им; это
понятно, если принять в расчет, что одна опознанная сторона вещей в таких
суждениях не обосновывает предиката. Наоборот, ум, чуткий к живой конкретной
реальности во всей ее полноте, напр., ум художника, скорее усматривает
необходимость суждений восприятия, чем абстрактных положений науки. На самом
же деле, и те, и другие суждения одинаково необходимы, и разница между ними
состоит лишь в неодинаковой дифференцированности субъекта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55