Во время этой короткой поездки она доверительно беседовала с ним, а теперь мило сидела в кабинете в окружении трех полицейских, которые, казалось, поражены и смущены, и предлагала им называть ее Манди. Когда ее проинформировали о ее правах, она сказала, что никакой адвокат ей не нужен, поскольку она не совершила ничего плохого.
— Что вы делали в этой квартире? — спросил Карелла.
— Я пришла навестить Уолли,— ответила она.
— Какого Уолли?
— Дамаскуса.
— Кто вам дал ключ?
— Уолли.
— Когда?
— Ах, еще несколько месяцев назад.
Это в самом деле была очень красивая молодая женщина, она хорошо знала, что у нее выдающаяся внешность, умело пользовалась ею, чтобы получить преимущество, и очаровывала полицейских так, что у них от этого просто глаза разбегались. Ее волосы играли ярким рыжим пламенем, контрастирующим с алебастровой кожей и большими зелеными глазами. Носик у нее был совершенной формы, чуть курносый и кокетливый, губы мягкие и без помады. Она сидела на стуле с прямой спинкой в зеленом шерстяном платье, возбуждающе обтягивающем грудь и бедра. Она закинула ногу за ногу, и это были фантастические ноги, обутые в зеленые кожаные лодочки на высоких каблуках, подчеркивающих хрупкую стройность щиколоток. С сияющей улыбкой она смотрела на полицейских, и у каждого мелькала мысль, что он охотно допросил бы се с глазу на глаз в отдельном кабинете, а не в таком большом помещении, которое он разделяет с бесстыжими коллегами.
— Какие отношения у вас с Дамаскусом? — спросил Клинг.
— Ах, вы сами знаете,— сказала она и жеманно потупила глаза.
— Мы бы хотели, чтобы вы сами нам это сказали,— заявил Браун.
— Ну, мы иногда встречаемся,— сказала Манди.
— Что значит "иногда"?
— Ну, часто.
— Вы живете с ним?
— Неофициально.
— Что вы имеете в виду?
Они постепенно понимали, что трудно быть строгим с Амандой Поуп, поскольку она действительно была такая очаровательная, что у них перехватывало дыхание, и еще потому, что женская красота связана с хрупкостью, а никому не хотелось брать на себя риск разбить нечто такое хрупкое, расколоть и случайно даже поцарапать. Они начали чересчур стыдиться непривлекательной обстановки, в которую привезли ее, этой мрачной серо-зеленой краски, которой были выкрашены стены полицейского участка, поцарапанных письменных столов, запыленного охладителя питьевой воды, ржавых железных решеток на всех окнах, темного шкафа с картотекой и клетки из металлических прутьев для особо буйных клиентов, которая в эту минуту, к счастью, была пустая. Нечасто
случалось, чтобы в этой жалкой обстановке появлялась Красота с большой буквы "К", поэтому они стояли вокруг нес, задавали ей вопросы напрямик, так строго, как только могли, но были совершенно ошарашены и находились почти под гипнозом.
— Так вы жили с ним или не жили? — спросил Карелла.
— У каждого из нас есть собственная квартира,— сказала Манди.
— Где находится ваша квартира, мисс Поуп?
— Ах, называйте меня Манди. Клинг кашлянул.
— Где находится ваша квартира? — повторил он.
— Манди,— сказала она, словно разучивала с ребенком трудное слово.
— Манди,— повторил вслед за ней Клинг и снова кашлянул.
— Я живу на углу Рэндалл-стрит и Пятой авеню,— сказала она. Ее голос был почти такой же драгоценный, как и ее красота, она произносила слова четко, но нежно. Она бросала взгляды на детективов, на ее губах играла улыбка, и вела она себя так, словно наслаждалась изысканной беседой на каком-то вечернем приеме в присутствии троих очаровательных и предупредительных джентльменов.
— Итак, Манди,— сказал Карелла,— когда вы видели Дамаскуса последний раз?
— На прошлой неделе,— ответила она.
— Когда на прошлой неделе? — спросил Браун.
— В прошлую пятницу ночью.
— Где вы его видели?
— Я заехала за ним в "Волшебный уголок". Это такой бар. Он там работает. Выставляет гостей, которые перебрали.
— В котором часу вы заехали туда за ним?
— Когда закрывали. В два.
— Куда вы потом отправились?
— К нему домой.
— Как долго вы там пробыли?
— У него в квартире?
— Да.
— Около часа.
— Что вы там делали?
— Ну... вы ведь знаете,— сказала Манди и снова потупила глаза.
— А потом? — спросил Клинг.
— Я отвезла его на окраину города.
— Куда на окраину города?
— На Саут-Энгелс-стрит.
— Зачем?
— Он сказал, что ему нужно туда.
— Он сказал вам, зачем?
— Да. Сказал, что какие-то старички собираются там на покер, и что он обещал им прийти сыграть.
— Так, значит, вы отвезли его туда.
— Да.
— Вначале вы поехали к нему домой, там... вступили в связь, а потом вы отвезли его на окраину города, чтобы он мог сыграть в покер.
— Да.
— В котором часу это было?
— Ах, я точно не знаю. Между тремя и четырьмя утра.
— И тогда вы видели его последний раз?
— Да. Когда он вышел из автомобиля.
— С тех пор вы уже его не видели?
— Нет.
— И не разговаривали с ним? — Нет.
— Он не звонил вам?
— Нет, не звонил.
— Вы звонили ему?
— У него нет телефона.— Манди сделала паузу.— В общем-то я звонила в бар, но там мне сказали, что он уже целую неделю не появляется на работе. Поэтому я подумала, что нужно зайти к нему сегодня, чтобы проверить, не случилось ли с ним чего.
— Вы слышали когда-нибудь от него фамилию Лейден?
— Лейтон? Нет.
— Лейден. Л-Е-Й-Д-Е-Н.
— Никогда.
— У него было при себе что-нибудь, когда вы уходили из его квартиры?
— Что вы имеете в виду?
— Это вы должны сказать нам.
— Хорошо, но я не знаю, что вы имеете в виду.
— У него было при себе какое-нибудь огнестрельное оружие?
— По-моему, нет, хотя я знаю, что у него есть пистолет. Такой маленький пистолетик.
— Это должно было быть большое оружие, мисс Поуп...
— Манди.
— ... Манди. Вы бы не смогли его не заметить.
— Я по-прежнему не понимаю вас.
— Мисс Поуп, у него был при себе дробовик?
— Дробовик? Нет. Естественно, нет. Зачем ему мог понадобиться?..
— Вы знаете, как выглядит дробовик?
— Ну... нет... впрочем, знаю — это такая винтовка, да?
— В общем-то, да.
— Нет, я бы заметила, если бы у него было что-то подобное.
— Может, у него был с собой какой-то большой...
— Нет, не было.
— ... сверток, в котором мог быть дробовик, или футляр...
— Нет, у него с собой ничего не было.
— Гм,— сказал Карелла.
— Зачем ему могло понадобиться ружье, если он собирался играть в покер? — спросила Манди и посмотрела на присутствующих.
— Возможно, он не ехал играть в покер, мисс Поуп.
— Манди.
— Возможно, он отправился на эту окраину города, чтобы убить неких людей.
— Ах, нет.
— Неких людей, которых звали Роза и Эндрю Лейден.
— Нет,— повторила Манди.
— Вы уверены, что не видели его с ночи прошлой пятницы?
— Уверена. А Уолли не имеет привычки так поступать, можете мне поверить. Обычно он звонит три-четыре раза в неделю.
— Однако на этой неделе он вообще не звонил вам?
— Пока что нет.
— Он упоминал в вашем присутствии о том, что собирается уехать из города?
— Куда ему было уезжать?
— Может, вы нам это скажете?
— Ему некуда уезжать. Здесь у него есть работа. С чего бы ему уезжать из города?
— Если он убил неких людей, возможно, решил, что для него будет лучше всего, если он исчезнет из города.
— Я точно знаю, что он никого не убивал.
— Вы когда-нибудь выезжали с ним куда-нибудь за город?
— Нет.
— Не знаете, есть ли у него где-нибудь родственники?
— Не знаю. Он никогда не упоминал ни о каких родственниках.
— Мисс Поуп, если...
— Манди.
— ... Дамаскус даст вам знать о себе, вы должны немедленно позвонить к нам в полицейский участок. Заодно предупреждаю вас, что он подозревается в убийстве, и если вам известно, где он находится в эту минуту... -
— Мне это неизвестно.
— ... или вам станет известно это в будущем и вы не сообщите об этом в полицию, вас обвинят в содействии лицу, совершившему уголовное преступление.
— Ах, мне совершенно точно известно, что Уолли никого не убил,— сказала Манди.
— Вас обвинят по статье 2 федерального уголовного законодательства, мисс Поуп... Манди... согласно которой тот, кто предоставил убежище или спрятал лицо, совершившее уголовное преступление, либо помогает ему избежать ареста и суда, обвиняется в совершении преступления, если он знал или имел достаточно данных для того, чтобы знать, что преступник подлежит аресту. Это вам понятно?
— Да, понятно. Но Уолли...
— Мы только что сообщили вам, что намерены арестовать его, как только найдем, так что теперь вы знаете это,— сказал Браун и сделал паузу.— Вы знаете, где он находится?
— Нет, к сожалению, не знаю.
— Вы позвоните нам, если он даст вам знать о себе?
— Конечно, я вам позвоню. Но вы наверняка ошибаетесь. Уолли не способен никого убить.
— О'кей, мисс Поуп, вы свободны и можете уйти, Манди,— сказал Карелла.
— Кто-нибудь, проводите ее к выходу,— сказал Клинг. Эту миссию взял на себя Браун.
Глава 9
В субботу люди развлекались по-разному.Мейер с Хейвсом отправились на вечер поэзии, Карелла схлопотал по голове, а Берту Клингу надавали тумаков.Это была особенно удачная суббота.Вечер поэзии должен был начаться за час до полуночи в помещении Лиги молодых христиан на Батлер-стрит, однако первые признаки того, что нечто будет происходить, начали проявляться только в четверть двенадцатого, когда коренастый молодой мужчина с косматыми бакенбардами до самого подбородка, в коричневом твидовом костюме вышел из-за занавеса и сообщил собравшейся публике — всего было около пятидесяти человек — что сегодняшний вечер, как всем известно, посвящен памяти Маргарет Райдер, похороны которой состоялись вчера. Затем коренастый молодой мужчина сообщил, что десять самых близких друзей Марджи и ее коллег-поэтов написали элегию в ее честь, которую сейчас, в первые часы нового дня, прочтут сами авторы в сопровождении гитариста Луи-Иосафата-Гарзона. Потом коренастый мужчина представил Гарзона, джентльмена с желтоватой кожей и в темно-сером облачении. Гарзон торжественно уселся на черный стул с левой стороны сцены, занавес поднялся, и первый поэт вышел к зрителям и начал читать стихи, посвященные мертвой женщине. В своем стихотворении поэт сравнивал Марджи Райдер с воробушком, бесхитростно налетевшим на неожиданное препятствие, которое сокрушило крошечное тельце, так что он "уже не взлетит". Потом он опустил лист бумаги со стихотворением, опустил глаза, опустил голову. Последовала краткая пауза, и Мейер совершенно серьезно ждал, что все начнут аплодировать. Он был почти благодарен им за проявленное благородство, за то, что они не етали это делать. Второй поэт назвал свое стихотворение "Голос", и в нем говорилось о невероятно очаровательном голосе, который заставили замолчать.
После того, как он закончил декламировать, последовала новая пауза. Хейвс хотел высморкаться, но боялся это сделать. Луи-Иосафат-Гарзон заиграл короткую жалобную импровизацию на гитаре, чтобы заполнить паузу, вызванную запоздалым выходом третьего поэта, высокого тощего юноши в темных очках, с усами и бородой. Его стихотворение, Хейвс почувствовал это, было как минимум третьим отваром чего-то не слишком оригинального, тем не менее публика слушала с уважением, а во время декламации то тут, то там раздавался плач.
Декламация продолжалась подобным образом в течение всей этой странной послеполуночной панихиды. В отличие от поэтов, которые, как считается, должны быть такими, вовсе не казалось, что публика состоит преимущественно из индивидуалов, смахивающих на хиппи. Мимолетного взгляда на собравшихся хватило, чтобы Хейвс и Мейер узнали хорошо знакомые типичные лица, какие можно найти по-соседству: торговцы, домохозяйки, люди свободных профессий и даже один патрульный из их собственного полицейского участка, который сидел в штатском и внимательно слушал. Хейвс и Мейер находились здесь, естественно, не для фона, а пришли с намерением хорошенько посмотреть вблизи на "десять самых близких друзей Марджи", кто-то из которых мог быть убийцей женщины, которую они любили.
Если временно не принимать во внимание таинственного мужчину, с которым Марджи познакомилась в баре "У Перри" на Дебак-авеню и который позднее вернулся в заведение и отчаянно попытался выяснить ее фамилию, если временно не принимать во внимание его как главного подозреваемого, поскольку вокруг этого эпизода было слишком много "если" (если он наконец вспомнил ее фамилию, если он отправился к ней домой, если она впустила его в квартиру в столь ранний час), оставалась вероятность, что человек, пронзивший ножом Марджи, в действительности принадлежал к ее хорошим друзьям, что это был некто, кто мог находиться у нес в квартире в четыре часа утра или еще позже. Поэтому Мейер и Хейвс, хочешь не хочешь, выдержали два часа и десять минут плохой поэзии (включая несколько стихотворений, которые якобы написала сама Маргарет Райдер) и выглядели так, словно они на полицейском осмотре подозрительных мечтателей, развлечении, которое в наше время уже не устраивают, и ни один из них никогда с таким не сталкивался.
Поэты действительно отличались большой пестротой, но вряд ли им это о чем-то говорило. Когда декламация закончилась, Мейер и Хейвс отправились за кулисы, чтобы поговорить с десятью подающими надежды рифмоплетами и гитаристом Гарзоном. К огромному удивлению, они выяснили, что в ту ночь, когда убили Марджи, дома у Гарзона была вечеринка и "большая часть деток" (как выразился Гарзон на своем курьезном английском языке) принимала в ней участие.
— Марджи Райдер была там? — спросил Хейвс.
— Конечно,— ответил Гарзон.
— Сколько было времени, когда она ушла?
— Она пробыла недолго.
— Как долго?
— Она пришла около десяти, а ушла где-то около полуночи.
— Одна?
— Perdonе?
— Она ушла с вечеринки одна?
— Ах, si, si. Solo. Одна.
— Она не уделяла внимания кому-то из гостей больше, чем другим?
— Ну, она прохаживалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20