Я это сразу заметил, но не успел подумать, потому что когда мы подъезжали к поместью все мои мысли обратились к Мелюзине. Ворота были подняты и не охранялись, а это означало, что у них не было проблем, по крайней мере с местными жителями. Я почувствовал облегчение, но удивило то, что приезд Мелюзины не вызвал ничего, кроме нескольких любопытных взглядов. Только охранник во дворе посмотрел на меня с раскрытым от удивления ртом, а потом догадался позвать слугу, чтобы взять наших лошадей, и сказал, что доложит управляющему о приезде гостей.
Я спешился и помог Мелюзине слезть с лошади. Ее лицо было непроницаемо, а в глазах стоял страх.
– А где старые слуги? – прошептала она.
– Мелюзина! – воскликнул я. – Те, кто был здесь, когда приехал король, оставались здесь же, когда он уезжал. Ты ведь знаешь, что, мы никому не причинили вреда, за исключением старых дураков, которые вздумали сопротивляться нам.
Мелюзина покачала головой.
– А где же они сейчас?
– Я не знаю, дорогая, но выясню, – пообещал я и, продолжая обнимать Мелюзину за талию, повернулся к человеку, который стал выкрикивать сердечные приветствия, как только вышел из дому.
– Добро пожаловать! – кричал он, – я сэр Джайлс де Монтейбл. Я никого не вижу здесь месяцами и действительно рад приветствовать вас здесь, на краю света.
– Для нас это не край света, сэр Джайлс, – сказал я. – Я сэр Бруно Джернейвский, рыцарь-телохранитель короля Стефана, но сейчас я в отпуске, и мой приезд сюда не связан с делами короля. А это моя жена, леди Мелюзина Улльская, и я привез ее сюда, потому что она очень скучает по своему дому. Я надеюсь, вы не против.
– Я был бы не против, даже если бы вы были сатаной и привезли с собой Иуду, – бурно приветствовал нас сэр Джайлс. – А если эта леди – ваша жена и вы хотите пожить здесь и предоставить мне возможность уехать, то я буду переполнен радостью.
В его голосе звучала горечь, а на лице было написано разочарование и гнев. Мелюзина перевела дыхание и воскликнула:
– А где старые слуги?
– Ушли, – огрызнулся сэр Джайлс.
– Они умерли? – По голосу Мелюзины я понял, что она на грани истерики.
– Откуда мне знать?
Напряженное тело Мелюзины расслабилось, и она сказала:
– Вы имеете в виду, что они скрылись?
– Я имею в виду, что, когда я приехал сюда, здесь были дом, строения поместья и шестнадцать из двадцати охранников вместе со своим капитаном, которых оставил король охранять поместье. И никого больше. Из шестнадцати человек только двенадцать могли носить оружие. Эти люди охотились, чтобы прокормить себя, и трое за два месяца из них были убиты, а пятеро тяжело ранены сваленным лесом. У капитана была сломана нога. Староста, которого послал король, погиб. Он утонул вместе с одним из охранников, когда рыбачил.
Я почувствовал, что Мелюзина совсем повисла на моей руке.
– Это опасная страна, – сказала она. – Я родилась здесь, но однажды упала в озеро, и меня отнесло к Черному Утесу. – Мелюзина кивнула на северо-запад, в сторону темнеющей на горизонте громады скал. – Мне очень жаль слуг. Не разрешите ли вы мне спросить у крестьян, куда они ушли и не хотят ли вернуться?
– Хотят? – Сэр Джайлс задохнулся от гнева. – У них нет прав что-либо хотеть. Они…
– Простите, сэр Джайлс, – перебила Мелюзина. – Но все слуги в Улле были свободными. В Улле не было рабов, – улыбнулась Мелюзина сэру Джайлсу. – Мы никогда не были настолько богаты, чтобы покупать рабов, да нам и не нужно было столько людей. Нам нужны были люди только для домашних работ и работы на ферме, но вы сами видели, что она небольшая. А заставляя служить местных жителей, как мы могли удержать их от побегов? И нам было более выгодно нанимать свободных людей, чтобы они работали охотно.
– Работа? – Сэр Джайлс вновь повысил голос в гневе. – Кто работает в Улле? Они все – бездельники.
– Может мы войдем, сэр Джайлс? – вставил я, пока Мелюзина не успела ответить. – Мы в дороге с восхода солнца, и я очень хочу сесть. Я знаю, мы пропустили обед…
– Бог мой, простите меня! – воскликнул сэр Джайлс. – Я позабыл свои манеры и становлюсь таким же диким, как эта страна. Входите, а я поищу что-нибудь поесть.
Сэр Джайлс ввел нас в дом. Я постарался войти в зал первым и прошел к камину, оставив колеблющуюся Мелю-зину в дверях осматривать комнату. Я надеялся, что вид родного зала не будет для нее слишком тяжелым. Мне казалось, что сейчас важнее не утешать ее, а просто не показываться ей в дверях во всем вооружении (таким она видела меня в день взятия Улля). Но, по-моему, Мелюзина вообще не заметила меня. Она выглядела скорее удовлетворенной, чем обезумевшей От горя. Когда она осматривала комнату, уголки ее губ поднялись вверх в некотором подобии улыбки. Она держала себя в руках.
Выражение лица Мелюзины заставило меня оглянуться вокруг. Я не запомнил зал в тот день, когда ворвался туда вслед за тараном. Тогда в зале было темно, потому что все ставни были закрыты, а мое внимание привлекли только причитающие женщины. Все что я запомнил, было хозяйское кресло за Мелюзиной. Я полагаю, там была и другая надлежащая мебель. А то, что я увидел теперь больше походило на охотничий ночлег, где люди остановились на ночь или две, чем на жилое помещение. В зале были скамейки, стул сбоку от камина, расщепленный стол на возвышении – и все. Я не видел, что было за ширмой сзади возвышения, и сомневался, что там осталась кровать, на которой были зачаты Мелюзина и ее братья.
Неужели все в Улле было разграблено армией Стефана? Но потом я вспомнил, что когда сюда прибыла армия короля, здесь было совсем немного ценностей. В Улле были только меха, которые король брал в каждом камберлендском поместье (король также брал серебряные монеты, кубки, столовое серебро и запасы еды), а больше ничего, совсем ничего. Поэтому Стефан и поручил одному из младших служащих своего хозяйства, которого он назначил старостой выяснить, почему в Улле остались голые стены. Но староста погиб. Я посмотрел на Мелюзину: она выглядела вежливой и спокойной, как если бы вошла в совершенно незнакомый зал и не заметила, что там что-то не в порядке.
Это выражение не сходило с ее лица, когда мы ели, а потом и весь вечер. Мелюзина не отвечала на сердитые жалобы сэра Джайлс. Он сказал нам, что получил место управляющего благодаря хорошему расположению епископа Илийского, и ожидал, что из поместья можно извлечь какую-то пользу, но вместо этого он нашел здесь пустыню. Как только уехал капитан со своими солдатами, вернулись крестьяне. Они засеяли поля и обставили мебелью зал. Сэр Джайлс горько усмехнулся при слове «мебель», а потом пожал плечами. Он, однако, признал, что они вели себя спокойно, но были глупее и ленивее, чем какие-либо слуги, с которыми он имел дело раньше. Они не протестовали, когда он удвоил, а потом и утроил церковный налог на продукты, рыбу и дичь.
Потом он спросил у Мелюзины, как здесь жила ее семья. На это Мелюзина ответила, что они были простые люди и им было нужно совсем немного. Она сказала, что они жили охотой и рыбной ловлей, ели черный хлеб и то, что можно было испечь из ржи и ячменя, которые растут на этой скупой почве, а носили одежды из грубой шерсти, которую получали с нескольких несчастных овец. На это сэр Джайлс вскричал, что в Улле нет необходимых вещей даже для того, чтобы жить ему одному, не говоря уж о большой семье. Но Мелюзина лишь пожала плечами и мягко сказала ему, что она рассказала все, что знала.
Я знал, что она не лжет. Я видел у нее в сундуке невзрачные платья, которые дала ей королева, но я также видел прекрасный гребень из слоновой кости, усыпанный небольшими драгоценными камнями, серебряный наперсток и другие драгоценности. Она как-то сказала мне, что у них были средства для торговли. Поэтому я решил, что Мелюзина чего-то недоговаривает. Но тем не менее я попридержал язык, пока мы не остались вдвоем. Мы лежали на жестком ложе в маленьком доме, в котором попросила остановиться Мелюзина и который по ее словам, был построен для супружеской жизни ее невестки, умершей при родах. Эдна была в другом конце нашей комнаты, но, измученная путешествием, спала как убитая. Я сомневался, что она проснется даже от криков и ударов, и знал наверняка, что она не услышит наших голосов. Я нежно взял Мелюзину за ухо.
– Ну как? – спросил я.
– Со мной все в порядке, – ответила Мелюзина. – Зал выглядит так же обычно, как и любой другой в Камберленде. Я только не вижу отца…
– Мелюзина, – нежно прошептал я. – Я никогда в своей жизни не бил женщин. Я считаю, что сильному недостойно быть жестоким к слабому, но в данный момент я нахожусь на грани того, чтобы забыть свои жизненные правила.
– А какую пользу принесет тебе то, что ты побьешь меня? – спросила Мелюзина, и я почувствовал, что она улыбается. – Мне нечего тебе сказать. Я признаю, что я приказала своим людям уходить и прятать все, что было в Улле. Но я не знаю кто что взял и куда спрятал. Я думаю, люди принесут обратно все, что унесли, если я попрошу их об этом. – Мелюзина поколебалась и продолжила, но в ее голосе уже больше не было искорок смеха: – Но пусть лучше меня изобьют до смерти, чем я отдам приказ, после которого сэр Джайлс сможет спать в кровати моего отца.
– Король имеет право… – начал я.
– Спать в папиной кровати? – Ее голос был тихий и печальный. – Он никогда не получит ее. Ты ведь слышал, как сэр Джайлс сказал, что он пытается извлечь выгоду из поместья. Бруно, я клянусь тебе, что полного сбора урожая в Улле не хватит даже на то, чтобы заплатить одному рыцарю на королевской службе. Здесь нет ничего из других поместий. Вероятно, я еще больше рассержу короля, потому что он послал рыцаря, чтобы высасывать кровь из Улля, но Стефан не получит и пенни, и ты знаешь об этом.
Я отпустил ее ухо (безнадежная грусть в ее голосе терзало мне сердце). Мелюзина повернулась ко мне и поцеловала меня, как только закончила говорить. Я не ответил ей: я не знал, что сказать. По правилам, нелестное поведение сэра Джайлса не мое дело. Он собирает полные сборы с поместья и будет ответственен за все, что произойдет с этого момента. Но я знал, что Мелюзина сказала правду. Король не извлечет пользы из того, что будет выжато из Улля, а я был верен королю.
Мелюзина слегка дрожала. Холод поднимался от земляного пола сквозь тонкое ложе, и я придвинул Мелюзину ближе к себе. Она охотно подвинулась ко мне и легла скорее на меня, чем рядом со мной. Мелюзина поцеловала меня и стала гладить мое плечо и руку, пробегая своей сверху вниз и снова вверх. Потом она стала гладить грудь и бедра, пока не нашла «предателя», который никогда не злился на нее. Где-то в глубине моего сознания мелькнула мысль, что Мелюзина так поступает не только ради удовольствия, но меня это мало беспокоило. Сначала удовольствие, а уже обо всем остальном я могу подумать и завтра.
ГЛАВА 16
Мелюзина
Я никогда не видела человека, настолько охваченного страстью, но представляла себе совсем не то, что обнаружила в те редкие часы, когда мы с Бруно были вместе. Сначала я была чересчур растеряна, а он начинал контролировать себя гораздо раньше, чем я, – полагаю, потому, что он был гораздо более привычен к неистовым наслаждениям. Я также думаю, оглядываясь назад, что сначала его излишняя пылкость объяснялась тем, что я была пресыщена и ему приходилось иногда подавлять свое желание. Сын путаны, Бруно знал каждый трюк, который способно выполнить тело.
Вначале я ужаснулась оттого, что он учил меня хотеть этого наслаждения так же, как я хотела есть и пить. Я боялась, что окажусь в рабстве и он сможет подчинить меня, используя мое же желание. Но когда он убедился, как я желаю его, то показал мне, что он такой же мой раб, как и я его. Это несколько рассеяло мой страх, пока я не поняла, что дьявол сыграл со мной злую штуку. Его прекрасные глаза, его вздохи и стоны – все это только возбуждало во мне больший восторг и плотнее затягивало петлю удовольствия вокруг моей шеи.
Я начала бояться, что не смогу высвободиться от этого наслаждения иным путем, кроме как передать верному слуге в Улле знак по которому, Бруно должен будет отправиться в путешествие по скалам и упасть вниз со склона или чересчур рьяно рыбачить и оказаться за бортом. Тем не менее в ту первую ночь в Улле я использовала оружие Бруно против него самого. Несколькими благоразумными словами, многочисленными поцелуями и прикосновениями я отвлекла его внимание от исчезновения годовых доходов Улля и заставила поверить, что чем беднее Улль, тем скорее Стефан передаст его во владение Бруно.
Бедный сэр Джайлс! Он был так глуп, что даже начал мне нравиться, несмотря на его жадность. Позднее я поняла, что это была не абсолютная глупость, а просто полное отсутствие понимания нашей сельской жизни. Сэр Джайлс был выходцем из широких, плоских лугов Норфолка и не сомневался, что среди наших крутых холмов ничего не может вырасти. Он действительно думал, что наша ферма – это и есть вся обработанная земля, которую мы имели, и было очень просто держать его в неведении о скрытых долинах, где росло наше зерно, и местах среди холмов, где паслись наши стада. Он не понимал, что людям в деревне вовсе не было необходимости имитировать последнюю степень истощения, чтобы показать ему, на что он их обрекает после того, как забирает свою долю. Люди в Камбрии вообще тощи и суровы. Видимо, в Норфолке они более упитаны, и сэр Джайлс думал, что в Улле они худые от голода. Но Бруно не был так одурачен. Я заметила, как он приподнял брови, удивляясь крепости наших людей, но я коснулась его лица и попросила глазами ничего не говорить сэру Джайлсу.
Я была благодарна сэру Джайлсу за то, что он на следующий день после нашего приезда на несколько часов занял Бруно делами. Был серый, ветреный день, но дождя не было, и я могла выскользнуть из дому, чтобы прогуляться возле озера. Пройдя не более пяти минут, я спряталась от Взглядов в небольшой расщелине, закрытой кустами. Я полагала, что Том Бейлиф будет следить за мной, и не ошиблась – он следил и догнал меня вскоре после того, как я скрылась из виду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74