Я повиновалась без возражений. Он пообещал мне не открывать ворота и заставить солдат короля брать их приступом. Я была уверена, что он хочет это сделать для моей безопасности или, быть может, для своей. Так или иначе, я ушла внутрь и села в папино кресло ждать, а оставшиеся женщины расположились рядом со мной на табуретах. Окна уже были закрыты ставнями, зал освещался тусклым серым светом, просачивающимся через дымоходы в крыше, и огнем из главного камина. Не знаю, сколько прошло времени, но, наверное, не очень много, потому что мы заметили королевскую армию сразу после обеда, а, когда я услышала первый удар тарана по воротам, свет из дымоходов не стал более тусклым. Звук тарана не вызвал у меня страха. Он был заглушён расстоянием, стенами зала и ставнями на окнах. Эти глухие удары напоминали мне звуки при падении комьев земли на крышку гроба, такие привычные для моих усталых ушей.
Вдруг раздался страшный грохот. Женщины, сидевшие возле меня на табуретах, закричали. На мгновение я заставила их замолчать. И тогда я услышала слабые удары железа и поняла, что эти старые глупцы сражаются. Не могу себе представить, чего они хотели добиться. Возможно, только умереть с честью, вместо того чтобы, ослабев совсем, выпрашивать себе хлеб. В тот момент я не думала об этом. Я вскочила, чтобы бежать и остановить их, но оставшиеся со мной женщины с плачем схватили меня и, не обращая внимания на мои приказы, не отпускали.
А битва, если это можно назвать битвой, закончилась раньше, чем я смогла высвободиться. Клацание металла и прочий шум прекратились, но в зал никто не проник. Вскоре выстрелы возобновились, ня этот раз как признаки гнева, потому что захватчики увидели пустые конюшни и голые стены и поняли, что орех, который они раскусили, оказался пустым.
Женщины продолжали крепко держать меня. Я чувствовала их страх, и постепенно он переполз в мою душу. Сердце мое едва билось, скованное льдом ужаса. Я сказала, что король не причинит мне вреда. А что если он будет пытать меня, чтобы узнать, где спрятано богатство Улля? Я. не могу ему этого сказать. Я не имею понятия, куда скрылись люди. В холмах есть пещеры и впадины, которые я никогда не видела и о которых никогда не слышала. А что, если Стефан отдаст меня на растерзание своей армии как козла отпущения?
Закованный в броню кулак глухо постучал в дверь зала, и одинокий мужской голос, ясный и сильный, перекрыл шум за дверью. Мгновение спустя таран ударил в нашу последнюю защиту. Это был удачный удар, так как потребовалась еще только пара таких же, чтобы взломать дверь. Я была скована ужасом, иначе бы побежала, крича как безумная, как всякая испуганная курица.
Взламывание двери развязало языки оставшимся со мной женщинам, и они закричали. Еще один удар – и дверь поддалась, впуская мягкий свет серого зимнего дня. Свет не ослепил меня, но все же был слишком ярким для моих привыкших к темноте глаз. Охваченная страхом, я с трудом понимала, что происходит.
Первое, что я увидела, был человек при полном военном снаряжении с обнаженным мечом в одной руке и поднятым рыцарским щитом в другой. Он впрыгнул в зал и шагнул в сторону, оставаясь спиной к двери, как будто ожидал, что закрытый зал окажется ловушкой. Вошедший обернулся на крики женщин, усилившиеся при его появлении. Свет упал на его лицо – темное и… и жаждущее добычи. Я никогда не забуду его лица. Теперь у меня много причин помнить его. Но тогда черты и выражение его лица врезались мне в память под действием леденящего душу страха. Увидев, что здесь находятся только женщины, он опустил щит. На шлеме, который он носил, не было забрала, и я увидела большие темные глаза, орлиный нос и, как я рассмотрела потом, рот тонкой мрачной линией на темном небритом лице. По простоте своей я подумала, что это король. Позже я узнала, что трудно найти двух более разных людей, чем король и этот человек.
Внешнее различие я обнаружила в следующий момент, когда в зал вошел второй человек. Я сразу поняла свою ошибку, увидев его доспехи: его щит был изящно разрисован и позолочен, тогда как у вошедшего первым он был расщеплен и поломан. Кроме того на шлеме второго был прикреплен золотой венок. Почему-то короля я испугалась меньше, чем того кто вошел первым. Поднятое забрало бросало тень на его лицо, но я разглядела добрые глаза и мягкий рот. Полнота щек скрадывала решительность, но все равно было видно, что он не слабак. Он казался скорее смущенным, чем злым. Первый что-то сказал королю и вышел с безразличием, демонстрируя презрение к моей беспомощности.
В зал вошли и другие люди, но уже вложив оружие в ножны. Король стал приближаться ко мне, убирая свой меч. Сняв шлем, он отдал его невысокому человеку возможно мальчику-оруженосцу.
– Замолчите! – приказал он женщинам. – Я не причиню вам зла.
Они послушались его быстрее, чем меня. Король остановился в ярде от нас (его свита почтительно стала за ним) и спросил:
– Кто вы?
Вопрос был адресован прямо мне, и я внезапно почувствовала, что мой язык больше не прилипает к пересохшему рту и спокойно ответила:
– Я леди Мелюзина Улльская.
– А где ваш брат Магнус? – спросил он.
Его голос стал резким, и сердце у меня упало. Я помнила, как папа сказал, что король ничего не знает о нас, но он ошибался. Оказалось, что Стефан знает больше, чем предполагал отец. Так как Магнусу уже ничего не могло повредить, мой первый страх прошел, а душа омертвела, сделав меня равнодушной к своей собственной судьбе. И я ответила:
– Магнус был убит на дороге, когда возвращался домой со своей помолвки.
Удивление и сочувствие отразились на лице короля, и Я подумала, что, если сила не помогла, я спасу Улль своей слабостью. Воспользовавшись паузой, я спросила:
– Почему вы атакуете меня? Я никому не причинила вреда.
Моя маленькая надежда сразу распалась в прах. Выражение сочувствия на лице короля сменилось злым упрямством, и он зарычал:
– Почему вы направили своих людей против меня, короля? Вы знали, что ваш отец и брат – бунтовщики, ушедшие к королю Дэвиду! За это ваши земли будут конфискованы. Я не стану прощать бунтовщиков. И не пытайтесь противопоставить мне какую-либо силу. Я очищаю эти места от сочувствующих шотландцам. И здесь не останется никого, кто бы мог поднять восстание. Твой отец и брат убиты в открытом восстании в Уорке.
Сердце мне подсказывало, что они погибли. Еще в тот момент, когда пастух принес домой Магнуса со снежинками, белевшими на его глазах, я поняла, что проклятье, обрушившееся на меня в день моего тринадцатилетия, не спадет, пока не будет уничтожено все, что я любила. И теперь я почувствовала, что больше не могу бороться с этим, что я больше не в состоянии хвататься за каждый клочок надежды. Это известие сразило меня. Я упала в обморок и, наверное, довольно долго была без сознания. Это вызвало сочувствие короля. Много месяцев спустя я узнала, что он отнесся ко мне с большим пониманием. Но я не помню ни этого, ни чего-либо другого, что происходило до начала сентября. Мне кажется, что я была на грани безумия.
ГЛАВА 5
Бруно
– Милорд, у меня нет желания жениться, тем более на неизвестной мне особе, да и содержать я ее не смогу.
К счастью, когда эти слова слетали с моих губ, мы были наедине с королем, и в ответ он рассмеялся.
– Ты знаешь леди Мелюзину. После того как ты захватил ее поместье Улль, она стала одной из королевских фрейлин. Ты должен был видеть ее много раз. Это высокая, смуглая дама, с которой я часто беседовал. Она хороша собой, весьма скромна и мила. Вот именно, мила.
Как только король описал мне ее, я вызвал в памяти ее образ, но мне она совсем не показалась хорошенькой – здоровенная, созданная для тяжелого труда, словно крестьянка, а не хрупкое и нежное существо, каким подобает быть благородной леди. А ее лицо! Все, что я мог вспомнить, это выражение страха, которое искажало ее черты.
– Но милорд, – отчаянно запротестовал я, – вы лишили ее имущества, и по вполне понятным причинам. Я всем сердцем поддерживаю ваше решение. Однако, если я женюсь на ней, она будет низведена до состояния, не подходящего ей по рождению.
– Вздор, – возразил Стефан, все еще улыбаясь. – Если ты считаешь меня дураком, то по крайней мере не говори мне этого в лицо. – Он усмехнулся, заметив испуг, и взял меня за руку, поскольку я стоял прямо перед ним.
– Мой милый Бруно, я знаю, что у тебя нет ни гроша, – его улыбка стала кривой. – Но разве это не по твоей собственной вине? Не ты ли отказываешься брать взятки за то, чтобы шепнуть мне что-нибудь на ушко? – Затем взгляд его снова смягчился. – Это несправедливо, что ты беден из-за своей честности. Более того, хоть ты наверняка и думаешь, что я забыл о своем обещании сделать тебя рыцарем, уверяю тебя: ты ошибаешься. Я не забыл. Просто не хочу делать этого без особой на то причины. И так уже кое-кто смотрит на тебя косо и исподтишка называет «любимчиком».
Я знал по крайней мере одного из тех, кто косо посматривал на меня. Чем сильнее становилось влияние Ва-леран де Мюлан на короля, тем больше росла его ревность к любому, к кому благоволил Стефан. Валеран знал, что я нахожу многие из его советов вредными, и желал избавиться от меня. Не является ли этот брак изобретенным им способом отдалить меня от короля?
Сейчас, перед королем, открыто обвинить Валерана в таких намерениях значило помочь ему быстрее достигнуть этой цели. И я сказал лишь:
– Виноват, милорд. Вероятно, я вел себя неправильно. Постараюсь исправиться…
Стефан не принял игры.
– Я искал способ для твоего выдвижения и нашел его в Мелюзине. В моих интересах выдать ее замуж и притом за человека, в чью преданность я глубоко верю. Поэтому твоя женитьба будет мне услугой и послужит поводом посвятить тебя в рыцари и пожаловать пенсион. Этот пенсион будет предназначен только тебе, Бруно. Мелюзина же останется фрейлиной Мод, поэтому ее стол и по большей части платье будут обеспечены. А поскольку теперь ты станешь рыцарем-телохранителем то твои квартира и стол также будут за мой счет.
Рыцарь-телохранитель… Тогда я останусь рядом с королем, хотя и не так близко, как когда был оруженосцем. Впрочем, подальше от короля мне будет даже безопаснее, так как я часто противоречил ему, высказывая свои соображения или напоминая о мнении королевы, когда он не хотел прислушаться, – ведь я любил его за расположение ко мне и чувствовал себя обязанным в том малом, что мог, ограничивать его импульсивную натуру. К тому же я хотел стать рыцарем. Я давно миновал обычный возраст посвящения в рыцари и, будучи оруженосцем, вынужден был терпеть от тех, кто не знал меня, такие взгляды и речи, которые не раз задевали мое самолюбие. И пенсион… Но все это в обмен на жену?.. Я вспомнил лицо Одрис, когда она беседовала с Хью, и тяжесть сдавила мне грудь при мысли, что на мне никогда не остановит взгляд подобная женщина.
– Это слишком большая честь, милорд, – сказал я. – Наверное, имеется много мужчин, которые достойнее меня.
– Но я выбрал тебя, – промолвил король, хмурясь. – Я доверяю тебе, Бруно, и полагаю, что ты не позволишь своей жене доставлять мне неприятности.
Я разинул рот, как рыба, вынутая из воды, а он только пожал плечами, когда я переспросил:
– Доставлять неприятности?
– Я считал, что достаточно было бы поместить ее в монастырь, но Мод не желает и слышать об этом. Отец леди Мелюзины был влиятельным человеком в Камбрии, и я слышал от эконома, которого направлял в Улль, что люди там только и ждут сигнала, чтобы подняться против меня. А если взбунтуется Улль, то не исключено, что и остальная Камбрия последует за ним.
– Вы думаете, что леди Мелюзина сбежала бы из монастыря и возвратилась бы в Улль, чтобы возглавить восстание? – сказал я с недоверием в голосе.
– Нет, – ответил Стефан, – я много раз говорил с ней и уверен, что она… тишайшее создание.
Я удивился его неуверенности перед словом «тишайшее», вспомнив также, как король произнес, что Мелюзина мила, но только кивнул в знак согласия.
– Но, – продолжал король, – она пыталась тайно покинуть нас во время путешествия на север. Я думаю, что бедная девушка соскучилась по своему старому дому. Я сомневаюсь, что она вообще раньше когда-либо выезжала из него. Однако, пока она не замужем, я не могу позволить ей поехать туда даже ненадолго. Весьма велика вероятность, что какой-нибудь тамошний мужчина – а я не доверяю ни одному из них, так как думаю, что все они тайно сочувствуют Дэвиду, – ведет ее во владение поместьем и женится на ней. Тогда он сможет заявить об ее правах на Улль и использовать мое несогласие для того, чтобы поднять восстание.
Во время всей речи лицо Стефана обнаруживало только интерес, а глаза его были совершенно бесхитростными. Я знал его и верил, что он говорит правду. Но затем он слегка подвинулся в кресле, как если бы что-то мешало ему, и добавил:
– Мод говорит, что Мелюзина что-то скрывает, но я не верю ей.
Это в корне меняло дело. Если королева Мод сказала, что леди Мелюзина что-то скрывает, и если она возражает против помещения девушки в монастырь, то попытка Мелюзины сбежать приобретает уже иную значимость. И хотя перспектива такой женитьбы не казалась мне приятной, я понял, что обязан это сделать. Королева обладала сверхъестественной способностью чувствовать любую опасность, грозящую ее мужу, поэтому она, по всей вероятности, была более права относительно Мелюзины, чем Стефан. Мое эгоистическое желание иметь в браке тепло и заботу следует отбросить: я потеряю не слишком много, так как сомневаюсь, что смогу когда-либо сделаться достойным женихом для какой-нибудь женщины порядочного происхождения.
– Прекрасно, милорд, – сказал я, – я женюсь на леди Мелюзине тогда и там, где вы скажете.
– Тебе не обязательно выглядеть так, словно я обрек тебя на вечные муки.
Стефан казался окончательно рассерженным, и я понял, что мое выражение лица было очень мрачным.
– Вы застали меня врасплох, – ответил я. – Я ни разу еще не брал на себя ответственность за другого человека, а уж быть связанным на всю жизнь…
Король потянулся ко мне, пожал мне руку и широко улыбнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74