Я хочу спать ночью, не рискуя получить нож в спину.
Я почувствовала, как кровь прилила к лицу, но ничего не ответила. Я знала, что у меня никогда больше не хватит смелости снова попытаться убить его, но почему я должна позволить ему в это поверить?
– Хочу сделать тебе одно предложение, – сказал он. Его лицо оставалось каменным. – Ты знаешь мое положение. Я безземельный байстрюк, сын путаны. Я хотел бы обзавестись имением. Твое положение немногим лучше моего, ибо тебя отлучили от твоих земель! Ими владеет Стефан, и у тебя нет надежды на восстановление в правах, так как королева знает, что ты враг. Но я близок с королем и имею некоторое влияние на него. Нет ничего невозможного в том, что со временем Стефан согласится предоставить твои земли мне. Пойми, я призван сделать все для того, чтоб ты не смогла поднять восстание против короля. Но ты сможешь жить в комфорте своего собственного дома, среди людей, которых знаешь с детства. Если ты заключишь перемирие со мной, я обещаю сделать все возможное, чтобы Улль и подчиненные ему земли стали нашими.
Не знаю, сколько времени я сидела, уставившись на него. Мое первое желание было плюнуть ему в лицо, так как сказанное им вроде бы подтверждало, что Рональд и папа погибли от его руки, освободив ему путь к женитьбе на наследнице Улля. Но он же еще сказал, что не по своей воле взял меня в жены. Где же была ложь? А потом я вспомнила, что к мой папа тоже женился против своей воли, чтобы сохранить за собой Улль. Конечно, он ожидал бы аналогичного поведения от меня. А однажды в Улле будет легко, очень легко отомстить за смерть папы. Не придется даже кровь пролить. Несчастные случаи там были весьма обычным явлением, даже для тех, кто знал эту землю. Будет очень легко и просто подстроить один такой случай с мужчиной, которому незнакомы дикие ветры, что внезапно сваливаются с наших гор и сметают людей и лошадей с узких тропинок, вьющихся над глубокими горными озерами. А после смерти мужа я унаследую его земли. Улль будет опять моим! Я с облегчением вздохнула и опустила глаза. Папа оправдал бы это перемирие. Его отдых в сырой земле будет спокойнее, если Улль окажется в моих руках, а убийцу настигнет смерть.
Я протянула открытую ладонь и прошептала:
– Перемирие.
ГЛАВА 9
Бруно
Блеск света ночника на лезвии ножа предупредил меня об опасности, и я схватил Мелюзину за запястье, когда она целилась в мое горло. Мне понадобилось применить всю мою силу, чтобы отвести от себя ее руку и держать ее, пока я смог сесть. Я думал, что разозлюсь, но вместо этого сумасшедшая радость переполнила меня. Значит, королева была права: я женился не на безмозглой кукле. Эта женщина, должно быть, дьявол. Мелюзина, с темными и дикими глазами и растрепанными волосами, в тот момент, когда она пыталась освободить свою руку и вонзить в меня нож, была действительно похожа на дьявола. Но я могу бороться с дьяволом или найти с ним общий язык.
Боль, терзавшая весь день мою душу, прошла, и я рассмеялся от восхищения. Не помню, что я сказал вначале. Должно быть, что-то глупое, что удивило ее, но помогло мне забрать нож, при этом не поранив ее. Она попыталась снова прикинуться слабоумной, потом – убедить меня, что я испугал ее. Но я дал ей понять, что не поверю ее притворству.
Я извинился за нашу брачную ночь и пытался убедить ее, что это было необходимость. Не знаю, поверила ли она моим заверениям, потому что, когда я встал, чтобы зажечь свечи, я был несколько возбужден ее видом. Я накинул тунику, чтобы она не судила о моих мыслях по моему возбужденному виду. Я заверил ее, что желание никогда не сломает моей воли. Но я сомневаюсь, поверила ли она мне: женщины никогда не верят. И я должен признать, что с жизнью и огнем в глазах она выглядела куда более привлекательной, чем мне показалось вначале, хотя и была крупнее и темнее женщин моего вкуса.
Да, несмотря на темный цвет волос, который я никогда не любил у женщин, она была очень красива. И я должен был несколько раз напомнить себе, что она пыталась убить меня. Я встретился с ней взглядом и понял, что это не последняя попытка, а у мужа нет возможности защитить себя от жены, жаждущей его смерти.
Разумеется, она понимает: ее жизнь будет загублена, если она убьет меня. Но похоже, она не боится возмездия, а значит, убьет меня рано или поздно, если я, конечно, не ' покалечу ее и или не запру в темницу.
Потом я подумал, что она ненавидит меня за взятие Улля. Я первый ворвался туда, и она винит меня в потере своих земель. Это, конечно, неразумно. Король приказал взять поместье, и если бы не я руководил атакой, то это сделал бы кто-нибудь другой. В любом случае Улль был бы отнят у нее. Я объяснил ей это после того, как сказал, что хотел бы спать ночью, не опасаясь получить нож в спину. Но я вовремя остановился. Я надеюсь, что она не заметила блеска пота, проступившего на моей коже, когда я осознал ошибку, которую чуть было не сделал.
Как вспышка молнии над полем боя высвечивает каждую деталь, вся картина событий со всеми подробностями прояснилась у меня в голове. Внезапно я понял, почему королева решила, что я единственный подходящий человек на роль мужа Мелюзины. Меня выбрали потому, что я был в центре ненависти Мелюзины, и, пока она ненавидит меня, надеялась королева, она не обернет свою ненависть против короля. Но почему же тогда королева не избавилась от нее, если считала ее опасной? Возможно, потому, что девушка нравилась королю; он не верил в ее болезнь и разозлился бы, узнав, что ей причинили какой-то вред. А может быть, и потому, что Мод не была до конца уверена, что Мелюзина действительно опасна. Вероятно, королева надеялась, что если Мелюзина набросится на меня, то я убью ее в гневе или защищая себя. Если так, то Мод недооценила меня. Несмотря на мое восхищение королевой, я знал, что она не очень-то щепетильна в вопросах, касающихся благополучия Стефана. Но я не буду делать ее грязную работу.
Но потом, когда я понял суть проблемы, я нашел ее решение. Поскольку Мелюзина ненавидит меня, потому что винит в потере Улля, то, наверное, мы сможем жить в мире, если пообещать сделать все от меня зависящее, чтобы вернуть ей земли. Но почему это должен сделать я? Я не мог допустить, чтобы вопреки моей цели охладить ее ненависть к королю и это чувство сделалось главным в ее жизни.
Пока все эти мысли роились у меня в голове, мой взгляд остановился на лице Мелюзины. Краска, появившаяся на ее щеках, когда я сказал, что мы – муж и жена и должны научиться жить вместе, напомнила мне, что у нее может быть еще одна причина ненавидеть меня. Она, леди по происхождению, вполне может оскорбиться тем, что ее «ставили выйти замуж за безземельного сына путаны. И уж, конечно, может подумать, что я хочу использовать эту женитьбу, чтобы добыть себе земли.
Я попытался мягко изложить ей свое предложение, отметив, что без меня у нее нет никаких шансов вернуть себе земли. Я заметил также, что только я как любимец короля, могу помочь ей в этом. Надеюсь, она поняла, что и Стефан, и я одинаково заинтересованы в достижении ее цели и не должны быть предметами ненависти. При этом я напомнил, что если мне удастся вернуть ей ее земли, то я не позволю ей использовать их для изменнической деятельности. Впрочем, это меня не особенно волновало: женщины не интересуются политикой, пока она вплотную не коснется их интересов.
Если бы Мелюзина согласилась на мои предложения сразу, то это вызвало бы у меня серьезные сомнения насчет того, поняла ли и приняла ли она всерьез то, что я сказал. Но она несколько долгих для меня минут серьезно обдумывала мои слова, остановив свой взгляд на моем лице, будто хотела прочитать мои мысли. И только потом медленно протянула мне руку и объявила:
– Перемирие.
Я понял, что она действительно согласилась на перемирие и, пожав ей руку, заверил:
– Мы оба выиграем от этого. Потом я, подумав, добавил:
– Но я должен напомнить тебе, что достижение нашей цели займет много времени. Я надеюсь, ты не думаешь, что я верну тебе земли через день?
– Я не дура, – сказала она, сверкнув глазами.
Я рассмеялся, напомнив ей, что она как раз и намеревалась продолжать притворяться дурочкой.
– Ты чуть не поставила себя в трудное положение, притворяясь слабоумной.
Я знал, что сыплю соль на рану, но не жалел об этом: может быть, она будет более осторожна в будущем. Понимая, что ее дальнейшее притворство создаст неудобства как для нее, так и для меня, я добавил:
– Как ты думаешь выбраться из этой ямы? Я всегда рад помочь тебе, но я не хочу, чтобы все смеялись надо мной, потому что я женился якобы на полоумной.
– Большинство будет завидовать тебе, а не смеяться, – сказала она, криво ухмыльнувшись.
Ее голос был слишком низким для женщины. В нем не было тех мелодичных ноток, которые делали очаровательным все, что говорила Одрис.
Я подумал, что отчасти она права. Действительно, большинство мужчин предпочитает глуповатых женщин, даже король, хотя он и ценит так высоко свою жену. Мне же всегда нравились умные женщины, с которыми можно поговорить и которые могут даже в отдельных случаях что-то посоветовать. Я ценил их потому, что Одрис была такой, а я пока никого не любил, кроме нее. И теперь, когда Хью женился на ней, я снова остался без друга, чье сердце принадлежало бы только мне.
Я был рад за Хью и Одрис, но иногда меня терзали внезапные приступы тоски, и, опустив руку Мелюзины, которую я рассеянно держал в своей с того момента, как мы помирились, я почувствовал, что очень хочу, чтобы она протянула ее в знак любви и дружбы, а не как узкий мост через реку ненависти. Но я не отчаивался. У нас общие интересы, на их основе когда-нибудь расцветет и доверие и любовь. А в настоящем мне повезло, что я хорошо знаю женщин. Мне удалось поладить с ней, если я верно понял эту презрительную складку губ.
– Я не из тех, кому нравятся глуповатые женщины, – сказал я. – Я хочу, чтобы у меня была такая жена, с которой мне было бы интересно поговорить, как король разговаривает с королевой.
Она перестала смотреть на руку, которую я держал, а потом опустил, и внимательно посмотрела мне в лицо. Она выглядела очень задумчивой и наконец медленно произнесла:
– Я притворялась угрюмой и пугливой для того, чтобы контролировать каждое свое слово. Но теперь, когда худшее обрушилось на меня, я могу притвориться, будто это не так страшно, как я предполагала, и теперь мой страх может постепенно пройти.
Я был недоволен ее ответом. Она может притвориться, что то, что на нее обрушилось, не так страшно, как она предполагала. Значит, я не смог успокоить ее. Но потом я вспомнил: ведь она считает, что имеет причины ненавидеть меня, а у меня их нет, за исключением ее нежелания выходить за меня замуж. И я сказал ей довольно резко:
– Я надеюсь, твое притворство будет включать в себя вежливое отношение ко мне на людях?
– Да, – ответила она. – Конечно. Если у тебя есть хоть какая-то возможность вернуть мне мои земли, то я должна примириться со своей судьбой.
– Потом она нахмурилась и добавила: – Нам нужно осторожно показать, что мы довольны друг другом. Но не следует вызывать подозрения королевы, что ты страстно увлечен мною. Лучше, если она подумает, что это я ищу твоего внимания.
Я вынужден был согласиться, что это – разумное предложение. Она очень даже умна, гораздо умнее, чем я подумал, когда понял, что она вполне здорова. И это было для меня как золотой дождь. У Мелюзины не только быстрый ум, но она также может поставить свою цель выше глупых соображений о гордости. Ведь ей будет нелегко, когда все станут думать, что она гоняется за сыном путаны. Но ради своей цели Мелюзина не обращает внимания на мелкие досады, хотя знает, что фрейлины королевы будут ранить ее самолюбие. Однако умная женщина часто думает, что она одна такая. Надо учитывать, что королева тоже неглупа.
– Так будет лучше, – сказал я, – но помни, что твои попытки притвориться дурочкой не подействовали на королеву и она может догадаться обо всем, если ты не будешь осторожной.
Она внимательно посмотрела на меня и вдруг рассмеялась. Ее короткий, странный смешок, кажется, испугал ее не меньше, чем меня. Мелюзина пожала плечами.
– Я буду осторожна, – заверила она.
Мелюзина легла и закрылась одеялом, словно дрожала от страха. Я хотел погладить ее, утешая, как если бы сам был врагом королевы, но вспомнил, что Мелюзина может принять этот жест как угрозу. Я встал и потушил свечи. Потом, сняв тунику и бросив ее на свой сундук, вернулся в постель.
Мое нахождение в постели рядом с Мелюзиной уже волновало меня, даже когда я ее не трогал. Все время, пока мы говорили, я рассматривал ее лицо и грудь, прикрытую лишь темными волосами, ниспадающими на плечи. А сейчас я внезапно представил все ее формы и почувствовал волну тепла, прокатившуюся по телу.
Я не мог брать женщин силой, и пожалел, что разговаривал с ней тоном, пресекающим всякие попытки вызвать ее желание. Может ли та же тактика, которая, я надеюсь, заставила ее отбросить мысль убить меня, заставить ее заниматься со мной любовью?
– Вот еще о чем я хотел сказать, пока ты не заснула, – заметил я, стараясь говорить равнодушно. – Я обещал тебе, что не стану тебя заставлять заниматься любовью со мной, и сдержу свое обещание. Но ты должна принять во внимание, что ребенок будет хорошей причиной, по которой король может пожаловать мне Улль. Король любит детей, а у меня появится повод просить его, так как моему ребенку необходима безопасность дома и земель. Если ты согласна со мной, то я сделаю это как можно легче для тебя.
Я почувствовал слабое движение. Нет, Мелюзина не повернулась, она как будто оцепенела. И я быстро добавил, чтобы предупредить отрицательный ответ:
– Но я не спешу. Время терпит, и ты можешь не отвечать сейчас.
Она шумно повернулась ко мне спиной. У всех моих обычных партнерш это означало плохое настроение. Плохое настроение? Я вспомнил свои поспешные и неразумные слова и улыбнулся. Кто все это придумал? Я предполагал, что безразличие сына путаны принесет облегчение благородной леди Мелюзине, но очевидно, благородная леди и путана похожи тем, что невозможно найти человека, равнодушного к ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74