В крохотное оконце с трудом протиснулось несколько бледных солнечных лучей. Первым стал виден вишневый бархатный занавес, перегораживающий комнату надвое. Софена предположила, что за ним находится спальня. Нижний край занавеса был обшит сотней помпонов, также бархатных, только, другого цвета – густо-синего.
Обстановку «гостиной» составляли еще один сундук, кресло – «родственник» того, что находилось в обиталище Алебранда, и просторный письменный стол с множеством ящиков.
Даланн указала своей гостье на сундук.
– Садитесь. Извините, что не могу предложить вам более приятные условия, но мое жилище, как вы, наверное, успели заметить, не предназначено для приема гостей.
– Ничего, я... привыкла. Я хочу сказать, привыкла к простым условиям, – ответила Софена, усаживаясь на сундук.
Она не заметила насмешливого взора, которым удостоила ее, магистр Даланн.
Разумеется, магистру и в голову не пришло угостить студентку чем-нибудь из сладостей или напитков. Комната, где они разговаривали, вообще производила впечатление необитаемой. Казалось, здесь не едят, не пьют, не спят: только заходят изредка, чтобы взять какую-нибудь позабытую вещь или написать пару строчек в тетради, давно покрывшейся пылью.
Магистр втиснула свое нелепое тело в кресло, которое невольно крякнуло под ее тяжестью.
– Смею обратить ваше внимание, – сказала Даланн покачивая в воздухе толстыми кривыми ножками, – на то немаловажное обстоятельство, что вы отнимаете у меня время. Я внимательно вас слушаю. Излагайте ваше дело.
– Это касается моего друга, Пиндара, – начала Софена. Она стиснула ладони и сжала их между колен.
– О? – Магистр округлила губы. – С каких это пор достопочтенный поэт Пиндар – ваш друг? Впервые слышу!
– Мы подружились, – сказала Софена, упрямо наклонив голову, – когда обнаружили, что между нами много общего.
– Ну что ж, дружеские отношения между студентами всегда поощрялись в стенах Академии, – сказала Даланн. – Более того. Я полагаю, что девушки, вроде вас, поступают в Академию по большей части именно ради этих самых дружеских отношений.
– То есть? – Софена вспыхнула.
– Ничего дурного, дорогая. – Даланн ободряюще улыбнулась. – Я всегда утверждала, что хорошее академическое образование открывает женщине путь в общество и помогает обрести счастье любым доступным ей способом. В том числе – завязать знакомство с мужчинами, получившими достойное воспитание.
– Вы не вполне меня понимаете, госпожа Даланн, – сказала Софена, с трудом подавив возмущение. Однако красные пятна продолжали бродить по ее лицу и шее на протяжении всего разговора, к немалому удовольствию магистра.
– Разве?
– Девушка с моими внешними данными может найти себе мужа и без академического образования, – решилась Софена.
Она чувствовала, как от ужаса у нее онемели кончики пальцев. Заявить такое прямо в лицо магистру Даланн! Тут нужна немалая храбрость.
Но против всяких ожиданий магистр Даланн не выглядела оскорбленной. Напротив, она тихонько рассмеялась, как будто Софена сказала нечто крайне забавное.
– Уф! – выговорила наконец Даланн. – Давно меня так не радовала человеческая глупость. Вы, надо полагать, считаете, что высказали мне в лицо немыслимую дерзость? Могу вас разочаровать: это совершенно не так. С моей точки зрения, вы еще безобразнее, чем я – с вашей. Не верите? Впрочем, верить мне не обязательно. Просто знайте, что есть мужчины, в чьих глазах я выгляжу привлекательной. Мне безразлично, что об этом думаете лично вы. Но смотреть, как выпучиваются ваши маленькие глазки, как из угла вашего ротика вытекает глупая слюнка – сплошное удовольствие... Впрочем, что мы с вами, дорогая, ведем себя как две заправские девицы, соревнующиеся в колкостях? Нам, академическим дамам, такое не к лицу. Согласны?
И она, подавшись вперед, дружески похлопала Софену по щеке.
– Согласна, – пробормотала Софена.
Жуткое лицо Даланн было совсем близко от ее глаз. Девушка видела каждую пору, каждую бородавку, каждый волосок в жестких серых усах на верхней губе карлицы.
– Продолжайте, – велела Даланн, к великому облегчению Софены снова откидываясь на спинку кресла. – Вы остановились на том, что Пиндар сделался вашим другом.
– Да. Я считаю его моим другом.
Софена сжала пальцы в кулак, впилась ногтями в ладони. Лишь бы не отступить, не струсить!
Карлица сверлила ее взором, и Софена опустила веки, чувствуя, как пронзительный взгляд Даланн парализует ее волю.
– Я знаю, что вы задумали! – выпалила Софена.
– Да? – протянула Даланн. Она явно выглядела разочарованной. – И что же мы задумали?
– Вам нужно, чтобы Пиндар опозорился на экзамене! Вы с магистром Алебрандом заранее обо всем договорились, – сказала Софена, чувствуя себя так, словно падает в пропасть. – Я слышала. Я была в беседке и слышала все. Вы ненавидите Пиндара за то, что он обладает способностью мыслить самостоятельно. Вам отвратительны его эстетические теории.
– Возможно, – сказала Даланн задумчиво. Выражение ее лица изменилось. Теперь оно сделалось исключительно задумчивым и каким-то мягким, расслабленным.
– Да, да! – Софена начала горячиться. – Он пишет стихи, которые вам не по нутру. Вы любите все... приторное! Да, приторное! Достаточно посмотреть на этот дом, на эти бантики и цветочки на резных панелях! На эти помпончики! Вы – мещанка! У вас мещанский вкус!
– О, – протянула Даланн, – очень интересно. Я много лет изучаю эстетику. Я убеждена в том, что эстетические законы – не субъективны, а глубоко объективны. Возможно, мои резные панели далеки от совершенства, но они находятся в струе истинного искусства. Искусства, которое призвано облагораживать быт, улучшать душу человека, обитающего в определенной эстетической среде. Неужели вы думаете, что я преподаю одно, а на самом деле, в глубине души, верю в совершенно другое. Не стоит так заблуждаться на мой счет. Я могу лгать в чем угодно, только не в своих эстетических воззрениях.
– Отлично! – воскликнула Софена. – Но почему вы отказываете Пиндару в праве на собственное мнение?
– Он может иметь какое угодно мнение, но только до тех пор, пока держит его при себе. Как только он начинает это мнение тиражировать, пропагандировать, облекать в соответствующую форму, способную быть воспринятой другими людьми, – он становится опасен.
– А все опасное должно быть уничтожено, – с горечью сказала Софена.
– Таков закон жизни. – Даланн пожала плечами.
– Так слушайте же меня! – закричала вдруг Софена. Собственное малодушие показалось ей таким позорным, что она утратила всякий страх перед магистром. – Я слышала о том, как вы сговаривались провалить его на экзамене. Я знаю все про а-челиф. Ясно вам? Я все знаю про одурманивающее зелье. Я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ВСЕ СЛЫШАЛА.
Эффект, который произвели эти слова, оказался ошеломляющим. Магистр Даланн позеленела. Каждое пятно на ее бугристом лице начало жить своей отдельной жизнью: одни сделались коричневыми, другие – бурыми, волоски на них встали дыбом и покрылись росинками пота. Большой рот растянулся, нижняя губа отвисла. Маленькие глазки Даланн ушли глубоко под брови, точно испуганные улитки, и из пещерок глазных впадин теперь пылали две крохотные точки.
Софена испугалась.
– Что с вами? – спросила она. – Может, принести вам воды?
Она чуть шевельнулась.
– Сидеть! – прошептала Даланн. – Не двигаться!
Софена послушно замерла.
Прошло несколько минут, прежде чем Даланн сумела обрести прежнее спокойствие. За эти минуты Софена передумала целую кучу разных вещей. Прикидывала, как лучше удрать, если магистр вдруг набросится на нее и попытается убить. Подбирала оправдания. Мысленно объясняла, как вышло, что она подслушала чужой разговор. И даже рассказывала о своем одиночестве и о потребности в обретении истинного друга. Да – и еще о том, каким она, Софена, видит дружеский долг.
Наконец Даланн сказала:
– Итак, дорогая, вы все слышали. И знаете про а-челиф. Чего же вы хотите?
– Ну, я могу никому про это не рассказывать, – промямлила Софена.
– Хорошо, хорошо, – подбодрила ее Даланн.
– Ну да. Я буду молчать про а-челиф... и еще про одну вещь, которую вы упоминали в том разговоре.
– Да, дорогая? Продолжайте!
– Чильбарроэс! – выпалила Софена.
Магистр вздрогнула, но на сей раз не стала так пугающе зеленеть. Просто криво улыбнулась.
– Ну что ж... – выговорила она задумчиво. – Хорошо.
– Я никому ничего не расскажу. Да, я знаю, что подслушивать нехорошо, но ведь я не хотела подслушивать – это вышло случайно.
– Да, да. Вам просто... повезло, – сказала Даланн, кивая.
Софена приободрилась.
– Ну, раз мне повезло, то вот чего я хочу. Вы не будете подстраивать пакости Пиндару на экзамене. И мне – тоже. Я хочу закончить Академию с хорошим дипломом. Вы были совершенно правы – раз уж у нас такой откровенный разговор, – я действительно должна найти свое место в жизни, и Академия, – единственный путь для этого.
– Ну вот, видите, – сказала Даланн, – всегда можно найти общий язык. Если захотеть, конечно. Других пожеланий у вас нет?
– Нет. – Софена помотала головой. – Я просто хотела, чтобы все было по-честному.
– Ну да, ну да. Впрочем, я могла бы познакомить вас с какими-нибудь приличными мужчинами. Не желаете, чтобы я подобрала вам состоятельного мужа?
– Не надо смеяться надо мной, госпожа Даланн! – взмолилась Софена. – Я открыла вам все, хоть у нас с вами и имелись кое-какие разногласия. Мужа я как-нибудь найду себе сама, если он мне потребуется. Мне нужно лишь, чтобы вы не препятствовали нам с Пиндаром получать хорошие отметки на испытаниях.
– Не препятствовали получать хорошие отметки, – протянула Даланн. – Отличная формулировка! Вы не думали о юридическом или дипломатическом поприще, дорогая?
– Нет! – почти в отчаянии вскрикнула Софена.
– Успокойтесь, что вы так надрываетесь? – Даланн окончательно пришла в себя и теперь держалась очень уверенно. – Я же предупреждала вас: у меня крайне нервный квартирант. Его нельзя тревожить.
– Мы договорились? – спросила Софена.
– Да, – ответила Даланн. – Полагаю, мы договорились. До свидания.
Софена встала и нерешительно двинулась к выходу. На пороге она обернулась. Магистр продолжала сидеть в кресле и смотреть на нее. Неподвижная угловатая фигура Даланн вдруг испугала Софену. Девушке почудилось в ней что-то нечеловеческое – как будто каменная статуя урода перестала наконец притворяться живой и снова застыла.
– Вы ведь не ожидаете, что я буду провожать вас? – спросила Даланн, не двигаясь. – Полагаю, дорогу из моего дома вы найдете самостоятельно. Хорошенько захлопните внизу дверь. Прощайте, дорогая.
Глава шестнадцатая
ГЕНУВЕЙФА СО СТАРОГО РЫНКА
Заранее предупредив брата о своем намерении провести день в библиотеке, Эмери ушел из дома рано утром. Перед экзаменами общие лекции почти прекратились; большинство студентов погрузились в книги или одолевали магистров вопросами, которые остались не вполне усвоенными.
Ренье сказал:
– Ну, тогда я пойду бродить по городу...
– Не вздумай! – всполошился Эмери. – Что, если кто-нибудь нас увидит?
– Этому кому-нибудь сперва придется проделать долгий путь. И ты всегда можешь сказать, что пришел в библиотеку недавно.
– Мы рискуем, Ренье, – сказал Эмери. – Пока наши друзья-студенты были заняты исключительно собой, все обстояло нормально, но сейчас кое-что изменилось!
– Например?
– Например, Фейнне целые дни проводит с Эгреем, а Элизахар остался без дела и бесится.
– Какое отношение это имеет к нам?
– Самое непосредственное. Взбешенные телохранители, как правило, приобретают нечеловеческую наблюдательность. Все им кажется подозрительным, все наводит их на мысли. И эти мысли зачастую оказываются совершенно правильными... Лично меня бы это остановило. Лично я принял бы единственно возможное решение и остался дома, позволив бедному хроменькому старшему братцу посидеть в библиотеке за книжками.
– Ох! – в сердцах воскликнул Ренье. – Бедный хроменький братец! Хочешь, я принесу тебе книжки домой? Отпусти погулять...
– Ладно. – Эмери засмеялся. – Все равно ведь сбежишь. Скажи, по крайней мере, где ты намерен шляться.
– В районе Старого рынка, разумеется, – сказал Ренье. – Там видели бесподобного гробовщика. Хочу с ним поторговаться...
– Кто видел? – поинтересовался Эмери.
Ренье замялся.
– У меня свои источники информации. Они просили не разглашать.
Эмери положил руку на плечо брата.
– Я твой самый близкий друг, – тихо проговорил он. – Я – это почти ты. Мне-то ты можешь сказать?
Ренье замотал головой и зажмурился.
– Мне очень трудно отказать тебе, Эмери. Почти невозможно. Но... все равно не скажу!
– Какая-нибудь девица, – сказал Эмери и тряхнул Ренье за плечо. – Да? Какая-нибудь горничная? Она вытряхивала ковер на балконе, а ты любовался ею, стоя на противоположном краю тротуара?
– Не совсем, – сказал Ренье и открыл глаза.
– Уронила тебе на голову цветочный горшок?
– Ну...
– Неужели облила помоями?
– Я вызову вас на дуэль за подобные предположения! – возмутился Ренье. – Что вы себе позволяете, господин мой?
– Э... У меня иссякла фантазия, – сдался Эмери.
– Вот и хорошо, – сказал Ренье безжалостно. – Расстанемся по-хорошему. Ты – в библиотеку, я – к своей девице и гробовщику.
С этими словами младший брат взял плащ, кошелек, нацепил боевую шпагу, которую имел право носить при любых обстоятельствах – в силу высокого происхождения, – и выбрался из дома. Старший помедлил еще некоторое время, после чего захромал в противоположной направлении. Нога у Эмери все еще болела.
Ренье любил район Старого рынка. Здесь все выглядело закопченным и таинственным. Дряхлые дома клонились друг к другу круглыми окошками верхних этажей, желая сообщить соседу какую-нибудь маленькую, пикантную сплетню. У некоторых зданий был откровенно удивленный вид: это те, что имели круглые окна не наверху, а посреди фасада. «О!» – не уставал изумляться этот застекленный «рот».
Ренье мог часами разглядывать их физиономии, всякий раз отыскивая что-нибудь новое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56